Перевод с эрзя-мордовского языка Ю.Томина
Что красивее раннего утра? Тих, не шелохнется воздух. В низине между берегами притаилась молочная речка. Туман. Журчит ручей, вытекающий из родника. Постепенно блекнут неяркие звезды. Но солнце еще не взошло. И пока что всё: люди, и птицы, и даже трава, — всё спит чутким утренним сном.
Из загородки, расположенной у реки, доносятся вздохи коров, пережевывающих жвачку. Тут же стоят два шалаша: в большом спят доярки, в маленьком — пастухи.
Алешка поднялся — заря еще не занималась. Спал он на сене под теплым овчинным тулупом. Выскочил из шалаша в одних трусах.
Поеживаясь от холода, быстро умылся из большой кадки и совсем проснулся. Натянул штаны, схватил удочки — и к реке.
По пути Алешка прошел мимо загородки, где лежали коровы. Навстречу ему, сладко позевывая, поднялся Цоп.
— Спишь, ленивец! — Алешка погладил собаку, бросил ей кусок хлеба и по высокой траве направился к реке.
Шел Алешка, как по воде плыл, намок по пояс — трава вся в росе. Ноги коченели, но он знал, что, когда подойдет к реке и забредет по колено в воду, отогреется. Вода утром, как парное молоко, теплая.
Закинул Алешка снасти, опустился на корточки и замер, забыл, что озябли ноги, сидит не шевельнется. Зачиликали в тальнике птицы, задергали дергуны в траве. Но Алешке это без надобности. Ничего не слышит: ждет клева. Пришел он сюда не для пустого баловства — рыба нужна дояркам к завтраку.
Прибрежная трава скрывает Алешку. Кусты тальника окутаны туманом, ветвей не видно. Чуть шелохнется ветерок — начинают ползти и колыхаться молочные холмы, окутавшие тальниковую поросль.
Сидит Алешка на корточках. Один во всем мире.
Вдруг чья-то рука схватила его за плечо, придавила книзу. Алешка даже на землю осел. От испуга пробежал озноб по телу.
— Не боишься один в такую рань?
Чувствует Алешка — отпустила рука. Быстро вскочил на ноги, обернулся. Перед ним стоял невысокий, плечистый человек в суконном костюме. На спине рюкзак, у ног чемодан, а на поясе кинжал. Кожаные сапоги человека были мокры — видно, долго шагал по росе. Вгляделся Алешка получше в незнакомца и улыбнулся. Узнал. Это Петр Дмитриевич, на селе просто Митрич, ветеринарный фельдшер, сосед.
— Митрич, ты? А я было напугался. Здравствуй. — И протянул руку.
— Да ты и в самом деле меня за бандита принял?
Митрич скинул рюкзак, снял с себя плащ и постелил его на берегу, поближе к воде. Сели. Алешка так обрадовался старому знакомому, что даже об удочках позабыл.
— Давай рассказывай, как здесь живете.
— А чего рассказывать, дядя Петя... Семь классов кончил, теперь пасу стадо в колхозе. А живу один, сам знаешь...
— И пасешь один?
— Нет, я в подпасках, главный — Иван Степаныч. А ты, дядя Петя, уже курсы кончил? Насовсем приехал?
— Скотина в порядке? — перебил Митрич.
— Всех коров вывели на луг. Бык больно хорош. Семь тысяч-то не зря отдали. Да, дядя Петя? Ты ведь Байкала целый год не видел. Идем к стаду, покажу. Знаешь, как он вырос!
— Почему это Байкал в общем стаде?
— А где же ему быть? — удивился Алешка.
— На ферме, — сказал Митрич. — Такую ценную скотину разве можно с общим стадом гонять? Кто эту глупость выдумал?
Алешка старался понять Митрича, но так и не понял. Почему это быка нельзя держать в общем стаде? Но Алешке было приятно, что с ним разговаривают как со взрослым, и он постеснялся задать вопрос. Тем более, что слову Митрича он верил крепко.
— Федька выдумал. Теперь он у нас за ветеринара, он и распорядился.
— Кто-кто? — удивился Митрич.
— Да Федька!.. Или уж забыл? По соседству живет.
— И как дело идет у этого Федьки?
— Как идет?.. Я знаю, что ли, как... Он больше к дохлой скотине приглядывается. Как подохнет свинья или овца — сразу тут как тут. Поглядит, посмотрит и скажет: «Кровь в голову бросилась». А потом заберет и отвезет куда-то.
— А много скотины пало?
— Много не много, да есть... В марте больно хорошая свинья сдохла...
— Смотри, смотри! — крикнул неожиданно Митрич и дернул удочку. Красноперый голавль брякнулся на берег.
Алешка схватился за вторую удочку. И у него удача: налим!
Рыба точно проснулась. Клев начался бесперебойный.
— Нет ли еще снасти? — спросил Митрич.
— Есть, — шепотом отозвался Алешка, — только удилища нет.
— Пойду срежу.
Митрич вытащил из ножен кинжал, да такой, что Алешка только рот разинул, глядя на блестящую сталь.
