— Флейта? Но её здесь нет!
Я помолчал, собираясь с духом, и затем объявил собравшимся:
— Да. Её не было. Но теперь она здесь.
Трудно передать ликование всех присутствующих, когда они услышали мои слова! Они поздравляли друг друга с удачей, поздравляли меня, порхали из конца в конец комнаты, задевая за струны виол, а Россини в это время играл на клавесине что-то, напоминающее весёлую тарантеллу. Угомонившись, они опять собрались вокруг стола.
Я понял: они ждали, когда я принесу флейту. Мне не хотелось такой быстрой развязки. Я медлил. К счастью, они не торопили меня. Я был им благодарен за терпение и деликатность.
— Быть может, у тебя есть какая-нибудь просьба? — минуту спустя поинтересовался Моцарт.
— Да! Просьба! — Я поспешно кивнул. Смущение мешало мне говорить. — Расскажите, пожалуйста, про моего дедушку! Как вы про него узнали?
— Мы знаем обо всех великих музыкальных мастерах, во всех концах Земли, — ответил Моцарт. — Звуки, рождённые их инструментами, способны проникнуть так далеко, что они вряд ли могут подозревать об этом… Мастер Коросты-лев был самым искусным из них. Ему удалось совершить то, что со времён кремонских мастеров не удавалось ещё никому. Он нашёл формулу мировой гармонии. Он открыл тайну инструмента Орфея — тайну, строго охраняемую ещё со времён пифагорейцев! Он несколько раз пытался создать инструмент по своей формуле, но терпел неудачу, ибо секрет любого мастера не только в формулах состоит… Собрав по всему миру коллекцию старинных труб, виол и лютней, он сумел скопировать лучшие их образцы. Но для надлежащего эффекта, повторяю, ему надобен был ещё один ключ…
— Какой же это ключ? — спросил я.
— Таким ключом должна быть сама музыка. К прискорбию, твой дед был всего лишь музыкантом-любителем. Мастерство музыканта слишком сильно уступало его мастерству конструктора… Он пытался заинтересовать своими опытами видных исполнителей на своей родине, но в этом не преуспел. Тогда-то мы и решили прийти ему на помощь: мы стали создавать музыку, которая могла бы оживить построенные им инструменты и дать им настоящую силу волшебства. Вот здесь, в этой самой комнате, мы садились и импровизировали перед ним.
Тут я вспомнил о моей собственной сегодняшней «импровизации». Мне стало стыдно. Как у меня только могло хватить нахальства на эти опыты!
— И вы сразу нашли то, что нужно?
— Нет, не сразу… Задача оказалась чересчур сложна и огромна — даже для нас. По преданию, такую музыку знал когда-то Орфей… Мы долго бились над задачей. Мастер в конце концов потерял терпение и попробовал изобрести музыку сам. Он ведь не знал ещё, насколько это опасно. Один случайно взятый интервал на волшебном инструменте — и вместо рая земного можно получить стихийное бедствие, равное пожару или землетрясению! Или впасть в помешательство. Или вызвать нашествие вредных насекомых.
В этом месте я взялся за уши — они у меня горели от стыда… Оказывается, я повторил ошибку моего деда! Ещё ладно, что всё так благополучно обошлось. Я спросил:
— Неужели землетрясение в самом деле было?
— Нет. Но случилось нечто худшее. Игра мастера привлекла страшного Духа Тьмы, которого при жизни звали Табольд, или Чёрный Флейтист. Он пообещал, что сообщит господину Коростылёву ту самую мелодию, которая, по преданию, была ему известна. Чёрный Флейтист обманул хозяина: он показал ему музыку смерти, от которой мастер неизлечимо заболел. Затем коварный Табольд стал требовать инструмент в свои руки, а взамен пообещал лекарство… Твой дед ему не уступил и прогнал его. Перед тем, как уйти в мир иной, он позаботился о том, чтоб скрыть от чужих глаз своё лучшее творение. Полгода мы не имели от него никаких вестей. Между тем музыка, которую он ждал от нас, была нами найдена. И нашёл её, конечно, первый музыкант всех времён — Себастьян Бах. Я думаю, за одно это он достоин уже не земной, но небесной награды!
После этих слов Моцарт почтительно поклонился и все музыканты встали и поклонились своему патриарху.
— Что было дальше? — спросил я.
— А дальше мы все собрались и решили прийти ещё раз в гости к мастеру… Нам было приятно показать ему музыку, о которой он мечтал, и заодно посмотреть, что будет, если мы сыграем её на самом лучшем его инструменте. Увы! Придя сюда, мы увидели только следы смерти и запустения. Мастера Елисея Коростылёва уже не было в живых. В этой комнате мы устроили поминальный концерт в его честь. Играли мы, само собой, без публики, друг для друга. Но когда мы собрались уходить — обнаружилось, что слушатель у нас всё-таки был! Он стоял за дверью. Он…
— Чёрный Флейтист! — не выдержал я.
