— Да хватит там! — кричали мы. — Что нашел! Покажи!
Владик все-таки отстоял сверток и, заслоняясь от Лопуха, развернул. Это оказались наручные часы. Лопух завыл от обиды и, нечеловечески изогнувшись, вырвал часы из рук Рожко.
— Командирские! — заявил он. — У прадеда моего такие были!
Лопух принялся крутить колесики на корпусе и прикладывать часы к уху. Владик пожал плечами и стал изучать то, что осталось в руках.
— Посветите! — попросил он, и запасливый Никитос достал из кармана мини-фонарик.
Света хватило, чтобы Рожко разобрал:
— «Прапорщик… Булдаченко… козел и…» Ой… Тут матом… Ага… Нет, дальше тоже… А! Вот! «Дембель неизбежен… 15 мая 1986 года».
— Вот тебе и война! — разочаровано протянул Витька.
Возвращались мы шумно. Хоть бункер оказался не с войны, да еще и хлипкий, хоть найденные часы упорно не хотели заводиться, все равно мы чувствовали, что время провели с пользой.
Девочки
Пацаны заявились вместе с комарами. Солнце опустилось, и комары набросились на нас сотнями. Пацаны, к сожалению, нет.
До нас им вообще не было никакого дела. Они носились с найденными часами, потом обсуждали войнушку, потом жрали чипсы, которые приперли с собой килограммами…
Только Никита с ними не жрал. Они с Леркой костер разводили. Полина сначала дулась, а потом бочком-бочком к ним перешла.
А потом и мы подтянулись. Облились репеллентами с ног до головы, закутались, как в скафандры, и старались сесть туда, где побольше дыма. Никитос объяснил, что в дыму комары плохо видят, куда лететь, и поэтому не кусаются.
Дальше было даже весело, опять сварили кашу, рассказывали страшные истории.
Мы все ждали, что классная с физруком пойду спать, а тут мы, наконец, разгуляемся. Володя гитару принес. Пел он хорошо, но слова знали только Лерка, Никитос и Рожко.
Поющим было интересно, а мы быстро заскучали. А тут еще и пацаны заявили, что спать пойдут. Устали, мол.
— Сходили в поход! — съязвила Таня. — Все в укусах и никакого удовольствия!
Но тут прибежала Катька и сказала, что пацаны просто глаза физруку отводят. Что сейчас все типа уснут, а потом они вылезут и будут бузить. Катьке Сашка проговорился. Правда, он ей сказал, что ее позвать не может, потому что бузить будет чисто мужская компания.
Тогда мы решили, что тоже будем всем отводить глаза. Забились в палатку. Сначала пытались играть в карты при свете фонарика, но нас так замучили комары, что фонарик мы погасили.
Мальчики
Весь вечер мы были взбудораженные — не только от наседающих комаров, но и от предвкушения. Все думали, как оторвемся сегодня ночью. Даже печеная в костре картошка никому в рот не лезла. Лопух, который обычно поесть не дурак — и тот всего три картофелины съел. Ну, у Лопуха дело было, он часы пытался привести в чувство: тряс, крутил всякие колесики. Достал всех даже физрука, который по-наглому отнял трофей и унес куда-то. Мы сначала сидели, думали, как часы ночью выкрасть, но оказалось, зря думали. Сначала Киреев на разведку сгонял и сообщил, что физрук часы разобрал, на платочке разложил, перебирает. На каждую детальку дует, осматривает внимательно — и снова в часы ставит. У него и инструмент откуда-то с собой.
А потом и сам Пал Андреич заявился, вручил тикающие часы Лопуху и спрашивает:
— А прапорщик Булдаченко тебе кто?
Лопух на радостях возьми да сболтни:
— Да никто! Козел и… дурак, короче.
Тут у физрука такое лицо сделалось, что с перепугу Лопух все ему выложил: и про блиндаж, и про записку. Пал Андреич немного потеплел, но сказал:
— А вы хоть читали, что с обратной стороны на часах написано?
И ушел, не дождавшись ответа.
Мы почитали: «Прапорщику Булдаченко от командира полка за личное мужество. Кандагар, 1981 год». Мы удивленно переглянулись:
— А Кандагар — это где?
— Это в Афгане, — вдруг ответил Радомский. — У меня отец там воевал… Жуткое место.
Лопух с опаской повертел в руках часы и сунул поглубже в карман.
От костра доносилось заунывное пение и бренчание гитары. Играл Владик хорошо, но пел так себе, противненько.
— Надо типа лечь пораньше, — распорядился Радомский. — А когда учителя отрубятся, пойдем в лес!
Милка Кислицына
Эти малолетки меня достали!
Своими песенками, сказочками и уси-пусями. Я ушла в лес. Замерзла. Позвонила Витьке, он, хоть и дурак, но иногда помогает.
