— Куда он? — с беспокойством спросила я. — Он просто разворачивает машину, да?
— Нет, он поехал в Хиллтоп, — сказала Руби. — Мистер Хилл позвонил ему и сказал, что ждет его со своим адвокатом.
— Но я ведь хотела поехать с ним! Рой знал, что я собиралась показать Эллиоту фотографии.
— Рой взял их с собой, — попыталась успокоить меня Руби.
Я расстроилась:
— Мои фотографии? Он забрал их?
— Только те, что мы отобрали, — уточнила она. — Остальные все на месте.
— Не нужно было этого делать. Не нужно было брать мои фотографии без разрешения, — еще больше расстроилась я. — И не нужно было уезжать без меня. Он знал, что я хочу поехать. Он мне разрешил.
— Нет, он сказал, что мы об этом поговорим, — напомнила Руби.
— Но мы не поговорили! А теперь он уехал!
— Он решил, что так будет лучше, Хайди. Лучше, если взрослые сами во всем разберутся.
— Взрослые и есть самые большие вруны! — закричала я.
— Мы скоро все узнаем, Хайди. Рой обещал позвонить нам оттуда.
Я не собиралась сидеть и ждать, когда зазвонит телефон. Я имела право быть в Хиллтопе, когда правда о маме наконец выйдет наружу. В тот день на улице было холодно, и ветер гнул деревья во дворе, как гигантские серые ежики для чистки труб. Я вбежала в маленькую спальню за красным свитером. У меня не было ничего теплее, чтобы не замерзнуть по пути в Хиллтоп.
Я была уверена, что Руби не положила свитер вместе с остальными вещами в верхний ящик с гвоздикой, так что выдвинула тот, что пониже. Он был полон крошечных вещей — украшенных лентами распашонок и рубашечек с овечками, котятами и утятами, большинство в магазинной упаковке с необрезанными этикетками. Я не слышала, как Руби вошла в комнату.
— Это вещи детей, которых я потеряла, — тихо произнесла она. — Всего их было трое.
Она смотрела на меня, прислонившись к двери, и, если бы Берни была здесь, она наверняка сказала бы, что глаза Руби рассказывают ее историю. Я быстро задвинула ящик, но было слишком поздно — печаль, лежавшая между мягкими слоями светлой ткани, вырвалась наружу и повисла в воздухе, как холодный влажный туман. Он окутал нас, полностью наполнив маленькую спальню, и время словно остановилось.
— Прости, Руби… Я не нарочно его открыла. Просто искала свой свитер.
— Вчера я выстирала его и повесила сушиться на крыльце. — Она помолчала и добавила: — Все равно мне пора все убрать из этого ящика.
Я видела, как выпущенный мной туман окутывает Руби. Я хотела сказать ей, что мне очень жаль, что она потеряла своих малышей и что я заставила ее об этом вспомнить. Вместо этого я предложила ей единственное, что мне пришло в голову. Я подошла к полке и сняла с нее тяжелую банку с мармеладом:
— Сначала здесь было тысяча пятьсот двадцать семь мармеладок. Но я вчера съела несколько штук, так что не знаю, сколько теперь их осталось. Возьми все себе.
Руби вытерла глаза тыльной стороной руки и печально улыбнулась.
— Спасибо, — сказала она. — Где ты их взяла?
— Выиграла. Мне повезло.
— Не сомневаюсь, — усмехнулась она и села на кровать, а я села рядом с ней, держа банку на коленях. — Тысяча пятьсот двадцать семь, говоришь?
— Было, — ответила я.
Я наклонила банку, наблюдая, как конфеты перекатываются набок. Красные, зеленые, желтые, розовые, они сыпались вниз, то сталкиваясь, то снова разделяясь, складываясь в причудливые узоры. Хотя я и наклоняла банку, я не могла повлиять на то, что происходило внутри, — только лишь наблюдать.
— Так нечестно, — неожиданно вырвалось у меня. — Он обещал взять меня с собой.
— Знаю. Но в жизни ведь не все честно, верно?
Зазвонил телефон, и Руби вышла из комнаты. Когда она вернулась, в руках у нее был мой красный свитер.
— Мне кажется, он уже достаточно высох. Надень его и иди причешись. Рой сейчас приедет, и вы вместе поедете в Хиллтоп.
Хотя на улице было холодно, я дожидалась Роя на крыльце. Теперь, зная, что он отвезет меня в Хиллтоп, я больше не сердилась на него. На крыльце рядом с ковриком у двери лежала утренняя газета, я взяла ее и забралась в веревочный гамак, чтобы убить время до приезда Роя. Я постаралась причесаться, как мне сказала Руби, но у меня в волосах осталось еще порядочно колтунов.
Забравшись в гамак, я наугад открыла газету на разделе о науке, где мой взгляд привлекла одна из статей. В ней говорилось о том, что никто не знает, какого цвета на самом деле были динозавры, потому что по костям этого не определить.
