Я сажусь у окна, надеваю наушники и включаю подборку песен Lana Del Rey. Ловлю себя на мысли, что все еще улыбаюсь. Глупая Наташа. Глупые черные туфли. Глупый принц.
Мужчина впереди оборачивается и что-то говорит мне. Я вынимаю наушник из левого уха, чтобы понять, чего он от меня хочет.
– До Дома мебели далеко ехать? – спросил он.
– Вы едете не в ту сторону, – ответила я. – Вам в другую. Если выйдете на следующей, то нужно проехать три остановки назад. Он будет как раз напротив остановки.
Мужчина кивнул и улыбнулся. Вот идиот. Такой взрослый, а заблудился на ровном месте.
Меня часто спрашивают, как пройти или доехать куда-либо. Даже если я сплю в метро или иду в наушниках. Мне кажется, я выгляжу такой няшей, что даже тогда ко мне обращаются за советом. И это странно. Потому что я не очень люблю людей.
Это всегда случается неожиданно – в плеере села батарея. В эти моменты мне не остается ничего другого, как подслушивать чужие разговоры. Неважно где. На улице, в очереди, в транспорте или по телефону.
Я не придаю этому значения. Не пытаюсь увидеть в этих разговорах какие-то магические знаки или предсказания. Не ищу ответы на свои вопросы. Все это глупости, мне просто интересно. Иногда смешно. А иногда грустно. И в то же время приятно. Чувствуешь себя крутой, зная, что в своем возрасте – намного круче и умнее многих ровесников.
Рядом со мной стояли две девочки в одинаковых кожаных куртках. На голове небрежные пучки, прямые челки, рукава засучены до локтя, на шее болтаются аккуратные белые наушники. Левая протянула руку с айфоном, прислонилась к подруге и сфотографировала. Я знаю, что в этот момент на одной из миллионов страниц «Вконтакте» появится квадратная, не совсем четкая, обработанная в инстаграмме фотография с каким-нибудь тупым комментом.
– Ты его видела? – равнодушно спросила левая.
– Ага, с Галиной трепался в коридоре, – ответила ей правая.
– И чего?
– За-а-айка.
– У него чего, уши и хвостик есть?
– Нет, Ник, ты что, совсем тупая, что ли? Какой еще хвостик и уши? Клевый парень. Загорелый такой, красивый, глазки карие, блондин.
– Высокий?
– Чуть выше Галины, нормальный такой.
Через полчаса я вышла из трамвая, перешла через дорогу и прошла во двор. На скамейке у песочницы уже сидела Нинка и поглядывала на часы.
– Ты ни за что не догадаешься, что я сделала только что! – смеялась Нинка. – Наташ, я просто не смогла удержаться.
– Что случилось? Я тебя не понимаю.
– Расскажу по порядку. Слушаешь?
– Ну!
– Нет, ты лучше сядь. Короче, иду сегодня из магазина, а настречу мне Игорь. Совершенно один! И я вдруг говорю ему: «Привет!» Не знаю, как это получилось. У меня это как-то само собой вырвалось. Слово не воробей и все такое. Он мне тоже: «Привет!» Я ему говорю: «Я Нина. А тебя как зовут?» Хотя я и так знаю, как его зовут. Ты ведь последнее время только о нем и говоришь. В общем, сказал, что он Игорь, а я попрощалась и ушла домой. Слушай, скучный он какой-то у тебя. И такой стеснительный. Наташ, ты обиделась?
– Стерва!.. – шутливо прохрипела я, пригрозив ей кулаком.
– Ты могла и сама так сделать, между прочим. Ну ладно, не переживай. Зато теперь, когда я знакома с ним лично, то могу вас познакомить. Не переживай, все будет нормально.
– Я-то не переживаю. Это тебе теперь нужно переживать, – еле сдерживаю смех. – Ну и как ты себе это представляешь?
– Мы подкараулим его после пятого урока на перемене, подойдем к нему поболтать, я представлю вас друг другу, а потом оставлю наедине. Мм?
– Это отстой, Нин. Давай, завтра познакомишь?
– Да в любое время. Главное, будь пораскованней, иногда пожестче. И не стесняйся. Это он, а не ты, должен смущаться и теряться от твоей уверенности и красоты. Так что оденься завтра нормально, а не как обычно.
В этом дворе мы сидим не случайно. Почти два года уже. В доме, окна которого выходят на детскую площадку, на седьмом этаже с прошлого года живет Алишер – бывший парень нашей подруги Насти, которая еще не вернулась с моря.
Настя говорит, что хочет с ним встречаться, хотя Алишер ей не очень нравится. Странно. Не знаю, бывает ли так. Не важно. Важно, что раз в неделю мы обязательно приходим сюда и пытаемся выследить его.
– Смотри-ка, это не его брат на велике едет? – Нина кивнула в сторону асфальтированной дороги. Под окнами кирпичного дома ехал мальчик. Не старше десяти лет. – Я подойду к нему.