Витька пришел, принес пива. И мы с ним вдвоем выдули банку. Гадость, конечно, зато мысли из головы выветрились. Я Витьку за второй банкой отправила, он поупирался, но принес.
Сам пить не стал… Слабак…
Потом мне весело стало, Витька как заладит:
— Тише! Тише!
— А чего это тише?
— Застукают!
— И псть стукают! Или ты мня ссстессняешься? А? А я ничего не стесняюсь! Хочешь я тебя поцелую?
Витька так шуганулся, что я озверела.
— Пшел вон! Трус! Дурак!
Витька сбежал.
Сначала я испугалась. Лес. Темно. Потом поняла, что бояться нечего, вон он, наш костер горит. Его хорошо видно.
«Чтоб я еще когда-нибудь, с этими детьми куда-нибудь поехала, — злобно думала я. — Найду себе взрослого, настоящего…»
В этот момент у меня в голове перемкнуло. Я поняла, что искать не нужно. Он здесь.
У меня такая легкость во всем теле образовалась. Я прям не касаясь земли летела к палатке физрука. Павел Андреич, он такой душка! Он не сможет мне отказать!
Удивительно, но он спал.
Я влезла в палатку, а дальше совершенно не знала, что делать. В палатке было душно и меня стало немножко мутить. Я решила, что от волнения.
Я подергала Андреича за руку, потом хотела поцеловать, но наклонилась зря. Меня замутило сильнее.
И в этот момент физрук открыл глаза.
— Что? — спросил он.
— Ик, — вырвалось у меня. И я захихикала.
— Что-то случилось? — Андреич испугался.
— Любовь случилась, — сказала я и игриво захлопала глазами.
Физрук принюхался, и глаза у него стали огромными. От страха.
— А ну пойдем отсюда! — зашипел он.
А меня совсем развезло. Тошнило и идти никуда не хотелось.
— Неееет, — заныла я, — я хочу здеееесь, с тобооой.
А дальше я не помню, как оказалась на улице. Помню, что вокруг был лес, что меня рвало, а этот садист в меня вливал воду литрами.
— Милочка, ну зачем ты это сделала?
Ох!
Если б он орал! Если б он кричал и ругался, я б знала, что делать. Я б начала хамить в ответ и гордо ушла спать. А эта «Милочка» меня просто выбила из колеи. Губы затряслись. И вообще…
— А потому что меняяя нииикто не лююююбит… Я никомууу не нужнааа…
Физрук гладил меня по голове, я рыдала у него на руках. Милочкой меня уже несколько лет никто не называааал…
Мальчики
Разбудил нас звонок мобильника. Это Милка Витьке звонила. Он умчался, как ошпаренный, на ходу выбив из Владика признание, куда они с Лопухом пиво спрятали. Упоминание о пиве заставило взбодриться. Стало немного страшно, но от этого еще интереснее.
— Вот если нас Палыч застукает… — шептал Никитос, зашнуровывая кроссовки.
Никто не ответил, потому что понимал — случится страшное. Непонятно что, но что-то разрушительное.
Пока добрели до тайника, Витька успел уже дважды туда наведаться. Разобрали банки. Отхлебнули (Владик по-прежнему твердо отказывался). Постояли и стали замерзать.
— А пошли на берег! — предложил Витька.
Пошли. Просто чтобы хоть куда-то идти. Было немного обидно: ну вот, вырвались на свободу — а чего с ней делать? По пути вспомнили о пневматическом пистолете, постреляли по соснам. Не прикольно.
Дошли до берега, он оказался крутым и обрывистым, так что к реке спускаться не рискнули. Допили пиво. Радомский достал из кармана пакетик петард, повертел в руках, вздохнул, спрятал.
Лопух вкусно, с хрустом, зевнул. Все почувствовали себя дураками.
— Свобода… — раздраженно буркнул Кирюха.
Девочки
Разбудила нас Милка. Она ввалилась в палатку среди ночи, спотыкаясь и ругаясь.
Мы вскочили.
— Чуть не проспали! — зашипела Полина, — Пошли пацанов мазать!
Милка пробурчала что-то неразборчивое и свалилась спать, а мы, путаясь в пологе палатки, выползли наружу.
Было зябко. Палатки пацанов оказались пустыми. Мы немножко потолклись рядом с ними, обдумывая, что делать.
Решили идти на берег озера и устроить там шабаш. И какого же было наше изумление, когда выяснилось, что место занято! На берегу сидели пацаны.
— Йо-хо!!! — заорала Поля.
— Ты что, дура, классную разбудишь! — зацыкали на нее со всем сторон.
— Мы свободны, давайте веселиться! — зашипела Поля.
— Давайте! — прошептали ей в ответ.
И продолжили сидеть с кислым видом.
Все
— Так что делать будем? — спросила Таня, — Может, в бутылочку поиграем?