Руби вышла на крыльцо:
— Хайди! Тебя Бернадетт к телефону!
Я вбежала в дом.
— Берни, прости, что не позвонила утром. У меня было столько дел, — сказала я. — Я хотела позвонить попозже.
— Ничего, солнышко. Я звоню, потому что нам надо поговорить. — Ее голос звучал серьезно.
— Что такое? — забеспокоилась я.
— Тебе нужно ехать домой. Нам с мамой нужно, чтобы ты приехала домой.
Меньше всего я думала сейчас о возвращении в Рино. В любой момент мог приехать Рой, чтобы отвезти меня в Хиллтоп. Я была уверена, что он узнал что-то важное. Иначе зачем ему заезжать за мной?
— Я пока не могу вернуться, Берни. Мне надо побыть здесь, пока я все не узнаю. Эллиот говорит мамино слово, я тебе уже рассказывала? А Санта-Клаус — на самом деле Трумэн Хилл. Рой сейчас приедет, чтобы меня забрать. Случилось что-то важное, Берни, я это чувствую.
— Возвращайся домой, Хайди, — повторила Бернадетт. — Прямо сейчас.
Я посмотрела в окно и увидела, что у дома остановилась машина Роя:
— Он приехал, Берни. Рой уже приехал, и мне нужно бежать. Я тебе попозже перезвоню и все расскажу. — Я не сказала, чтобы она поцеловала за меня маму и даже не дождалась, чтобы она со мной попрощалась. Повесив трубку, я помахала Руби и выбежала встречать Роя.
— Что это у тебя? — спросил он, когда я залезла на переднее сиденье и закрыла за собой дверь.
Я все еще сжимала в руке газету. Должно быть, я взяла ее с собой, когда Руби позвала меня к телефону.
— Я читала про динозавров, — сказала я.
— И что там написано?
— Оказывается, никто не знает, какого они были цвета.
— А я думал, они зеленые, — удивился он.
— Все так думают, но никто точно не знает, потому что по костям это не видно. Вы показали мои фотографии адвокату?
— Нет, — ответил Рой. — Не показал.
— Почему? — спросила я, поворачиваясь к нему. — Это наше единственное доказательство того, что мама жила в Хиллтопе.
— Все довольно непросто, — покачал головой Рой.
— Что непросто? — не поняла я.
— Все, но лучше поговорим об этом, когда доедем.
— Почему? Почему вы не расскажете мне, что знаете?
— Не мне тебе об этом рассказывать, Хайди. Мы уже почти на месте. Не задавай пока больше вопросов, хорошо? — попросил он.
Я ничего не понимала, но видела, что Рой ничего мне не расскажет. Некоторое время мы ехали молча. Рой включил радио, а я смотрела в окно. В конце концов, он заговорил первым. Когда машина свернула с дороги и начала взбираться на холм, где стоял Хиллтоп, он спросил меня, так ли это важно.
— Так ли важно что? — уточнила я.
— Какого цвета были динозавры.
— Не очень, — сказала я. — Какая разница, какого они были цвета, если они все равно вымерли?
— Это верно, — согласился Рой.
— Но это не значит, что мне не хотелось бы это знать, — сказала я. — А вам?
— Конечно, но похоже, что мы вряд ли когда-нибудь это узнаем.
— Если кто-то действительно захочет узнать, он придумает как, — убежденно произнесла я.
— Думаешь?
Поверь мне, Хайди, в жизни есть вещи, которые ты просто не можешь знать.
— Конечно, — сказала я, сама не готовая еще в это поверить.
Рой выключил мотор и взял свою шляпу с заднего сиденья. Мы оба открыли двери машины. Надев шляпу, он вышел из машины и, запрокинув голову, посмотрел в небо. Я последовала его примеру. Высоко наверху в безоблачном небе сияло солнце. Стая черных птиц плыла по бескрайнему голубому полотну, складываясь в единое целое из маленьких частиц.
Я подумала: интересно, знают ли птицы, что влияют на форму стаи каждый раз, когда меняют наклон крыльев, замедляются или летят быстрее?
Мы поднялись по ступеням, миновав кресла-качалки и горшки с цветами, но, прежде чем зашли в дом, Рой остановился и положил руку мне на плечо.
— Хайди, — сказал он. — Разговор сейчас пойдет о вещах, которые тебе, возможно, будет непросто услышать.
— Единственное, что действительно непросто, — это не знать, — произнесла я. — Мне все равно, что я услышу, лишь бы это наконец была правда.
* * *
— Начнем с Диан Демут? — спросил мистер Диетз.
Адвокат Трумэна Хилла был низеньким лысым мужчиной с голосом, звучавшим так, словно кто-то сжимал его шею каждый раз, как он пытался говорить.
