— Да ты, никак, куришь? — всплеснула рукам» председательница колхоза, собравшаяся ехать во главе обоза.
— До войны не баловался. А теперь закурил — нервы!..
И Мика отвернулся, чтобы скрыть набежавшую слезу. Не то от морозного ветерка, не то из-за нечаянной ласки матери, крепко расцеловавшей его на прощание. Ишь, словно почуяла разлуку!
Обоз резко взял под гору. Старые клячи перешли на рысь. Догоняя их, бык подпрыгнул, взбрыкнул задними ногами и показал такую прыть, что-все провожавшие рассмеялись. Даже Марфа, которая глядела вслед обозу пригорюнившись, улыбнулась. Её широкое тёмное лицо посветлело. Поправив на Сандрике шапку, она подтолкнула его к дому, наказав сыну сидеть в избе до её прихода тихо, и, вздохнув, пошла доить коров.
Теперь каждая капля молока ещё нужнее: колхоз будет снабжать госпиталь, организованный в бывшей лесной школе. Там в классах вместо парт поставили койки, а на место учителей пришли врачи и медсёстры. А вот уже и раненые с фронта.
«Где-то мой теперь, — подумала Марфа. — Может, вот так тоже привезут куда-нибудь чуть живого… И какие-то добрые люди, глядишь, встретят и обогреют, и молочка попить дадут…»
И она заторопилась к своим бурёнкам, не зная, что замыслил её старшой, её Мика, оставшийся после отца за мужчину в доме.
А Мика тем временем привязал своего Коня к задку передних саней и перебрался к Юке. Накрывшись тулупами, захваченными для раненых, ребята принялись шептаться. Под тулупами у них получилось вроде домика. И тепло, и никто их не слышит.
Обоз пошёл шагом. Чтобы сберечь силы на обратный путь, женщины не понукали лошадей. А чтобы не было скучно, затянули старинную длинную песню.
Мальчишки сидели на последней подводе и виде-ли только зимнюю дорогу, медленно уползавшую из-под полозьев.
— А план ты захватил?
— Ну как же без плана…
— Давай ещё разок прикинем, что к чему.
Мика вынул из-за пазухи письмо отца, на обороте которого была наклеена картинка из сельского календаря, изображавшая Волховстрой. Это и был их «план».
И хотя письмо они уже зачитали до дыр, мальчишки ещё раз, чтобы не ошибиться, перечитали его.
Пропустив все «здравствуйте» и «приветы» родным и знакомым, читали главным образом середину, где солдат Григорий Учайкин писал следующее:
«…а служу я теперь в разведке. Занятие как раз по мне. Пробираюсь по лесам и болотам в самые глубокие тылы противника, выслеживаю фрицев, как скрадывал, бывало, волчьи выводки или подстерегал на водопое кабанов. Только вместо дичи притаскиваю фашистских «языков». Это тоже вроде охоты, так что вы за меня не беспокойтесь: не Добыло ещё такого, чтобы зверь перехитрил охотника, не обманет меня и фашистское зверьё.
Иной раз даже пожалею: ах, нет здесь со мной» моего верного Кудлая, который мне, бывало, подстреленную дичь приносил. Случается, никак не вытащишь оплошавшего гитлеровца из болота».
— Теперь-то вытащим, — шепчет другу Мика. — Когда у нас Кудлая не было, я здорово за собаку работал! И выводки отцу выпугивал, и подстрелов из болот доставал… Это он жалеет, что меня с ним нет, а про собаку ввернул из хитрости, чтобы никто не догадался… Разве Кудлай ему скрытый костерок разведёт? Чайку согреет? Ружьё почистит? Да Кудлай по людям и не приучен, он натаскан по дичи…
— А мы по гитлерам быстро насобачимся… — Нетерпеливо ёрзает на соломе Юка, которому ещё не верится, что они уже из дому убежали и теперь осталось только в поезд сесть да очутиться на фронте.
— Отец меня ждёт, это ясно. Не то что твой: раз он написал, что в танке тесно, значит, там тебе делать нечего…
— Тесно от боеприпасов… Он всегда запасливым был, из всех трактористов самый запасливый. Наверно, два боекомплекта берёт.
— Ну, уж это его дело… А в разведке — это не в стальном ящике на колёсах, там всем места хватит. В поле — на воле, в лесу — на весу!
Мальчишки засмеялись.
Потом почитали ещё раз то место, где Учайкин очень хитро, как опытный солдат, соблюдая военную тайну, сумел всё-таки сказать, где он воюет. По всему выходило, что вблизи Волховстроя.
— Мы по очереди будем с ним в разведку ходить, если двоих сразу не возьмёт, чтобы пёред глазами не мельтешили, — сказал Мика.
— Ладно, один будет впереди его действовать, а другой в тылу обеспечивать… Теплом, едой, сухими портянками, как на охоте, — соглашался Юка.:
— Ну — конечно, как в хорошей бригаде — бригадир и два подручных.