— Ох ты!.. Дядя Петя, где достал?
— Охотничий. Для него специальное разрешение нужно.
— Дядя Петь, дай лучше я схожу за удилищем!
Забыл Алешка и про рыбу и про скотину. В руках у него настоящий охотничий нож. Попробовал на ноготь — бритва. Хлестнул по тальнику — повалился тальник, как трава под косой. «Вот бы мне его», — подумал Алешка.
А на реке словно рыбье стадо нагрянуло. Пока Алешка ходил за удилищем, Митрич натаскал рыбы. Не то что на уху — на три хватит. Но Алешка такому улову не удивился. Не впервой ему ухой доярок кормить. Каждое утро по стольку налавливал.
— Что больно рыба жадна? — спросил Митрич. — Сама на крючок лезет.
— Она у меня приучена, дядя Петя. Я ее подкармливаю, с самой весны корм бросаю. А в селе никто не знает — не ходят сюда. Только мне пора, там уже дойку кончают. Хватит рыбы, дядя Петя.
Собрали удочки. Алешка нанизал рыбу на кукан. И пошли. Солнце вот-вот покажется: восток загорелся — смотреть больно. Туман совсем пропал, только кое-где в низине лежал как вата.
Отогревшийся Алешка с удовольствием ступал босиком по росистой траве, не чувствуя холода.
Еще издалека донесся запах парного молока.
Байкал вышел из загородки и, наклонив голову, словно прислушивался, как струи молока звенели, падая в ведра.
— Байкал! — позвал Алешка.
Бык поднял голову и, увидев Алешку, качнулся к нему навстречу.
— Дядя Петя, встань в сторонку, как бы не рассердился на тебя. Новых людей страсть не любит.
Митрич послушался, отошел немного в сторону.
Бык подбежал к Алешке рысью, влажным широким носом ткнулся ему в грудь.
Перед мальчиком стоял дымчатый, кудряволобый, толстоногий великан. Он был короток, но грузен. Широким лбом бык подталкивал Алешку, обнюхивал его руки — видно, что-то искал. Потом отступил, замычал и передними ногами стал рыть землю.
Бык явно сердился: хлестал по бокам хвостом, угрожающе мотал здоровенной башкой. Митрич поставил чемодан на землю, скинул с плеч рюкзак.
«Надо спасать Алешку. Сомнет... — с опаской подумал он. — А как прогнать? Ведь и в руках-то нет ничего...»
Алешка, видя эти приготовления, засмеялся:
— Не бойся, дядя Петя, ничего не будет. Это он гостинца просит.
Алешка смело подошел к сердитому Байкалу и нарочно спокойно обнял его за шею. Потом вытащил из кармана ломоть подсоленного хлеба. Байкал съел гостинец, облизал розовым языком губы и высоко вздернул голову.
— Чего ж ты стоишь, бычина? — звонко спросил Алешка.— Съел и, думаешь, всё? А где благодарность? Ну-ка, прими! Прими меня!
Байкал вытянул шею и громко замычал. Затем покорно опустил свою башку до земли. Алешка не торопясь уселся между рогами на кудрявый лоб быка. Бык поднял голову и медленным шагом понес своего хозяина к шалашам. Там он снова опустил голову, дал Алешке слезть и направился к коровам. Митрич остолбенел от удивления.
— Он у меня, дядя Петя, балованный. Если я ему гостинца не дам, ничего есть не будет и на луга не пойдет. А меня он никогда не обидит, только кричать на него нельзя. Не любит,— сказал Алешка, принимаясь чистить рыбу. — А ты, дядя Петя, давай костер разводи, уху сварим. Сейчас доярки придут.
— Ай да Алешка! — засмеялся Митрич. — Я ведь и то напугался — думал, сомнет он тебя. А он у тебя вроде ручной.
Давно уже, целый год не сидел у костра Митрич. И сейчас с наслаждением вдыхал он почти забытые, горькие запахи костра. Этого не было в городе. И Митрич с какой-то детской радостью ворошил обгорающие ветки и смотрел, как покрываются языками копоти стенки ведра.
— Ты, дядя Петя, совсем домой или на побывку? — спросил Алешка.
— Какая там побывка! Отучился. Насовсем пришел. Как дома-то у меня?
— Дома? Дома хорошо... Андрейка в восьмой перешел...— насупившись, сказал Алешка.
Вопрос Митрича задел самое больное место. Да что говорить, Алешка давно завидовал своему другу Андрейке. У того есть мать... И отец — вот он, Митрич. А у Алешки... Никого нет у Алешки. Разве что Андрейка. Да Байкал еще...
Невеселые Алешкины думы прервал раздраженный голос:
— Ты опять на быка садился? Сказано было, чтоб ты этого не делал, так слушай. А ну беги фляги таскать! И удочки свои забудь, ты здесь не рыбаком поставлен. Встаешь чуть свет, а потом проморгаться не можешь. Ты за коровами смотреть поставлен, так и смотри, как положено!..
