и без учебы проживем, — беспечно сказал я.
— Жаль. Очень жаль! — и ушла опечаленная.
Дернул меня черт сказать так! После этого мне вовсе было незачем идти в школу. И вот я, забросив противогазную сумку с учебниками на шкаф, каждый день пробирался к заветному дедушкиному сундуку.
Сундук этот снаружи был вовсе невзрачный. Даже не покрашен, жестью не обит, но к нему всегда тянуло меня. Он был до самой крышки наполнен книгами, которые с очень давних времен собирал дедушка.
В нашей деревне Коробово, когда мы жили там, знала об этом сундуке вся округа. Любители чтения приходили из дальних сел, чтоб выпросить у дедушки Фаддея Авдеича книжечку.
А мой Фаддей Авдеич был такой: если предстоял выбор, купить хлеба или книгу, не задумываясь, покупал книгу. В общем, его сундук был такой привлекательный, что я часами не мог оторваться от него: глаза разбегались при виде разноцветных обложек. Сунув за пазуху том Гоголя с жутким рассказом «Вий», я забирался на спасительную крышу.
Здесь я ничего не слышал, пока не начинал мучить голод.
Когда хотелось есть, опять вспоминал я о школе. На большой перемене дежурный и староста класса приносят булочки или раскладывают по чашкам кашу. Булочки маленькие, всего на два хороших откуса, но ведь булочки. Они из настоящей муки. Теперь мою долю ест кто-то другой.
На уроке литературы, наверное, кто-нибудь все-таки хоть раз спросил: «А где у нас Пашка Коробов?» — «Он на завод устроился», — наверное, ответила Анфиса Романовна, и после этого все забыли обо мне. А мне было неприятно, что так просто обо мне забыли. Ведь с этими ребятами я учился с первого класса.
Так вот складывалась моя жизнь, но я верил, что к осени все у меня станет хорошо. Мой лучший друг Андрюха обещал меня устроить к себе на завод. Устроит, и все мои грехи забудутся.
О танковом заводе Андрюха рассказывал часто. Этот завод появился у нас с полгода назад. Андрюхин цех — так тот возник на пустыре. Пришел в первый день Андрюха — один репей на месте цеха, на второй день — уже бетонные столбы стоят, а на третий — потолок есть и уже работяги втаскивают станки. Одной стены еще долго не было, снегом цех засыпало, а токари уже вовсю работали, хоть руки прихватывало к деталям.
Как наш Андрюха работал, я сам видел, когда пионервожатая водила нас на погрузку металлолома. Андрюха заметил меня и притащил в цех. Вокруг лязг и грохот, невозможно понять, где люди могут стоять в безопасности. Вверху звенел кран, справа сыпались искры электросварки, вокруг гудели станки.
— Вот мой «дипик», — сказал Андрюха и легко включил станок. Сверло мягко вошло в железо, будто нож в хлеб.
Андрюха быстро крутил колесико за ручку, подводил к зажатой детали резец. Ух, оказывается, какой он был умелец! И не подумаешь! Я до этого считал, что он так себе, работяга и работяга. А он вон какой прекрасный токарь, и станок у него что надо. Эх, научил бы он меня так работать! Вон ржавую заготовку поставил, а когда снимает, она зеркалом блестит.
— Шестьсот сорок оборотов дает, — с похвалой сказал Андрюха о станке.
— Шестьсот сорок в секунду?! — удивился я.
— И резьбу может нарезать, — добавил Андрюха. — Лучший современный станок.
Это меня доконало. На лучшем станке Андрюха работает!
— Сила, а не станок. Всё, я тоже буду токарем. Научи, а!
— Наработаешься еще, — успокоил меня Андрюха.
Потом он хотел сводить меня на сборку, где виднелись босые, без гусениц, танки, но подскочил к нам огромный небритый старик в подвязанных нитками очках, мастер Горшков.
— Почему посторонний? Очистите цех, — гулким, простуженным голосом пробасил он и ткнул пальцем к выходу.
— Иван Андреевич, у нас этот парень хочет работать, — вступился Андрюха.
— Ничего не знаю, — отрезал мастер Горшков, и я ушел.
Злой, видать, он был. Жалко ему стало, что я посмотрел, как башню на танк надевают. Танков я много перевидал. Они почти каждый день проносились мимо нашего дома. Еще малоопытные были танкисты, посшибали у нас электрические столбы, и мы сидели с самодельными коптилками. А тут мастеру жалко, чтоб я еще на неготовый танк посмотрел.
Андрюха забирался на крышу подремать до вечерней смены прямо в черных, замасленных до хромового блеска штанах и телогрейке. От них пахло машинным маслом, железом. Вот в такой же одежде буду ходить осенью и я. И математик тогда уже не сможет мне навредить. Я ведь тогда стану токарем.
Андрюхе было уже лет семнадцать, а может, и больше, но он дружил со мной. Во-первых, мы родом из одной деревни Коробово и еще с детства играли друг с другом, а во-вторых, он был коротышка, и его тянуло к ребятам.
Из-за своего малого роста Андрюха тайком мучился. Коротышка такой, да еще нос уточкой, лицо круглое. Один раз он уговорил меня сходить вместе с ним к врачу-глазнику. Кто-то ему сказал, что в очках он сразу повзрослеет. Через полуоткрытую дверь я слышал, как врачиха говорила Андрюхе:
— Смотри сюда, мальчик. Какая это буква?
Андрюха сердился, что его и тут назвали мальчиком, и все время путался:
— Это «б»… нет, вроде «з».
— Ну уж «б» никак с «з» нельзя спутать! — с подозрением говорила врачиха.
— Наверное, очки мне надо, — подсказал Андрюха.
Но очков ему не выписали. Зрение признали хорошим.
— А можно простые стекла носить? — просунувшись снова в дверь кабинета, спросил Андрюха.
— Странный ты, мальчик. Зачем они тебе? — ответила та строго.
Андрюха был упрямый. Он купил себе очки на барахолке, но они не принесли ему облегчения. В очках он был похож на японца, и все, будто сговорившись, стали называть его то «самураем», то «фудзиямой». Пришлось очки надевать только на работе, чтоб стружка не угодила в глаза.
Однажды мы за него сильно испугались: два дня и две ночи не было его дома. Мы с дедушкой уже думали, что случилось несчастье, и хотели идти на завод, но он явился сам. Пришел усталый, бледный и, даже не поев, свалился на кровать и заснул.
А часа через три он поднялся и позвал меня с собой. Около завода на железнодорожных путях стоял состав с новенькими танками, а перед ним видимо-невидимо людей с флагами и лозунгами. Оказывается, провожали на фронт танковую колонну, которая была построена на деньги наших горожан, и Андрюха делал эти танки.
Играл духовой оркестр, люди говорили речи с трибуны, оборудованной прямо на платформе. А мой Андрюха стоял у знамени в единственной
