— Привет, зайка. Рад тебя слышать. Что-нибудь случилось?
Кармен и Ал обычно созванивались по воскресеньям.
Кармен не без злорадства объявила маме о том, что не поедет в Виллиамс, но разговор с папой все время откладывала.
— Я… э-э-э… Как Лидия?
— Отлично.
— А как Криста?
— Тоже хорошо. — Алу обычно неловко было говорить о падчерице. Они жили вместе, в то время собственная дочь общалась с ним только по телефону — раз в неделю.
— Передавай ей от меня привет, хорошо?
— Конечно. Она обрадуется. А теперь ты расскажи, как у тебя дела? Как работа?
— Все нормально. Слушай, я звоню, потому что… — Кармен замолчала. — Я много думала о поступлении в университет. В общем, я пока не готова уехать из дома, — выпалила она.
— Что ты имеешь в виду, зайка?
— Ну, из-за мамы, Дэвида, малыша…
— Понятно.
— Так что, наверное, мне будет лучше остаться дома или пойти в университет Мэриленда. Я подала туда документы. Знаешь, на всякий случай. Все так внезапно изменилось.
— Ладно. Если я правильно понял, ты хочешь остаться дома в этом году?
— Думаю, да. — Она с шумом выдохнула.
— Значит, никакого Виллиамса?
— Наверное, нет.
— Наверное?
— Скорее всего, нет.
— Скорее всего, нет. Понятно.
— Мне, наверное, надо позвонить в Виллиамс и сказать об этом? Чтобы не занимать место.
— Думаю, да, — спокойно сказал папа.
— Тогда я позвоню.
Кармен слышала, как папа переложил трубку к другому уху.
— Зайка, давай я сам все сделаю? Просто я внес большой залог, и надо узнать, можно ли его вернуть.
— О нет. Неужели ты думаешь?.. — Кармен стало плохо при мысли, что папа потеряет не только доверие к ней, но и тысячи долларов.
— Я думаю, все будет в порядке, — успокоил он. — Просто мне надо самому этим заняться. — Он был абсолютно спокоен. Может, мама ему уже все рассказала? Родители, даже разведенные, всегда обсуждают дела своих детей.
— Спасибо, папа. — У нее задрожал голос. — Я тебя огорчила?
Он вздохнул:
— Если ты хочешь в Виллиамс, я тоже хочу, чтобы ты поехала в Виллиамс, если в Мэриленд, то пусть будет Мэриленд. Главное, чтобы ты была счастлива.
Ну почему у Кармен такие хорошие родители? И почему у таких хороших родителей такая отвратительная дочь? Папа добил ее окончательно.
— Я люблю тебя, Кармен, и верю, что ты приняла правильное решение.
И Кармен поняла: доверие — это огромная ответственность.
* * *
Все прошло на удивление гладко: не мешали чокнутые пчелы, никто не падал за борт — так что Бриджит и Эрик вполне могли сойти за мастеров своего дела.
Правда, ребята били друг друга веслами и сбрасывали в воду — но какое же без этого веселье.
Они плыли по спокойной, теплой реке, и Бриджит вспоминала их последний разговор с Эриком. И зачем она пристала к нему с воспоминаниями? Их отношения снова изменились — и все по ее вине.
Би постоянно чувствовала неловкость. Даже когда стало совсем жарко и все разделись, она не решалась снять футболку, не решалась взглянуть на полуобнаженного Эрика, хотя они купались вместе тысячу раз. Заплетая волосы, она искоса посмотрела на него, но он быстро отвернулся.
Сразу после ужина начался дождь, и возникла новая проблема. Было три палатки: две больших для ребят и одна маленькая, просто-таки крохотная, — для тренеров. Бриджит думала, что переночует в спальном мешке под открытым небом, Эрик, по-видимому, — тоже, но ветер и дождь все усиливались. Итак, им не оставалось ничего другого, кроме как спать в одной палатке.
Обычно Бриджит не пугали подобные ситуации, но сейчас… Она не знала, где переодеться, не хотела, чтобы Эрик видел, как она чистит зубы, причесывается, тем более как залезает в пижаме под одеяло. Бриджит вспомнила, как вела себя два года назад. Неужели она была такая разукомплексованная?
К счастью, Эрик оставил ее в палатке одну и лишь спустя какое-то время вежливо спросил, можно ли зайти. Слишком вежливо.
Бриджит отвернулась, не желая его смущать. Так хотелось посмеяться над ситуацией и рассеять напряжение. Она мечтала, чтобы они посмеялись над этим и напряжение рассеялось.
И вот они лежат бок о бок в крохотной оранжевой палатке, и Бриджит чувствует запах его шампуня и мокрой кожи. Воздух, казалось, был наполнен волшебством.
Она отбросила все непристойные мысли, уговорив себя, что не хочет пугать Эрика, не хочет нарушать его покой.
