Очарованный, смотрел он в окно, любуясь дивными горными пейзажами и неожиданно возникшими в его памяти картинами.
Несколько дней спустя жена Грота повела Курта записываться в среднюю школу. Школа находилась в другом конце Хаймдорфа, одного из предместий Ганновера, и они поехали на трамвае.
— В школу будешь ездить на трамвае, — сказала госпожа Грот, когда они по местами перекопанной улице подходили к красивому школьному зданию, ещё хранившему на себе следы бомбёжки. — Только не спрыгивай на ходу, не… — И дальше следовал подробный перечень того, что можно и чего нельзя делать по дороге в школу.
Курт, насупившись, молчал.
Значит, мать тоже ему не верит! Когда по возвращении из Гарца он рассказал ей о пахаре и вызванных им воспоминаниях, она сначала испугалась, а потом залилась каким-то странным, натужным смехом.
— Это я погоняла лошадей? Помнится, я тебе говорила, как сразу после окончания школы мать послала меня в город к своей знакомой учиться шить. С тех пор я жила в городе, домой приезжала редко, а в поле вообще никогда не работала. Ты вечно витаешь в облаках! — Она тряхнула его за плечи, будто и в самом деле хотела растормошить. — Спустись на землю, Курт! — И, сделав серьёзное лицо, начала объяснять, как в этом городке вблизи чешской границы познакомилась с Гротом, как незадолго до войны вышла за него замуж и переехала далеко на север, в Арнсфельд, к польской границе, где жила безвыездно до тех самых пор, пока туда не прикатила война. — Неужели ты забыл, — возбужденно вскрикнула она, — как мы с тётей Бертой, Хильдой и Максом покинули Арнсфельд, только когда нас прогнали русские?
— Нет, нет, не забыл, — повторял Курт, хорошо помнивший те ужасные дни, когда вдали заухали пушки.
Помнил он и то, как они в обществе тёти Берты, Хильды и Макса сидели в подвале, в то время как над ними гремела канонада. Не забыл и ту памятную ночь, когда их выгнали из города. Как сейчас видел он перед собой сожжённые сёла и разрушенные города, где они мытарились долгие месяцы и годы, пока наконец три года назад не нашли отца и не поселились здесь, в Хаймдорфе. Но это не мешало ему помнить и прекрасный горный край с пахарем. Да, возможно, крестьянка с кнутом и не была его матерью, и тем не менее никто, даже мать, не убедит его в том, что всё это лишь плод его воображения.
— Нет, мама! — упрямо отчеканил он, когда они вошли в просторный вестибюль, где уже толпились его ровесники и ровесницы. — Что я видел, то видел!
— Мечтатель ты мой, — засмеялась госпожа Грот, но Курту смех её показался каким-то неестественным. — Никак не забудешь своего пахаря! Все это ты видел на какой-нибудь картине или в кино. Иного и быть не может. А впрочем, оставим это! Пошли в канцелярию! — резко сказала она и, погладив его по голове, подбадривающе улыбнулась. — На вопросы директора отвечай чётко и ясно!
Курт закусил губу. Ну не глупо ли так упрямо стоять на своём? Он взял мать за руку и смущённо подошёл к седоватой директрисе, сидевшей за длинным зелёным столом посреди просторной, светлой канцелярии.
— О, каштановые волосы и карие глаза! — воскликнула она, увидев Курта. — Поистине редкий случай. — И взяла свидетельство, которое ей протягивала госпожа Грот.
Курту стало не по себе. При чём тут его каштановые волосы и карие глаза? Правда, многочисленные приятельницы матери давно уже восхищаются его волосами и цветом глаз, но ведь госпожа директриса не чета им. Она наверняка культурнее и образованнее их.
— Когда ты родился? — спросила директриса и снова обратила на Курта взгляд, полный самого неприкрытого любопытства.
— Третьего мая 1939 года! — ответил Курт, густо покраснев.
Он чувствовал, что директриса учиняет ему допрос для того лишь, чтоб подольше полюбоваться его волосами и карими глазами.
— Где?
Он покраснел ещё больше. На сей раз по другой причине. Он никак не мог запомнить название места своего рождения.
— В Чен… Тен…
— В метрике написано, — вмешалась госпожа Грот, испытывавшая неловкость оттого, что директриса так долго рассматривает и расспрашивает Курта.
— Да, написано, — улыбнулась директриса, — но такой большой мальчик должен и сам знать, где и когда родился. — И, заглянув в метрику, прочла: — Тенчах, — потом медленно повторила, записывая: — Тенчах, в Нижней Штирии. Вот как? Штириец! — изумилась она и вопрошающе взглянула на госпожу Грот. — Стало быть, он…
— Нет! — вскрикнула госпожа Грот, побелев как полотно. — Курт немец, он…
— Понятно, понятно, — торопливо сказала директриса и, бросив на госпожу Грот многозначительный взгляд, уткнулась в метрику.
