Раздался визг. Даже в ушах резануло. Катя и Неля Синицына сидели на кроватях, закутавшись в покрывала. Это немного смутило Ветку, но он все же соскочил в комнату и сделал шаг к столу.
— Я притопал к вам с приветом от тружеников полей, — сказал Ветка и вынул из-за пазухи сверток из листьев лопуха. — Налетай — подешевело!
Катя молчала и смотрела на противоположную стену. Неля молчала и настороженно поглядывала то на пламенеющую горку клубники на зеленом листе, то на Ветку.
— Вот что, Виталий, — строго проговорила Неля. — Ты ведешь себя бестактно. На совете отряда надо будет обсудить твое поведение. Клубнику можешь забрать — краденого нам не надо, — сказав это, Неля тоже перестала смотреть на Ветку и перевела взгляд на Катю.
Такого поворота событий Ветка не ожидал:
— Да вы что, девчонки? Белены объелись? Катя, что с тобой?
Катя все так же молча смотрела перед собой.
— Уходи сейчас же, Виталий, как пришел. Катя с тобой разговаривать не собирается. — Неля хотела указать Ветке на окно, но запуталась в покрывале и повалилась на кровать.
Это было смешно, и Ветка захохотал.
Тогда встала Катя и посмотрела прямо в глаза Ветке.
— Уходи. Ты просто злой и глупый. И вообще, что ты пришел к кривлякам?
Это уже вывело Ветку из себя. — А, чтоб вас!.. — крикнул он. — Артистки! Аристократки!
Пнул по стулу, который подвернулся под ногу, и выскочил обратно в окно.
* * *В «Ромашку» в этот день Наташа смогла приехать пораньше.
В лагере стояла тишина, как в послеобеденные часы. Комнатка Жоры пустовала. Наташа постучала в соседнюю, к Сергею, — ни ответа ни привета. Она вышла из корпуса и тут услышала звуки пианино, доносящиеся со стороны клуба. Осторожно вошла в полутемный прохладный зал.
Неутомимая Ольга Георгиевна, овладевшая многими профессиями, сейчас выступала в роли пианиста-аккомпаниатора. Четыре тоненькие, изящные девчушки исполняли на сцене индийский танец. Их движения были, возможно, не столь плавными и четкими, как это требовалось, но усердие, увлеченность и чувство ритма сглаживали некоторую угловатость.
В одной из девочек Наташа узнала Катю Бережкову — ту самую, ради которой Ветка плавал за лилиями.
Когда кончился танец, девочки застыли, опустившись на пол, и образовали как бы закрывшийся бутон цветка. Наташа непроизвольно зааплодировала.
Ольга Георгиевна строго посмотрела в ее сторону, то же самое сделали и юные артисты, сидевшие в первых рядах.
— Посторонних прошу покинуть зал, — заявила Ольга Георгиевна, вставая со стула и пытаясь разглядеть, кто там посмел нарушить таинство репетиции.
— Извините, пожалуйста, я заглянула случайно.
Наташа уже хотела уйти, но Ольга Георгиевна, узнав ее, милостиво разрешила остаться:
— Это вы, Наташа? Ладно уж, сидите. Мы скоро заканчиваем.
Ольга Георгиевна два раза хлопнула в ладоши, призывая к тишине артистов, сидевших в зале, и пригласила на сцену участников следующего номера.
«Индианки» скрылись в глубине сцены и затем, переодевшись, возвратились в зал как зрители. Раньше всех прибежала Катя и бросилась к Неле, которая уже исполнила свой номер. Катя еще не совсем вышла из роли и продолжала плавно, будто птица крыльями, взмахивать руками.
…Когда Катя смотрела на свои руки, ей становилось их жалко: такие они были тоненькие.
— Кать, а Кать, что у тебя было по физкультуре? — любила спрашивать Маринка, пожалуй, самая упитанная девочка в лагере. — , двойка? Тебе бы гимнастикой заняться… мускулы нарастить… как у меня.
Сама Маринка бралась и за гимнастику, и за бадминтон, и за легкую атлетику, а зимой — за лыжи. И Катя знала, что она мечтает похудеть и завидует ей.
Маринка сгибала руку, однако никаких признаков мускулатуры Катя не замечала, просто пухлые, почти одинаковые от кисти до плеча руки, мягкие, как ливерная колбаса. Что хорошего? И все же Маринка настаивала, что мальчикам больше нравятся полные девочки. Маринка не уставала это утверждать до тех пор, пока Ветка не принес лилии Кате. Тогда она замолчала.
Но ненадолго. Теперь она хвастала, что больше всех в классе получала записок от мальчиков. Она даже показывала некоторые записки. Но ей не очень-то верили. Однажды Катя так и сказала:
— По-моему, ты их сама сочиняешь.
