При свете молний близнецы увидели, как он вышагивает, сильно откинувшись назад, и улыбается, поглядывая на то, что творится в небе и на земле. Они вскинули головы и тоже заметили, что над шоссе летят целые стаи странных безголосых птиц.
— Тряпье! Одежки!.. — прокричал Тант. — Улетают в далекие края, где ни бурь, ни мод, ни шкафов…
Подгоняемые ветром женщины ойкали, хватали, прижимали к себе то, что успели натянуть. Их принялась подталкивать суматошная толпа полупомешанных делопроизводителей и бухгалтеров. Они гонялись за порхающими белыми мотыльками, старались настигнуть листы бумаги. Вспышка молнии — и все торопились окинуть на лету циркуляр взглядом и тут же разочарованно хватали новый, однако никак не могли поймать тот, самый важный, от которого, может быть, зависела их жизнь. Документы из чужих ведомств назойливо липли к их одежде, и бедные чиновники становились похожими на цирковых клоунов. Потуги их выглядели такими же бессмысленными, как и усилия тех спортсменов, что выстроились вереницей и теперь пытались нокаутировать ветер, а также внезапными приемами карате разрубить молнии на части.
Подавая звуковые и световые сигналы, мимо проплыли, словно лодки, перевернутые кверху дном машины. Добро еще, что не угодили с разгона в канаву, где ерзали, копошились пьяницы, которые не могли устоять на ногах. Они подхватывали бутылки, что скатывались к ним с дороги, и, запрокинув головы, выжидали, вдруг вытечет хоть одна капля — для силы и храбрости. Потом в горьком разочаровании били бутылки о придорожные столбы, деревья и камни. И даже метили в тех, кто благополучно скользил по асфальту на огромных своих чемоданах. Почти все что-то хватали, тащили, рвали друг у друга из рук, но в такую бурю ничего не удавалось удержать.
— Здесь становится небезопасно! — воскликнул Тант, обращаясь к Аудрюсу и Угнюсу. — Попробуем пробраться лугами. Как только сверкнет молния, глядите, где тут можно перебраться через канаву.
В лугах уже не было такой толчеи. Только проваливаясь в грязь, как в преисподнюю, шлепали, тащились, с трудом превозмогая ветер, исхлестанные молниями коровы. Ухватив их за рога, на спинах восседали без седла и уздечки зоотехники с фермы, а позади, вцепившись в коровьи хвосты, трусцой бежали доярки в белых халатах.
— Давайте отпустим их, давайте отпустим! — вопили женщины.
— Держите, голубушки, держите! — заходились в крике наездники. — Стадо в ваших руках…
Вслед скоту неслись-катились охапки сена, и по пятам преследовал поросячий визг. Дядя Тант с близнецами, уступая дорогу, свернули на пастбища. И здесь они увидели блуждающий вдалеке неяркий огонек. Кто же это отважился идти против такого сумасшедшего ветра? Наверное, трактор или бульдозер?.. Хотя они в такую бурю легко могут увязнуть в болоте или сорваться в карьер.
Путешественникам захотелось разглядеть поближе этого храбреца, и они направились в ту сторону, наперекор ветру. Вскоре их глазам предстала одиноко бредущая по лугу фигура. Это была женщина, которая спокойно приближалась к ним, прикрыв ладонью какой-то светящийся предмет. Казалось, вокруг ни ветерка, на ней даже не развевалась одежда.
Аудрюс первым узнал Кастуте по ее клетчатой сумке, что висела на руке. Прижав к груди, она осторожно несла кактус, на котором розоватым огоньком светился цветок.
— Рамунас мне подсказал, что вы свернули сюда, — проговорила она с легким придыханием. — Так хотелось показать вам своего питомца… Поглядите, как красиво расцвел! Полюбуйтесь…
Пока они любовались кактусом, передавая горшочек из рук в руки, Кастуте вытащила из сумки все те вещи, которые вернул ее крестник.
— Рамунаса я решила наказать. Все поделю между вами: бинокль — Аудрюсу, часы — Угнюсу, а портсигар — дяде Танту.
— Да ведь я не курю, — хмыкнул Тант.
— И не надо. Я туда уложила пакетики с чаем, в дороге пригодятся.
Дядя Тант открыл портсигар и раздалась мелодичная музыка. Чтобы ее услышать, нужно было позабыть все передряги, заботы, досаду и настроить скрипочку своей души, чтобы она звучала в лад с этим нежным перезвоном. Только тогда можно было почувствовать, какая волшебная эта мелодия. Наверное, так действовала на людей и дудочка Доваса. Даже ветер заслушался и поутих, даже гром перестал греметь. Все потихоньку улеглось, тучи рассеялись, и на востоке ярко засияло красное солнце.
— А теперь я, пожалуй, пойду, — проговорила Кастуте.