Больше она ни о чём не спрашивала. Записав Курта в школу, она вернула госпоже Грот метрику и ласково кивнула Курту:
— Хорошенько отдохни, Курт, а осенью приходи!
— Смешная женщина! — проворчала госпожа Грот, когда они сели на трамвай. — Ей пора на пенсию.
Взбудораженный недавним разговором, Курт не слышал её слов. Как! Мать родилась в Шнееберге, в Верхней Силезии, у самой чешской границы, отец — в Приморье, в Шарнице, близ Арнсфельда, у польской границы; после свадьбы они жили в Арнсфельде. О Тенчахе дома никогда не говорили, в школе он тоже не слышал этого названия. Да и вообще оно такое странное, что он даже и не пытался его запомнить. В Нижней Штирии. Где это? И почему мать подчеркнула, что он немец? Разве Нижняя Штирия где-то за Арнсфельдом, в Польше? Или за Шнеебергом, в Чехии? Выходит, он поляк или чех? Где же всё-таки находится это место?
Вопрос так и вертелся на языке, но мать была в дурном настроении, и он не стал её спрашивать. Всю дорогу он смотрел в окно, словно ему было ужасно интересно, как рабочие расчищают руины или достраивают большое здание. Но едва они вернулись домой, он взял с книжной полки географическую карту Германии и разложил её на своём столике у окна.
— Что ты ищешь? — безучастно спросила мать.
— Где находится Тенчах? И Нижняя Штирия? — спросил Курт, не поднимая головы.
— Бери мяч и ступай во двор! Учение ещё надоест тебе!
Госпожа Грот подошла к столу и взяла географическую карту.
— Могу же я найти место, где я родился? — запальчиво крикнул Курт и потянул к себе карту. — Разве ты не слышала, что́ сказала госпожа директриса? Стыдно не знать, где ты родился!
Рука госпожи Грот опустилась.
— Слышала, слышала…
— Тогда покажи мне, где находится Тенчах!
Немного поколебавшись, госпожа Грот показала рукой на нижний край довольно большой географической карты.
— Где-то здесь, если хочешь знать.
— Внизу?
Курт с удивлением смотрел то на карту, то на мать.
— Это ещё что за допрос! — вспылила она и, резко повернувшись, пошла к двери. Но взявшись за ручку, обернулась и уже спокойнее заговорила: — Конечно, тебя удивляет, что ты родился далеко от Арнсфельда. Послушай, как это вышло. — Она подошла к нему, с минуту подумала и опять заговорила: — Там, в Штирии, в Тенчахе, жила моя старая тетка. В то время она заболела и просила меня приехать. Других родственников у неё не было, и я прожила с ней несколько месяцев. Вот почему ты там родился. Теперь ты всё знаешь! — И, словно раскаиваясь в недавней вспышке, она бурно обняла и поцеловала Курта. — Ты знаешь, как не люблю я вспоминать прошлое. Все, что мы пережили в Арнсфельде и во время наших скитаний, похоронено. Здесь, в Хаймдорфе, мы начали новую жизнь, и о прошлом не думаем и не говорим. Бери-ка мяч и беги во двор!
Курт повиновался, но поиграть ему так и не пришлось. К нему тут же привязались двое мальчишек с их двора, и Курт только и делал, что отбивал у них свой собственный мяч. Значит, он родился в далёкой, чужой стране? Почему родители никогда не говорили ему об этом? Он сегодня же попросит у отца атлас. И в самом деле стыдно не знать, где находится твоя родина.
Обед ещё не был готов, Грот завалился в кресло, закурил и взял газету. Курт помог ему поставить машину в гараж и вместе с ним вернулся домой. Сейчас он с любопытством косился на отцовский книжный шкаф.
— Папа, покажи мне, пожалуйста, атлас, — попросил он наконец.
Грот взглянул на него поверх газеты и кисло улыбнулся:
— Атлас? Может, тебе в школе велели на каникулах учить географию?
— Нет, не велели, — ответил Курт. — Мне просто хочется посмотреть, с кем граничит Германия.
Грот полез в карман.
— Вот ключ! Атлас поставь к себе на полку, чтоб всегда был под рукой. И в самом деле пора уж познавать мир. Я как торговец и солдат объехал всю Европу, ты же объедешь весь земной шар.
Курт сжал в руке ключ. Впервые отец доверил ему этот ключик. Он быстро отпер шкаф и жадно осмотрел полки. Не шкаф, а страна чудес! Наверху — ванночки для химикатов, фотоувеличитель, два компаса и другие замечательные предметы, многочисленные коробки и коробочки, а на нижних полках — книги и альбомы, которые отец никогда не давал ему, тогда как альбомы с книжной полки он мог рассматривать, сколько хотел. Его давно уже манили эти альбомы, и вообще его привлекало всё, что находилось в шкафу…
