— Скорее! — крикнула Дина, помахав рукой Андрею, который все еще топал по тропинке.
Она перекинула перевязанные веревкой коньки через плечо и побежала вдоль кромки оврага — поискать подходящее место, где можно спуститься, как вдруг большой пласт земли под ее ногами отломился, словно его срезали ножом, и пополз вниз…
Дина даже не успела вскрикнуть. Зато Андрей успел не только подскочить к сестре одним невероятно большим прыжком, но даже успел ухватить ее за руку. Другой рукой он намертво вцепился в куст шиповника.
Дина висела над пропастью, безуспешно пытаясь зацепиться ногой за мягкую отсыревшую стенку оврага… Но она все-таки помнила: Андрей не сможет ее удержать, ни за что не сможет, сам упадет! И она твердила:
— Отпусти! Отпусти! Отпусти!
Но он не выпустил ее руку. И новый пласт глины отломился от овражьего края! Падая, он, как лопатой, подцепил по дороге Дину, и они вместе Дина, Андрей и куст шиповника, за который Андрей держался, — сползли вниз.
Пласт, ударившись о дно оврага, превратился в мягкую кучу глины. Это их спасло.
Левая ладонь Андрея была разодрана до крови шипами, с пальцев капала кровь, но он все-таки взял и распрудил ручей, протекающий по дну оврага (оказывается, это был не лед, а ручей), потому что его перекрыло обвалом. Пусть течет!
Он и сейчас переливается, поблескивает ледяными искрами, этот ручей. Только склоны оврага теперь крепкие: на них разросся кустарник.
Правда, они с Андреем уже давно там не были. Теперь каждое лето Дину отправляли вместе с Лелькой в Брыковку, к Лелькиной бабушке, и они с братом расставались до самой осени.
* * *
Дождик на улице кончился, словно кто-то разом смахнул с неба все облака, даже самые тяжелые.
Андрей распахнул окно, и солнце, пробившись сквозь листву разбухшего от воды клена, заиграло на его лице яркими зайчиками. Он смотрел на клен и улыбался. Думал, наверное, о том, как Дина будет его под этот клен заманивать. Вот теперь к брату можно было подступиться!
— Придется тащить маме галоши, — громко сказала Дина Кузьке, который уже получил свою долю — рыбий хвост — и теперь, разлегшись на половичке у двери, мурлыкал на всю комнату.
— Я! — сейчас же вызвался Андрей.
Он накинул на себя пиджак, сунул под мышку зонтик и мамины галоши и ушел, сказав на прощание, что рыбу, кроме Кузьки, все равно никто есть не будет, если даже ее только полчаса назад выловили в Волге или в Черном море, и что незачем было из-за нее ходить к нефтяникам. Дина попыталась сунуть ему на дорогу кусок хлеба с сахаром, но он гордо отпихнул ее руку.
Андрей ушел, а к Дине ворвалась Лелька, взъерошенная, вымокшая до ниточки.
Лелькина физиономия пылала гневом, а пила под лестницей так загрохотала, что не могла успокоиться минуты две.
— Я всегда думала, что она дрянь! — закричала Лелька. — Я ей всегда это говорила! В глаза!
— Кто дрянь?
— Верка Щеглова!
— Почему?
— А потому! Притащила осенью фикус в школу, а теперь ходит по классам, шарит по подоконникам. Хочет забрать обратно. Боится, пропадет.
— Конечно, пропадет, — сказала Дина, чтобы подразнить Лельку, потому что они еще вчера вечером поссорились из-за Брыковки.
Дина назвала Брыковку Дрыковкой, сказала, что эта самая Брыковка ей до смерти надоела, а Лелька обиделась. Надо было извиниться перед Лелькой за Брыковку, но Дина не извинилась и довела ссору до конца. Они еще и не так умели ссориться — все равно потом мирились. И теперь помирятся. И Лелька сейчас к ней мириться пришла. Это уж точно!
— В восьмом «А» одни стиляги собрались! — искала Лелька путь к примирению. — А первая — ты! Бездельники! Склочники! Вот погоди, восьмой «А» еще себя покажет! Вон Верка уже показала. И вообще наш восьмой «А» барахло! И вообще никто не заслуживает Брыковки!..
— Ну хватит! Помирились! — весело сказала Дина Лельке и выпроводила ее на крыльцо.
Напоследок Лелька еще раз обозвала Дину стилягой и двинулась к калитке. Возле калитки она чуть не сбила с ног Алексея Николаевича.
— Здраст!.. — буркнула Лелька, зачерпнула полуботинком пол-лужи и ушла, хлопнув калиткой.
Алексей Николаевич подмигнул стоящей на крыльце Дине, старательно вытер ноги о резиновый половичок и сказал, прежде чем войти в дом:
— Между прочим, тогда тоже всю ночь лил дождь. Так что если бы это был просто пожар, то его загасило бы.