— Вместе пойдем, — ответил Тант, поцеловав ей руку за портсигар, — только проводим сначала Угнюса и Аудрюса до того Дуба, где расходятся дороги. Пусть каждый выберет свою и отправляется по ней.
Вскоре все они очутились возле точно такого же дуба, который когда-то подарил братьям палочку-посох. Дерево не только обгорело — не стало листьев, ветки пообломались, кора облупилась. Ствол мертвого дуба пещрел инициалами, а на верхушке, куда не всякому забраться, бросалась в глаза вырезанная надпись: «В ДОРОГЕ ПОТЕРЯЕШЬ, ДОМА НЕ НАЙДЕШЬ».
— А я бы еще добавила — ДЕЛАЙ ДОБРО И ТЫ НИКОГДА НЕ ПРОПАДЕШЬ, — сказала Кастуте.
— Раньше под этим деревом стоял столб с указателем, — пояснил Тант: — «Налево пойдешь, ранен будешь, направо повернешь, коня потеряешь, прямо пойдешь — вряд ли возвратишься…» Теперь — видите — от указателя ни следа, дорогу заасфальтировали… Только не думайте, будто все дороги одинаковы, вовсе нет…
— А если мы выберем какую-нибудь одну и пойдем по ней вместе? — спросил Аудрюс.
— Не знаю… — засомневался Тант. — Сумей я поделить себя на три части, отправился бы сразу по трем дорогам. Больше увидишь, больше поймешь… Может, хотя бы одной частичке удалось найти счастье. А вы оба как две половинки яблока. Решайте. Только знайте, что, избрав себе один путь, по другому пойти уже не сможете.
— Со мной так часто бывает, — вздохнула Кастуте, — пока найду передник, платок потеряю. Пока разыщу платок, забуду, куда пойти собралась…
Близнецам вспомнилось письмо от Довиле, в котором она советовала им пожить врозь, и они поняли, что Тант тоже предлагает братьям расстаться, поэтому решили выбрать разные дороги.
— Я бы предпочел повернуть направо, — сказал Угнюс. — Коня у меня нет — терять нечего.
— А я пойду прямо, — решился Аудрюс.
Тант одобрительно кивнул.
— Когда случится беда, вспомните, что я вам говорила и что подарила, — напомнила Кастуте. — Часы помогут тебе, Угнюс, сократить скучные минуты и продлят веселые. Только не забывай на них поглядывать. А ты, Аудрюс, береги бинокль. Если на свою беду поглядишь в бинокль наоборот, она покажется тебе не такой уж и большой, ты поймешь, что из-за нее не стоит переживать и терзаться. А когда выпадет самая малюсенькая радость — например, сядет на цветок пчела или устроится на ветке красногрудая пичужка — погляди на них так, чтобы они показались больше…
Близнецы еще раз поблагодарили Кастуте и Танта и тут спохватились, что не решили, кому достанется палочка-посох. Неужели братья переломят ее пополам? Или один присвоит ее себе? Не долго думая, мальчики протянули палку Танту. Пусть она охраняет дядю от челодралей, человралей и всяких челдобреков. А когда Тант устанет от странствий и забредет к Кастуте или куда-нибудь еще, пусть посадит молодой дубок и привяжет палку к нему.
И тут они обнялись так крепко, что ничего другого не оставалось, как расстаться и пойти своей дорогой.
Страна, где очутился Аудрюс, была какая-то необычная. На удивление быстро оказался он среди людей (а может, челодралей и человралей?), которые ничуть не походили на привычных граждан. Любой взрослый отличался здесь маленьким размером головы. У большинства головенки были с кулак. Зато встречались и такие мужчины и женщины, правда, на редкость мало, на плечах у которых с трудом держались огромные, раздутые головы. Большеголовых, как правило, сопровождали несколько человек с маленькими головками, эта свита всяческими способами, не лишенными вежливости, старалась придержать им голову, чтобы она, такая необъятная и зачастую грозная на вид, не клонилась набок.
Приглядевшись повнимательнее, Аудрюс понял, почему эти странные граждане так недружелюбно на него косятся. По-видимому, их удивляла и даже раздражала нормальная голова пришельца, к тому же ничем не прикрытая.
— Послушай, — обратился к нему какой-то парень, — ты уже не маленький, мог бы и не демонстрировать тут свою несформировавшуюся макушку.
Парень чем-то напоминал Рамунаса, поэтому Аудрюс доверчиво улыбнулся ему и спросил:
— А как я должен ее формировать?
— Носи фуражку нужного размера. Видишь, как я сдавил свою? И каждый день подкручиваю болтик. Теперь уже даже не чувствую, что жмет.
— А зачем это нужно? — не понял Аудрюс.
— Ты что, с луны свалился? Сейчас уменьшишь, зато потом сможешь увеличить. А как же иначе сделаешь карьеру?
