class="image">
Каждый день прибегал мальчишка к малиновому кусту — всё ждал, когда птенцы вылупятся. Только не вылупились они — высиживать-то птенцов некому. Бросила их мать — глупый мальчишка спугнул её.
Замолчала бабушка, вздохнула и на меня внимательно посмотрела.
— Это про меня сказка? — спросил я совсем тихо.
— Про тебя, так про тебя. Хорошо хоть догадался. А может, и про твоего приятеля Мишку.
— И он так сделал, бабушка, да?
— Кто сделал, так пусть не делает больше. Последнее это дело — птичьи гнёзда разорять.
Я задумался. Оказывается, и про меня можно сказку рассказать. Но почему-то меня это не обрадовало.
С соседским мальчишкой Микуськой мы из лесу орехов принесли. Да не простых, а белкиных. Залезли в дупло старой липы и натаскали оттуда.
Дед увидел, заворчал:
— Ай, яй-яй! У зверей воруешь, сам собирать ленишься. Белка старалась, запасы себе готовила, а ты её голодной хочешь оставить на зиму. Ну-ка, отправляйся обратно, возвращай награбленное.
— А Микуська небось уже всё съел, — пробовал возразить я, но увидел, что дед рассердился не на шутку.
Пошли мы в лес. Хорошо хоть дупло не очень высоко было. Вскарабкался я на дерево и осторожно высыпал орехи. Чего только не было в дупле! Мы с Микуськой торопились и не заметили. Сушёные ягоды, грибы, жёлуди. Настоящее хозяйство!
— Белка — зверёк запасливый! — сказал дед. — В другой раз, глядишь, и потеряет свою кладовую, зато чужую найдёт, значит, и сыта будет. Кладовые у них — как общественные столовые: налетай, кто голоден. Посмотри-ка сюда!
Я поднял голову и вижу — на высохшую тонкую веточку грибы нанизаны для сушки, да так аккуратно.
— Ну что за искусница! — дед покрутил головой. — Так-то, пожалуй, только наша бабка сумеет, а? Постой-ка, а вот и сама хозяйка легка на помине.
С ветки на ветку прыгнула белка. Присела на сучок и осмотрелась. Мы замерли. А она поглядела на нас своими чёрненькими бусинками — и прыг в дупло. Только я удивился: какая мордочка у неё странная, на беличью не похожа — толстенькая, кругленькая, как у кошки. Что это за белка такая?
Не успел я у деда спросить, а белка из дупла выглядывает, и мордочка у неё уже не кошачья, а остренькая, беличья. Тут уж я не выдержал, рассмеялся — догадался почему так. Ведь это она в свою кладовую орехи да жёлуди за щеками таскает.
Нет, не буду я больше разорять беличье хозяйство и Микуське не позволю.
Хорошо в лесу! Шумят столетние дубы и липы, весёлым хороводом разбежались во все стороны белые берёзки вперемешку с осинками, а под деревьями-великанами притаились орешники, буйно разрослись кусты малины.
В этом году малины много уродилось. Мы с Микуськой каждый день набирали полные лукошки-черясы. Как-то бродили, бродили мы по лесу и вышли к незнакомому малиннику.
Ну уж тут только знай собирай — не ленись! Малина сама к нам просилась в черясы — спелая, сладкая, сочная! Скоро уж и глаза на неё не смотрели, до того объелись. Я пить захотел. Поставил свой черяс под деревом и побежал родничок искать — у нас их много в лесу, холодных, прозрачных.
Родничок совсем рядом оказался. Напился я, умылся, сразу усталость прошла.
— Эй, — кричу, — Миська, иди-ка сюда!
А в ответ мне истошный вопль:
— Медведь, медведь!
Припустился я в малинник.
Смотрю — ни Микуськи, ни медведя. Вот тебе на! Я похолодел. Неужели зверь друга уволок в берлогу? Бабушка мне рассказывала такие истории. И слушать-то было страшно, а тут наяву!
Огляделся я, смотрю, черясы под деревом стоят, а дерево это не простое — две липы из одного корня выросли. Поднял голову и вижу: на одну липу Микуська карабкается, а на другую медведь. Да быстро так, только пятки сверкают у обоих!
Медведь первым добрался до верхушки, только ветка, видать, не выдержала и надломилась. Рухнул косолапый прямо на Микуську. Я и ахнуть не успел, как они оба с шумом и треском покатились кубарем к моим ногам. Медведь с рычаньем бросился наутёк, а Микуська с визгом понёсся в другую сторону.
— Постой, постой! — закричал я.
Не сразу Микуська остановился. Подошёл ко мне, а у самого глаза круглые, перепуганные, рот разинул и стоит столбом. Едва в себя пришёл.
А дня через три мы оба без смеха эту историю вспомнить не могли. Правда, в малинник тот больше не ходили. Ну его — там, оказывается, свой хозяин есть. Он тоже малину любит.
