6. Мелинда безобразно вела себя на уроке географии
(М. Ф., учительница географии)
7. С горечью принимаю к сведению. К сожалению, она и дома держится невыносимо
(Илона Кота)
Илона Кота — имя и фамилия Тантики. Это ведь она вписала мне седьмое замечание. Не только подписала шестое, школьное, но тут же и ответила на него. Ей ни разу еще не предоставлялось случая пожаловаться на меня письменно, а вот сейчас… Кто знает, может быть, она считала меня просто ненормальной.
За это, шестое по счету, замечание мне сразу же стало стыдно, не стоило так вести себя! Был как раз урок географии, самый интересный предмет в мире, и изучали мы Африку, самую интересную часть света.
Сейчас на вопрос, кем хочу быть, я уже не отвечаю. И не очень-то знаю, как ответить, и вообще не хочу отвечать: это ведь от стольких еще причин зависит! Но когда была поменьше, знала твердо: хочу быть исследователем Африки. Я и сейчас еще нередко подумываю об этом, но говорить такое вслух — ребячество. Конечно, я имею в виду уже не Ливингстона, Стэнли [10] и других — нет. Но если я стану, допустим, врачом, или инженером-строителем, или преподавателем, то мне хотелось бы каким-то образом, какое-то время поработать в Африке. Например, у дяди Габора есть друг, профессор, и он уехал на два года в Африку, в государство Сьерра-Леоне [11], чтобы преподавать там в институте. Я знала его письма чуть ли не наизусть, без конца их перечитывала и выпрашивала у дяди Габора все марки. Вообще-то в марках я ничего не понимаю, и они меня совершенно не интересуют, но эти храню и сейчас. Они ведь совсем особенные — во-первых, не из бумаги, а во-вторых, и форма у них не такая, как у обычных марок: это металлические пластинки, похожие скорее на грушу или огурец. Говорят, что они воспроизводят очертания той африканской страны. Конечно, мне хотелось бы увидеть однажды лунную радугу над Замбе́зи, понаблюдать, как возводят свои небоскребы термиты. Или послушать — хотя я, конечно, очень боялась бы, — поет ли песок в Сахаре, когда приближается самум. Мне ужасно хочется побывать в Африке!
Но что поделаешь, тогда, на том уроке географии, меня совершенно не интересовала схема ветров. Некоторое время я слушала про пассаты и антипассаты, но понять, в чем сущность различия между ними, не могла. Усвоила только, что пассат надо изображать в тетради синим карандашом, антипассат — красным. Я так и делала — рисовала терпеливо и с самыми мирными намерениями, как вдруг заметила, что сидевшая передо мной Клари Печи высвободила ногу из туфли. Просто так, по рассеянности. Ну, а я, прежде чем приняться за антипассаты, на всякий случай ногой подтянула ее туфлю к себе. Прошло много времени, пока Клари заметила исчезновение туфли. Сперва она просто шарила по полу ногой, а сама старательно таращила глаза на доску, где схема ветров становилась все более запутанной. Затем, улучив момент, соскользнула под парту, и там все стало ей ясно. Клари вообще за ответом в карман не лезет; сейчас она, правда, даже не пикнула, но быстро протянула руку, сняла с моей ноги туфлю и запустила ее по полу так, что туфля проскользнула по крайней мере до второй парты. Там тоже нашелся человек понимающий, и вскоре ко мне прибыла совершенно незнакомая туфля. Теперь и я со спокойной совестью могла отправить Кларину туфлю в путешествие. Переселение туфель под партами приняло такой размах, что тетя Мари, конечно, заметила. Клари и я получили замечание.
Конечно, это была чистейшая глупость! Я опять оказалась на уровне детсада, как сказал бы Андриш. К счастью, он в тот день отсутствовал, перед ним мне было бы особенно стыдно.
Ну, а дальше… Вот ты скажи, есть разница между домашней лапшой и фабричной? Ну то-то же: значит, ты поймешь, как все вышло дальше.
Это было совершенно непривычно, чтобы какое-то замечание так меня задело, ничего похожего до сих пор со мной не происходило. Я злилась на себя, что все никак не умнею: ведь шутка вышла попросту глупая, ребяческая, бессмысленная. И тут же рассердилась уже на то, что грызу себя, словно кающаяся Магдалина, как будто важнее замечаний и нет ничего! Я постаралась заговорить себя от угрызений совести, а когда это кое-как удалось, стала думать о том, какая я все же никчемная пустышка. Чего только не лезло мне в голову! Вспомнилась вдруг Тутанхамон, и я тут же решила поговорить с ней. О чем — не знала и даже не думала, но принятое решение сразу меня успокоило.
А наши все словно с цепи сорвались. Занятия уже окончились, но те, кто обедал в школе, остались в классе, ожидая своего времени. Ребята бесились, обсуждали историю с туфлями, с наслаждением вспоминали каждый эпизод. Потом стали писать на доске точные данные о том, кто в кого влюблен, потом ели снег с подоконника. Я ждала Тутанхамона в коридоре: в кабинете ее не оказалось, значит, она где-то вела урок. Тут из класса вылетели Клари Печи и Жужа Сюч, бросились в коридорную нишу на стыке двух коридоров и затаились, притихли. Я поняла их замысел: они хотели напугать Лаци Девени, который шел сюда по коридору. А Лаци, видно, сообразил, в чем дело, потому что замедлил шаги и уже на цыпочках пошел к нише. Девочки растерялись; по их движениям я видела, что они не понимают, куда делся Лаци. А выглянуть было нельзя.
Но вот шаги зацокали вновь. По другому крылу коридора приближалась незнакомая женщина — вероятно, чья-то мамаша. Девочки, конечно, этого знать не могли. И когда женщина подошла поближе, выскочили прямо на нее с лаем и подвываниями. Женщина даже в сторону шарахнулась от испуга. Но испуг мгновенно сменился злостью, и она принялась так пушить моих незадачливых одноклассниц, что они едва переводили дух. В довершение всего мимо них с самым невинным и чрезвычайно удивленным видом проследовал Лаци Девени и даже поклонился, кажется. Тут-то появилась Тутанхамон. Незнакомая родительница, очевидно, знала ее, потому что тотчас обрушилась с жалобами, говорила долго и при этом сердито размахивала руками. Бедная Тутанхамон! Конечно, после всего происшедшего я не стала