— Совершенно верно. Возможно, он и сейчас стоит за этой дверью.
После этих слов все невольно оглянулись на дверь. Я тоже оглянулся. От двери веяло таким холодом, как будто она была раскрыта настежь.
— Теперь мне остаётся сказать немногое, — заключил Моцарт. — Мы сразу поняли: Табольд знает о волшебном инструменте, он хочет завладеть им… Вряд ли надо объяснять, какой это ужас был бы для всех вас, живущих, если б чёрный дьявол получил в свои руки такое оружие! И мы решили, что наш долг-найти и забрать инструмент, чего бы это нам ни стоило, а если он слишком велик, то уничтожить его. Понимаешь ли ты теперь всю важность этого дела? — спросил он, серьёзно глядя мне в глаза.
— Понимаю,-пробормотал я и опустил голову. Мне было жаль расставаться с дедушкиной флейтой. А кроме то-F0, Я чувствовал, что мне придётся пережить ещё более горькое расставание. Я спросил:
— А если… Если вы получите то, что искали, вы никогда больше сюда не придёте?^
— Никогда. Для нас это слишком тяжёлое и хлопотное занятие — скитаться по Земле.
— Тогда у меня к вам будет только одна просьба. Когда вы получите в собственные руки самый лучший дедушкин инструмент, то, пожалуйста, сыграйте вашу музыку! Но не сейчас. Я хочу, чтобы её услышала моя сестра Маша. Понимаете — ей ужасно всегда не везло. Её все обманывали. И она теперь не верит ни во что волшебное. У неё была слишком тяжёлая жизнь. А я хочу, чтобы она хоть разок порадовалась… Завтра вечером, в нашем доме, пусть эта музыка будет звучать для неё! Пожалуйста, сделайте это!
Мои собеседники переглянулись, немного подумали.
— Мы принимаем твоё условие, — ответил за всех Бетховен. — Твоя сестра, прекраснейшая из женщин этого города, завтра услышит нашу игру. А теперь мы хотели бы получить то, что ты нам обещал.
Я отправился за ширму, взял резной футляр с флейтой, принёс его и положил на освещённый свечами круглый стол. Ах! Если бы призраки умели дышать! Я, пожалуй, мог бы написать, что все они, как один, испустили вздох восхищения…
— Что там внутри? — спросил Моцарт.
— Там внутри флейта из вашей последней оперы, — пошутил я. — Внимание! Шкатулка с секретом!
С этими словами я, точно фокусник, взял футляр в руки и легонько стукнул ладонью по нижней его стороне. Послышался знакомый хрустальный звон… Крышка откинулась. Флейта, во всём её великолепии, заблестела под колеблющимися огоньками свечей. Некоторое время все только смотрели, никто не пытался взять флейту в руки. Наконец, Иоганн Себастьян Бах простёр руки над столом и произнёс с большой торжественностью:
— В этот час, господа, возблагодарим Господа нашего, даровавшего нам удачу, и поклянёмся, что будем использовать только во благо небесную силу, сокрытую в этой флейте. Возблагодарим также и юного хозяина дома, ибо благодаря его щедрости и старанию смогли мы получить то, о чём мечтали.
После этих слов каждый из присутствующих молча мне поклонился. Это меня, конечно, сильно сконфузило.
— Могу ли я спросить у нашего гостеприимного хозяина, где он нашёл эту вещь? — спросил Россини.
— На чердаке, под грудой старого хлама, — ответил я,
— Блестящее решение! — восхитился Шопен. — Поместить флейту именно туда, где никому в голову не придёт её искать! Кстати, господа, мы все радуемся, что инструмент, достойный Орфея, найден. А позвольте спросить: любой ли из нас может быть Орфеем? Я, например, никогда не брал флейту в руки… Любопытно, найдётся ли среди нас хоть кто-нибудь, у кого хватило бы умения хорошо на ней сыграть?
После этих слов голубые призраки начали перекрашиваться в тёмно-сиреневый цвет — так они были опечалены. Видно, эта мысль им просто в голову не приходила.
— В молодости я неплохо умел обращаться с флейтой, — неуверенно сказал Берлиоз.
— И я, помнится, что-то когда-то на ней пробовал, - присоединился Россини, — но уж не помню, как это у меня получалось.
Остальные молчали. Им явно нечего было сказать… И тут, уже в который раз, — они, как по команде, не сговариваясь, повернулись к своему патриарху, Иоганну Себастьяну Баху. Он успокоил их такими словами;
— У кого есть желание, у того будет и умение. Желания нам не занимать. А в остальном, господа, положимся на Божью помощь… Могу вам признаться, что сей духовой инструмент с детства мне знаком. Я мог бы взять на себя труд научить вас, если к тому будет нужда.