Маринка покраснела и чуть ли не в драку полезла. Потом три дня с Катей не разговаривала. Кате даже стыдно стало: может, и правда Маринка пользуется таким бешеным успехом?
Катю вообще-то одноклассники совсем не интересовали. Мальчишки были нудные. Девчонок дергали за косички. А вот здесь, в лагере, на нее произвел впечатление Ветка.
Был он почти самый высокий из ребят. И смелый. Правда, он не отваживался при всех подойти к Кате запросто, пошутить, как, например, Борька Мамалыкин. Но зато ребята его боялись. Он дерзко вел себя даже с вожатым. И все же его избрали звеньевым. Звено его считалось лучшим в отряде. Во всяком случае отличалось и в спорте, и в военной игре. Хотя порой Ветку и упрекали в нарушении дисциплины.
Едва Катя переоделась и спустилась в зал, Неля ей шепнула заговорщически:
— Поговорим с Наташей?
Два дня назад, когда девочки были на волейбольной площадке, Андрюшка Пастушков подошел к ним и спросил:
— Кто здесь из стенгазеты?
Там была-то из стенгазеты одна Неля, а он вроде не знал. Маринка тогда еще фыркнула:
— Ты что же, ученым считаешься, а таких простых вещей не знаешь! Неля у нас в стенгазете главная.
Андрюшка почесал затылок и сказал:
— Обо всем знать невозможно. — А потом добавил: — Нельзя объять необъятное.
— Это ты про кого? — сердито запыхтела Маринка.
— Так, — сказал Теоретик, — констатирую. — Потом он сделал на пятке оборот вокруг оси и протянул Неле сложенный листок бумаги: — Держи заметку в твою стенгазетку. — И убежал, махая рукой: — Некогда, дела!
Неля сунула заметку в карман шортиков. Прочту, мол, позже. Но позже, прочитав, она решила заметку никому не показывать. Вот что оказалось написанным на листке бумаги, который так небрежно сунул ей Пастушков:
Что мне петь без всякой цели?
Ваял я ручку и, как Шелли,
Воспою малютку Нелли —
Девочку мою!
С каждым днем ты все прелестней,
Звонче льются твои песни.
Голосочек твой чудесный
Впору соловью.
И все. Сначала Неля возмутилась: «Да кто дал ему право называть меня своей девочкой?» Потом задумалась. Прочитала еще раз — и стихотворение ей понравилось. Конечно, оно было небольшим, но зато посвящалось ей!
А не пошутил ли Андрюша? Ведь вряд ли у нее такой необыкновенный голос.
На следующее утро Неля настороженно всматривалась в лица мальчишек: если Теоретик подшутил, то они должны уж все знать и как-то выдадут себя. Никто не обращал на нее особого внимания. Даже Андрюша. И только когда она встретилась взглядом с его глазами, поняла, нет, то была не шутка: он покраснел и, чтобы скрыть это, закашлялся и наклонился, вроде бы поправляя носок.
Правда, еще Тигран Саркисович посматривал на нее как-то подозрительно. Словно впервые вдруг заметил.
Неля не выдержала:
— Ты что?
— Ничего. А что? — взметнул свои черные брови Тигран Саркисович.
— Смотришь ты как-то…
— Что, на тебя посмотреть нельзя? А если мне нравится на тебя смотреть? Не разрешаешь?
Неля смутилась, но тут к ним подошла Леночка Чучкина, и Тигран Саркисович умолк.
Словом, у Нели имелись причины, чтобы посоветоваться с Наташей. Собиралась с ней поговорить и Катя.
Наташа была внимательная и чуткая. Но этих девчонок она располагала к себе и еще чем-то другим…
Катя сейчас особенно остро чувствовала необходимость поделиться с человеком, который мог бы понять ее, что-то объяснить. Грубость Ветки ее обескуражила. Если б не Ольга Георгиевна и подруги, Катя бы расплакалась. Лишь во время танца она немного пришла в себя — музыка требовала определенного ритма, и Катя входила в этот ритм, и вместе с ним успокаивалась, и уже жила в музыке жизнью совсем другой девочки из далекой страны. А теперь, после танца, обида опять ожила.
Потихоньку, стараясь не задевать скрипучие стулья, девочки пробрались к месту, где сидела Наташа.
— Молодец, Катя, очень хорошо чувствуешь музыку и стиль, — Наташа обняла Катю, примостившуюся на соседнем стуле.
— Спасибо, Наташа. Правда, получилось? Я так рада!
— Наташа, мы хотим с вами поговорить. Можете нам уделить немного времени? — спросила серьезно, шепотом Неля.
— Интервью для вашей газеты?
— Да ну что вы! Мы так…
— Если так, давайте поговорим. Только объясните, куда все подевались?
— А все уже второй день на работе в колхозе, — сказала Катя. И добавила: — Георгий Николаевич тоже там. Скоро будут. К обеду.