– Давай, вали, – вздохнула я.
– Не радуйся, я ненадолго.
– Посмотрим.
Я достала смартфон, чтобы проверить сообщения «Вконтакте».
Вдалеке Нина уже остановила младшего брата Алишера и что-то у него выспрашивала. Поболтав пару минут, она взялась за руль велосипеда и неуверенно поехала вдоль дома. Брат взволнованно смотрел ей вслед и чесал голову. Развернулась у соседнего дома и приехала обратно. Передала велосипед хозяину и довольная направилась ко мне.
– Это было круто, – сказала она. – Почему у меня нет велосипеда?
– Потому что ты дурочка.
– Да, это многое объясняет.
– А этот малолетка не будет против, если я тоже прокачусь?
– Он хороший парень, – кивнула Нина.
Я не каталась больше трех лет. Мой старый велосипед стоит в сарае на даче за сто двадцать километров от Москвы.
Прокручиваю правую педаль, чтобы была сверху. Нажимаю ногой, сажусь, держу руль, еду. В животе бабочки, на лице улыбка. То же самое я чувствую, когда вижу Игоря в школе. Оглядываюсь назад – Нинка и малолетка, едва достающий ей до плеча, взволнованно смотрят мне вслед.
Отворачиваюсь. Навстречу едет машина. Еще далеко, но с каждой секундой все ближе и ближе. Пытаюсь затормозить и быстро отойти в сторону, зайти на тротуар. Кручу педали назад, но велосипед продолжает гнать навстречу машине на той же скорости.
– Тормози! – голос Нинки издалека.
– Тормоз на руле! – незнакомый детский голос. – Нажми руками!
До машины метров пятнадцать. Я резко нажимаю на тормоза, велосипед останавливается у тротуара, и я со всего маху падаю с него на бок. Сильно ударяюсь задницей и левой ладонью о грубый асфальт. Сижу и боюсь подняться на ноги, а рядом со мной лежит чужой велосипед.
– Ты как, в порядке? – Нинка и мальчик за минуту оказались рядом. – Встать можешь?
Я встала и отряхнулась.
– Руку покажи.
Я отвернулась, зажмурилась и протянула Нинке ладонь.
– Нужно промыть и продезинфицировать, – сказала она, ничуть не испугавшись. – Круто ты ее разодрала. Пойдем ко мне.
– Все так плохо? – спросила я, все еще боясь открыть глаза.
– Заживет до Нового года, – ответила Нина, а потом задумчиво добавила: – Наверное. Чего ты как маленькая, посмотри уже.
Осторожно открываю глаза и смотрю на ладонь. Прямо под большим пальцем. Ошметки кожи, сквозь которые медленно сочится кровь. Песок, мелкие камушки…
– Обычная асфальтовая болезнь, – умничала Нина. – Лечится йодом. Но у меня дома только зеленка.
– Я должна прыгать от счастья?
– Теперь я буду звать тебя Зеленой рукой. Ты ведь не против?
* * *
Нина резко поставила пузырек зеленки на кухонный стол. Достала пачку ватных дисков, перекись водорода и захлопнула дверцу кухонной полки. Открыла пузырек зубами и взяла мою руку.
– Знаешь, что это? – спросила она, пытливо заглядывая в глаза.
– Это моя рука, Нин, – ответила я.
– Нет, – отмахнулась она. – Вот это. – Показала пальцем на рваную, все еще кровоточащую ссадину на моей ладони. – Спокойно. Сейчас может сильно щипать. Только громко не ори, ладно?
Нина взяла меня за руку и притащила к раковине. Одной рукой она держала мою ладонь, а другой лила перекись водорода на ссадину, которая тут же покрылась мелкими белыми пузырями и даже начала тихо шипеть. Боли я не почувствовала. Нина отставила в сторону перекись и подула на ладонь.
– Хиромантию знаешь?
– Делать мне больше нечего. А что?
– Это линия жизни, – сказала Нина, пропитывая ватный диск зеленкой и прикладывая его к ссадине. – Полукруглая. Видишь?
– Ну да, вижу. И что?
– А это холм Венеры. Между линией жизни и большим пальцем.
– А можно как-нибудь более понятно выражаться?
– Знаешь, на многих схемах с иностранных сайтов эта часть ладони подписана просто словом «love». Знаешь, как переводится?
– Понятия не имею.
– Вот поэтому ты ни с кем и не встречаешься.
– Стерва, – протянула я.
Нинка показала язык и закрыла пузырек зеленки.
Моя ладонь была теперь зеленой почти на треть.
– Зато теперь, может, узнаешь.
– Конечно, ты же познакомишь меня с Игорем.
– Познакомлю, – улыбнулась Нинка. – Только ты ладонь себе завтра пластырем заклей, а то испугается еще.
– Не волнуйся, заклею.
– У тебя сильная ссадина, заживать долго будет, наверное.
– Да, блин, – вздохнула я. – След останется. У меня от любой царапины следы остаются. По три месяца держатся.