И мальчишки примолкают, поглядывая на уползающую из-под полозьев дорогу, отмеченную рыжими катыхами.
Перед ними встают воображаемые картины их военных подвигов.
И вдруг кто-то прыг к ним в сани. Завернулся тулупом и говорит:
— А я знаю, о чём вы тут шептались! А я знаю!
Это была Светлана, самая главная зазнайка из всех курмышских девчонок, по прозвищу «А я знаю».
— Ничего ты не знаешь!
— А хотите, крикну на весь обоз, что я знаю?!
— Попробуй только!
— Попросите — промолчу.
Ох, как захотелось наподдать ей, но ребята сдержались, вспомнив, что разведчику нужней всего терпение и выдержка. Эта противная Светка и раньше задавалась оттого, что она ростом выше всех в классе. Даже на рослого Юку она поглядывала свысока, а про Мику и говорить нечего. Особенно теперь зазналась, когда ей доверили разносить письма. На правах письмоносца она и увязалась вместе с обозом получить почту прямо с поезда. Противная девчонка!
За каждое отцовское письмо Мике приходилось перед ней танцевать. Столкнуть бы её с саней да посмотреть, как она попляшет на своих длинных ногах вслед за обозом!
Взглянув на дорогу, Мика так и подскочил. Обоз догонял Кудлай. Он мчался изо всех сил, высунув красный язык, для охлаждения то и дело хватая снег. Значит, вырвался. Этого ещё недоставало!
КТО С ВОЙНЫ, А КТО НА ВОЙНУ
Эшелон стоял не на станции, а на ветке, уходящей к лесозаготовкам. Не все вагоны были обозначены красными крестами, из некоторых простых теплушек шёл дымок, извещая, что и там люди.
Председательница колхоза подъехала к единственному пассажирскому вагону в конце состава. Навстречу вышел военный в очках и, несмотря на мороз, в фуражке. Он стал командовать погрузкой раненых на подводы. У него на петлицах были изображены какие-то таинственные знаки вроде змей. Санитары и медицинские сёстры называли его «товарищ военврач второго ранга».
Вид у него был такой строгий, что лучше было держаться подальше, не попадаться ему на глаза. Но, как нарочно, он то и дело натыкался на ребят.
— Кто доверил носилки детям? Уронят, а раненый в гипсе! Это ваша собака, ребята? А ну уберите её прочь, чтобы она лежачих не вздумала облизывать!
Ребят не интересовали ни лежачие, которых несли на носилках, ни ходячие, которые шли к подводам на костылях. Это всё были люди, вернувшиеся с войны, а мальчишки сами стремились на войну. И, стараясь не привлекать к себе внимания, шныряли по вагонам, высматривая, в какой бы забраться да получше спрятаться.
У Юки за спиной висел мешок, набитый сухарями и салом, а Мика сжимал в кармане острый нож, сделанный из косы. Им удобно будет резать телефонные провода фашистов, а при случае и снимать часовых…
И вот только будущие герои облюбовали тёмный большой вагон с двойными нарами и кучей старой соломы, только Мика стал проделывать лаз поглубже в дальний угол, очкастый со змеёй на петлицах тут как тут:
— Вам что здесь нужно?
— Соломки на подводы постелить! — нашёлся Юка.
— Ф-фу, она же грязная, гнойная! Вы что, лентяи, не могли из колхоза свежей захватить?
Ну вот, ни за что ни про что попали в лентяи и не попали в облюбованную теплушку. Пришлось напустить на себя простецкий вид и отступить.
И хорошо, что не забрались ни в этот вагон, ни в другие. Когда ребята снова заглянули в приоткрытый вагон, из которого уже выгрузили раненых, их заметил какой-то железнодорожник. Он звонко постучал молоточком по колесу и спросил:
— Вы что тут околачиваетесь? Ехать, что ли, надо? Куда вам?
Ребята неопределенно хмыкнули:
— Нам недалеко…
— А денег на билет нет? Вижу-вижу. Но этот поезд никуда не пойдёт. Его в депо, на дезинфекцию.
И пошёл дальше, весело постукивая. А ребята; поспешили к какому-то эшелону, стоявшему на первом пути у «вокзала. Впереди него пыхтел паровоз.
Подбегая к платформе, они вдруг увидели Светлану с полной сумкой. Эта настырная девчонка приловчилась получать письма и газеты прямо из почтового вагона. Специально для этого помогала почтовикам разбирать их и сама выуживала те, что адресованы в Кур-мыши.
Вот и сейчас она шла довольная собой, пританцовывая на своих длинных ногах, как журавлиха.
Столкнувшись с ребятами, которые спешили на поезд, Светлана равнодушно пропустила Юку с мешком, не закричала: «А я знаю», а Мику вдруг остановила повелительным жестом:
