— Неважно. Важно, что не получилось. — Он подёргал себя за бороду и пробормотал что-то.
— А когда ты взорвёшь Сиракузовых изнутри? — спросил я.
— Что? — спросил он.
— Я говорю: когда ты женишься на тётке Галине?
— Тсс… — прошептал он. — Откуда ты взял это?
— Вера говорила. И Ферапонт Григорьевич говорил. Я предлагал ему разделаться с Сиракузовыми, а он ответил, что скоро ты взорвёшь их изнутри, так что предпринимать пока ничего не надо.
— Верно. Не надо. Взорву скоро.
— А когда?
— На днях, наверно. Но молчи!
В субботу вечером я получил письмо от Сиракузовых. Они предлагали мне явиться с трёх до пяти на Окулинину гору, где они разукрасят мне физиономию.
Я подошёл к забору и постучал палкой.
— За что? — спросил я.
Впрочем, стучать и не обязательно было: они оба стояли возле забора.
— Это ты потом узнаешь, — ответили Сиракузовы.
— С трёх до пяти я не могу, — сказал я.
— Струсил? — обрадованно спросили Сиракузовы, и я увидел, какой радостью зажглись у них глаза.
— В воскресенье я буду сдавать нормы. Разве вы не будете?
— Будем, — вспомнили Сиракузовы.
Драку, после некоторых споров, мы отложили на вторник.
— И ещё, — сказал я, — второй день уже, как у нас пропал Кирюша. Вы его не видели?
— Нет, Хороший был кот, — сказали Сиракузовы.
И я понял, что кота они действительно не видели.
— Это не Сиракузовы, — сказал я Вере.
— Тогда кто? — спросила Вера.
В её глазах стояли слёзы по утраченному коту.
— Найдём мы его, — сказал я.
В воскресенье на стадионе собрались почти все Сиракузовы и Лапины. Более того, Привлечённые объявлением, явились крепкий род Матвеевых с мебельной фабрики и многочисленные Ватниковы. Они тоже пришли сдавать нормы.
— Ватниковы нас побьют, — озабоченно сказали мне Сиракузовы, — вон их как много. Нам надо выступать единой командой.
Мы с Верой поглядели — и точно: многочисленные Ватниковы разминались уже по всему стадиону: заняли секторы для прыжков и начали растекаться по беговым дорожкам.
В это время Коля объявил, что на старт выходят четыре команды.
Зрители зааплодировали.
— За первую команду, — сказал Коля, — выступают Ватниковы. Вы их все хорошо знаете.
— Знаем! — закричали зрители.
— За вторую, — сказал Коля, — выступают Матвеевы.
— Тоже знаем! — закричали зрители.
— Потомственные мебельщики, — сказал Коля. — А за третью…
Тут мы подошли к Коле и сказали:
— Коля, за третью будут выступать Сиракузовы и Лапины.
— Что?! Не имеете права, — сказал Коля. — Лапины есть Лапины, а Сиракузовы есть Сиракузовы.
— Тогда мы вообще выступать не будем, — ответили Сиракузовы. — И они тоже!
— И мы тоже, — подтвердила Вера.
Привлечённые спором, стали подходить многочисленные Ватниковы, и крепкие Матвеевы, и разобщённые междоусобицами Сиракузовы и Лапины.
— Они мне соревнования срывают! — указывая на нас, говорил Коля. — Требуют выступать единой командой. А я уже объявил, что выступают четыре команды!
— Да пускай выступают вместе! — закричали вдруг зрители, поддерживая, таким образом, нас, а не Колю.
— Конечно, пусть выступают, — согласились Ватниковы и Матвеевы.
Коля растерялся.
А на старт первого женского забега уже выходили выступающие в одном возрасте три Матвеевы, три Ватниковы и объединённые нами тётка Галина, тётка Роза и моя мама.
Впрочем, выходили — не то слово. Тётка Роза, например, в предстартовом волнении уцепилась за хлястик спортивного пиджака Ферапонта Григорьевича, а у тётки Галины от страха цокали зубы, и я боялся, что это услышат на трибунах. Только моя мама была сама на себя похожа.
— Не волнуйтесь, девочки, — говорил им Ферапонт Григорьевич. — Мы не требуем от вас победы. Мы просто ждём, чтобы вы пробежали эти шестьдесят метров.
— И не держитесь за хлястик, — сказал дядя Борис.
Но тут Коля попросил посторонних отойти в сторону, поднял руку, посмотрел на свой секундомер и сказал:
— На старт… Внимание… Марш! И мы с Сиракузовыми даже охнули.
Вперёд со старта вырвалась тётка Галина, за ней, отстав безнадёжно, бежала тётка Роза, Ватниковы с Матвеевыми и моя мама.
— Жми, тётка Галина! — закричали Сиракузовы. И я слышал, как они взволнованно добавили:
— Эх, не надо было нам выступать объединённой командой!