Дина усмехнулась: уж кому-кому, а ей с Андреем он мог бы не сочинять про зарево. Потому что приехали они сюда с матерью в тревожные военные годы из далеких партизанских краев и у них была своя, самая крепкая, самая верная память о войне: Иван Чижиков…
Они так и называли его — Иван Чижиков. Потому что никто никогда при жизни не называл его отцом: они с Андреем родились после его смерти. Он был партизаном и погиб в бою.
На столике в их комнате стоял его портрет, нарисованный Андреем.
Рисовать портрет Ивана Чижикова было трудно: ни одной его фотографии не сохранилось. Андрею пришлось рисовать вслепую, со слов матери и с ее помощью. Но портрет после долгих и неудачных попыток все-таки удался. Мать взглянула на него и сказала:
— Похож. Очень.
Больше она не сказала ничего, лишь взяла у Андрея из рук карандаш и подправила на нарисованном лице брови, чуть приподняв их кончики вверх, к вискам. Отец на портрете был очень молодым и очень красивым.
Портрет поставили на столике возле зеркала, и теперь Иван Чижиков поселился в их комнате почти осязаемо: на него можно было смотреть. С ним можно было даже посоветоваться. Он всегда отвечал Дине и Андрею умным, добрым взглядом темно-карих и почему-то удивительно знакомых глаз: «Конечно. Вы решили правильно. Я на вашем месте поступил бы так же».
И они отходили от портрета успокоенные и очень довольные тем, что Иван Чижиков умеет решать все так легко и просто.
* * *
С работы мать пришла без галош, без зонтика и без Андрея. В руках она держала размокшие босоножки. Босая, в легком ситцевом платье, сейчас она еще больше, чем обычно, была похожа на девчонку. В волосах запутались прозрачные капли воды: это мать нарочно шла под мокрыми деревьями, чтобы получить свою долю дождя, который кончился, наверно, еще до того, как она вышла из цеха.
— Он же потащил тебе зонтик и галоши! Так и знала, что не дойдет, застрянет где-нибудь по дороге!
— Куда же это он мог подеваться? — забеспокоилась мать. — Вот наказание! У него привычка ходить и не смотреть по сторонам! И у тебя такая же привычка! Угодите когда-нибудь под машину!
Она отшвырнула босоножки и бросилась его разыскивать, приказав Дине:
— Сиди дома!
Ну да! Дина на ходу натянула на себя плащ, сунула ноги в галоши и бросилась следом за матерью.
После дождя на улице было сыро и грязно. Поток воды принес с Соколиной горы на тротуар и мостовую комья липкой, размокшей глины.
Первым, кто попался Дине на глаза, был Вовка Матвеев. Он шел по улице, прикрывая левый глаз и левую щеку ладонью. Мать на Вовку не обратила внимания, а если бы и обратила, то все равно не узнала бы его, потому что была видна только половина Вовкиной физиономии, да и эта половина была какая-то не Вовкина. Вроде даже зареванная.
— Что с тобой? — спросила его Дина.
В ответ он молча погрозил ей кулаком. Это с какой же стати?..
Конечно, они с Вовкой не очень ладят — это все знают и в классе и во дворе, но за последнюю неделю они, кажется, никаких пакостей друг другу не устраивали. В чем же дело? На всякий случай она тоже погрозила Вовке кулаком. Вовка в ответ, оторвав ладонь от щеки, показал ей оба кулака. Оказалось, что под глазом у него был огромный синяк.
— О-о-о! — удивилась Дина и посмотрела на синяк с уважением. Такие синяки из-за маленьких и пустяковых дел не получают…
Андрея они с матерью увидели тут же. Он вывернулся из-за того же самого угла, из-за которого появился Вовка. Андрей тащил под мышкой зонтик и галоши и точно так же, как Вовка, ладонью прикрывал левый глаз и левую щеку.
Мать подбежала к нему и отодрала его ладонь от щеки. Под глазом у Андрея тоже был синяк ничуть не меньше Вовкиного.
— Сам полез, — хмуро успокоил он их.
Мать сейчас же повернулась и пошла назад, к дому, не оглядываясь. Она боялась рассмеяться.
И Дина чуть не помирала со смеху, глядя на брата. Вид у Андрея был взъерошенный. Зонтик и галоши то и дело выскальзывали из-под его локтя, он ловил их на лету одной рукой, но не отнимал другую от синяка под глазом.
Его даже не пришлось заманивать под клен: он уронил там сначала зонтик, потом галоши и застрял под кленом надолго. Дина успела два раза тряхнуть самую большую ветку.
Конечно, он дрался с Вовкой! И, наверно, прежде чем подраться, советовался с Иваном Чижиковым.