Они молча лежали на спине и смотрели в низкий потолок палатки.
— Расскажи мне о Кайе, — попросила Бриджит. — Какая она?
Эрик медлил с ответом.
— Спорю, она очень красивая.
Он выдохнул:
— Да. Красивая.
— Блондинка или брюнетка?
— Брюнетка. Она наполовину мексиканка, как и я.
— Классно, — задумчиво отозвалась Бриджит, страстно желая быть наполовину мексиканкой. — Она тоже учится в Колумбийском университете?
— Только что его закончила.
Бриджит ощутила себя маленькой и глупой: ведь она еще даже не поступила в университет. Ее сердце бешено колотилось под светлой немексиканской кожей. На что она может надеяться, если у Эрика умная взрослая девушка? Только зачем она сейчас здесь, в этой маленькой оранжевой палатке?
Эрик повернулся на бок и подложил руку под голову. Ему явно стало легче после разговора о Кайе.
— Эй, расскажи мне теперь о твоих друзьях.
Бриджит не удержалась и вскоре увлеченно рассказывала, не боясь показаться маленькой и глупой.
Эта задача была самой трудной. Лене предстояло нарисовать Валию. Она так долго избегала бабушку, что теперь боялась даже смотреть на нее. В душе Лена надеялась, что Валия откажется позировать, но она сразу же согласилась.
— Если хочешь, сиди за компьютером, я могу тебя и так нарисовать, — предложила Лена.
Валия пожала плечами:
— Мне не надо за компьютер.
— Тогда смотри телевизор.
— Нет, давай прямо здесь. — Валия сидела на диване в гостиной. Собравшись с духом, Лена принялась за работу. Задача действительно была не из легких. Бабушка сильно постарела за этот год. У нее прибавилось морщин, а темные глаза под набрякшими веками казались потухшими.
Бапи любил Валию, для него она оставалась молодой и красивой. Теперь ТАКОЙ ее не видел никто, и от этого Валия изменилась, сникла.
«Надо постараться увидеть ту Валию, которую любил Бапи», — думала Лена, внимательно изучая бабушку, которая смотрела ей прямо в глаза.
Итак, Лена снова превратилась в археолога и обнаружила, что у Эффи — бабушкины брови, а у папы — рот и подбородок. Лена рисовала и теперь понимала, что может увидеть и красоту Валии.
Морщины на лице старой женщины потихоньку разглаживались, а взгляд прояснился. Лена вдруг поняла, что Валии нравится позировать и что на нее уже очень давно никто не смотрел. Все сочувствовали бабушке и именно поэтому избегали ее. Избегали ее гнева, одиночества, страдания, жалоб, раздражения.
Неудивительно, что Валия была обижена на весь мир. Сын привез ее сюда чуть ли не силой и теперь жалел об этом, но и Валия жалела, что она оказалась в Америке. Господи, какая чушь!
Лена рисовала и рисовала, а Валия сидела уже час с лишним, не шелохнувшись и не произнося ни слова. Она была превосходной моделью, гораздо лучшей, чем те, в школе, которым платили пятнадцать долларов в час.
Лене захотелось плакать. До чего же бабушка одинока! Как ей нужно внимание! И какие они дураки, что не замечали этого!
Закончив, Лена подошла и поцеловала Валию в макушку. Бабушка, казалось, была растрогана — она давно забыла о любых проявлениях нежности.
Лена со смущением показала Валии готовый портрет. «Я увидела тебя, — думала она. — Я наконец-то тебя увидела».
Валия долго разглядывала творение внучки, но так ничего и не сказала.
На следующее утро, за завтраком, она принялась за свои обычные штучки.
— Кто варил кофе? — спросила она, скривившись и сделав вид, что сейчас выплюнет все на стол.
— Я, — с вызовом ответила Лена. — А тебе что, не нравится?
— Это самый отвратительный кофе на свете, — проворчала Валия.
— Тогда не пей, — улыбнулась Лена.
Все уставились на нее в изумлении, а она была вполне довольна собой.
— Привет, Кармен. Надеюсь, это та Кармен. Если это та Кармен, то я Вин.
Если нет… Это все равно Вин, и прости, что беспокою. А если это все-таки та Кармен, то я, наверное, все равно тебя беспокою. Я нашел твой номер… Ладно, не важно. Ты, наверно, думаешь, что я псих, но это не так, честное слово. Я никогда не делал таких глупостей. Просто… в общем, я много о тебе думал и… — Б-и-и-и-п.
Ночью Бриджит проснулась от какого-то прикосновения.
Она открыла глаза: Эрик разметался во сне, и его голова была в нескольких миллиметрах от ее плеча, а его волосы щекотали ей руку. Она затаила дыхание. Они с Эриком лежали на одном боку, их спальные мешки соприкасались.