6. Рассказы бывалого человека
Когда я пришёл на Окулинину гору, Сиракузовы уже были там. Они прохаживались перед самым обрывом, и я подумал, что вот такие же, наверное, типы убили поэта Лермонтова.
— Явился, — сказали они мне.
— Явился, — сказал я.
После воскресной победы (мы победили в двух видах: метание гранаты — дядя Борис, бег на шестьдесят метров среди девочек — Вера) я чувствовал себя более уверенно.
Сиракузовы переглянулись. В отличие от убийц Лермонтова, они, вероятно, не знали, что делать дальше.
— Ну, где же твои угрозы? — спросили они. — Свет ты нам выключил? Не выключил. В травматологическом пункте нас приняли? Приняли. И позавчера нас дядя Борис на машине катал.
— Вы свои угрозы тоже не выполнили, — сказал я.
— Мы?!
— Вы. На лодочную станцию и в кино нас не из-за вас не пустили. А в парикмахерскую я могу пойти хоть сейчас.
Они молчали. И я молчал.
Вдруг они медленно начали ко мне приближаться.
— Стойте! — сказал я.
Но они продолжали приближаться. И тогда я вытащил из кармана пистолет.
— Ну, вот что, — сказал я. — Видите этот пистолет? — Они видели. — Он заряжен фиолетовыми чернилами. А фиолетовые чернила, это вы сами знаете, не смываются.
— Убери пистолет! — сразу сказали Сиракузовы.
И, когда я сделал попытку убрать, бросились на меня.
Первым же ударом я свалил Петра Сиракузова, вторым ударом Павел свалил меня.
— Ну, получил? — спросили меня Сиракузовы.
И уже хотели облить меня, лежащего, из моего же пистолета, как вдруг мы услышали знакомый голос.
— Стойте! — сказал этот голос.
В двух шагах от себя мы увидели Веру. В руках у неё были мамины ножницы, и она угрожающе ими щёлкала возле своей головы.
— Ещё одно движение, — сказала Вера, — и…
И я, и Сиракузовы, вероятно, одновременно вспомнили про Окулину, которая предотвратила однажды драку между Лапиными и Сиракузовыми на этой горе. Но то была прекрасная Окулина, а тут перед нами стояла Вера. И я не надеялся, что она точно так же подействует на Сиракузовых.
— Обожди, — поспешно вдруг сказали Сиракузовы. Вероятно, им всё-таки не хотелось, чтоб Вера отрезала себе косы.
— Обожди, — снова повторили они и бросили мой пистолет.
Я протянул к нему руку, но Вера резко сказала:
— Не поднимай!
И опять угрожающе щёлкнула ножницами. Я поспешно отдёрнул руку.
Так мы стояли некоторое время, рассматривая Веру.
И тут откуда-то из кустов послышалось мягкое и хриплое «мяу».
Мы обернулись и увидели нашего кота Кирюшу. Он шёл к нам, подняв хвост трубой, а за ним шло ещё какое-то рыжее создание.
— Вот вам ваш Кирюша, — сказали Сиракузовы.
— А сзади-то, сзади кто? — изумлённо спросила Вера.
— Друг, наверно, — ответили Сиракузовы.
Вера критически оглядела Кирюшиного друга и взяла Кирюшу на руки.
— Подержите ножницы, — сказала она Сиракузовым.
— Это ваши ножницы, — передавая их мне, сказали Сиракузовы.
Мы обступили Веру и Кирюшу.
— Так вот он где пропадал, — сказала Вера.
Кирюша тёрся о Верину руку, изредка бросая тёплые взгляды на своего приятеля.
— А знаете что, — предложили вдруг Сиракузовы, — мы заберём Кирюшиного друга к себе. Пусть они ходят друг к другу в гости. Так им будет ближе.
И, не дожидаясь нашего согласия, поймали рыжего и посадили в пиджак.
— Между прочим, — сказал я, — кресало нашлось.
И виновато поглядел в сторону.
— Ясное дело, у нас нашлось, — ответили Сиракузовы.
— Нет, — сказал я, — отец брал его с собой.
Сиракузовы посмотрели на меня уничтожающе и молча взялись за пиджак.
Когда мы спустились с Окулининой горы и вошли в город, увидели Ферапонта Григорьевича: он шёл по улице и, ничего не замечая вокруг, читал газету. Под мышкой у него была ещё пачка газет. И мы сначала даже подумали, что он по совместительству стал работать ещё и почтальоном.
— Ферапонт Григорьевич! — позвала его Вера.
Он поднял голову, и мы увидели, что лицо у него совершенно отрешённое.
— Большие новости, ребята, — сказал он. — Меня напечатали.
— Где? — спросила Вера.
— В газете. Давайте завернём куда-нибудь и сядем.
