— А красивая клякса, — сказал отец.
Ну разве я мог ему сказать, кто посадил кляксу? Пришлось прикусить язык. Но когда я понёс Мурлыке ужин в подвал, я его слегка побранил. Правда, как следует на него разозлиться я так и не смог.
Уже лёжа в постели, я вдруг услышал, как мать говорит отцу:
— Что это с курами случилось? Видишь, спать не идут!
— Странно, — сказал отец. — Это что-то совсем новое! Пойдём-ка посмотрим, нет ли кого в курятнике.
«Тьфу ты, — подумал я, — да ведь это, наверное, мой Мурлыка! Ну что он там натворил?» Я вскочил с постели и выбежал во двор. Ясное дело, окно подвала открыто. Мурлыка оттуда выбрался, это уж точно. В подвале-то ведь холодно. Вот он и отыскал себе, видно, тёплое местечко — в курятнике.
— Кто-нибудь уж там да сидит, — сказал отец.
— Да кто же там может сидеть? — спросила мать.
— А вдруг куница?
— Да, это возможно. У тёти Лены тоже недавно куница в курятник забралась!
Я молчал. Ну что я мог сказать? «Подождём», — думал я.
— Сейчас вот подыщу хорошую дубинку и поглажу эту куницу, — сказал отец.
Он вернулся в дом, а мать всё ходила по двору, считая кур.
«А ну-ка, не зевай!» — скомандовал я сам себе, как только она зашла за угол.
Я открыл курятник, схватил за шиворот моего Мурлыку — и бегом домой.
Быстро сунул его в одёжный шкаф и скорей обратно во двор.
Отец уже направлялся к курятнику с большой дубинкой в руках. Но мать вдруг крикнула:
— Смотри, куры сами идут в курятник!
Я вздохнул с облегчением. Отец рассмеялся:
— Ложная тревога!
Потом мы все пошли спать. И вдруг… у меня просто мурашки по спине забегали. Слышу, из спальни — тихонечко так:
«Мяу!»
Прислушиваюсь… Опять:
«Мяу!»
«Да замолчи ты, — думаю, — ну чего тебе еще надо? В шкафу ведь тепло! — И тут я сообразил: — Проклятый нафталин! Ну кто же, в самом деле, его вытерпит?»
А из шкафа опять:
«Мяу!»
— Что это с Гоппи случилось? — слышу я голос отца. — Ведь он и к дому-то вечером никого не подпускает!
И тут пошло:
«May! Мяу! Мяу!»
— Чёрт знает что! — кричит отец. — Прямо под нашим окном кошки концерт устраивают!
«Ага, — думаю, — он, значит, решил, что это под окном. Да помолчи ты хоть минутку, Мурлыка!»
Но Мурлыка не учёл моего пожелания. Вот теперь-то он разорался вовсю. Но и правда казалось, что это какая-то кошка под окном мяукает. Отец в бешенстве вскочил и давай светить карманным фонариком из окна.
— Вот я тебе сейчас покажу! — кричит он. А потом говорит: — Убежала! — И снова ложится спать.
«Мяу!»
Мурлыка продолжает свой концерт. У меня прямо душа ушла в пятки.
— Ну всё, с меня хватит! — отец вскочил и побежал к двери. И вдруг как вскрикнет: — У, чёртова мышеловка!
Он на неё наступил, а она ему большой палец на ноге прищемила.
Мать понесла ему тапочки. А я подлетел к шкафу — хвать Мурлыку и бегом с ним обратно в постель!
Слышу, отец во дворе с Гоппи ругается. А Гоппи отвечает: «Ав-ав!» и рычит. Я, мол, глаз не смыкаю, комаров и тех не подпускаю на выстрел, а ты тут скандал устраиваешь. Иди спать и оставь меня в покое. Отвяжись! «Р-р-р!»
Я-то, конечно, и без него знал, что никакой кошки во дворе нет. Родители вернулись в комнату. Отец всё потирал свой палец на ноге и бесился. Я шепнул Мурлыке на ухо:
— Вот видишь, ты ему ничего не сделал, а эта безмозглая мышеловка здорово его цапнула. Хорошо ещё, палец не откусила!
Мурлыка замурлыкал, и мы оба уснули.
На этот раз кое-как сошло.
…На следующий день я принёс Мурлыку к Фрицу. Его сестрёнка Грета сразу полюбила Мурлыку и обещала нам как следует за ним смотреть. Мы отправились в школу. По дороге я рассказал Фрицу про вчерашнее происшествие.
Сперва он хохотал, а потом говорит:
— Если твой отец это дело раскроет, вам с Мурлыкой несдобровать. Остаётся одно — продолжать конспирацию. Держи его в подполье.
В школе я только и думал, что про Мурлыку. Правда, на математике пришлось уж мне как-то собраться с мыслями. Не хотелось, чтоб все хихикали. Фрейлейн Никлас даже один раз меня похвалила. Но она ведь Гансика Габермана и то сегодня хвалила. Поняли мы эти дроби.
На переменке мы всё рассказали Аннемари. Она обещала не болтать. Нам ведь нужны союзники. Пусть тоже помогает прятать Мурлыку. Аннемари говорит — она бы вообще померла со страху, если бы у неё дома такое творилось.
А на другой перемене фрейлейн Никлас меня спросила:
— Ну, как поживает Мурлыка? Сказал отцу?
Я помялся, пробормотал что-то, да так и не ответил ни да, ни нет.
Но фрейлейн Никлас поглядела на меня повнимательней и сама всё поняла.
— Да ты скажи отцу! И пообещай ему четвёрку по математике. Вот увидишь, он тогда разрешит тебе взять Мурлыку. Ты что, боишься, на четвёрку не вытянешь?
— Кто? Я?.. Боюсь?.. Не вытяну?..
Ну, я объяснил ей, что к чему. А тут как раз Гансик Габерман — грызёт морковку, старается промелькнуть незамеченным. Но фрейлейн Никлас подозвала его — пришлось уж ему подойти. Вид у него побитый — думает, я наябедничал, что он вчера на уроке Мурлыку выпустил.
— Вот Пауль решил по математике четвёрку заработать. Не попробовать ли тебе по этому случаю получить тройку? — спросила она.
Гансик почесал в затылке.
— Тройку?.. Не пугайте так человека с самого утра!
— Обдумай это предложение, — рассмеялась фрейлейн Никлас. — И представь себе удивление ребят.
Она ушла, а я для порядка ещё разок наподдал Гансику за Мурлыку.
После школы я сперва пошёл к Фрицу — поглядеть, как там поживает мой Мурлыка. Он сразу меня узнал, подошёл и давай мурлыкать от радости. Грета отлично провела с ним время. Таких прекрасных кошек она ещё в жизни не видела.
— Ты бы нам хоть на немножко ещё Мурлыку оставил!
— Ладно уж, оставлю, но только на одну ночь. А потом опять принесу — на день и на ночь.
— Глядите за ним, чтоб не убежал, — предупредил я, уходя домой.
Дома меня ожидала не слишком приятная новость. Мать рассказывает:
— Подумай только, вчера вечером куница всё-таки забралась в курятник! Одно яйцо разбила и выпила. Придётся нам её подкараулить. Сегодня, наверное, опять наведается.
— Да нет уж, больше не наведается, — говорю я.
— А ты откуда знаешь? — спрашивает мать.
Я покраснел.
— Ну, просто я так думаю, — начинаю я выкручиваться. — Она ведь уже заметила, что её обнаружили.
— Ладно, посмотрим, — говорит мать.
Минутку я поразмышлял, не посвятить ли маму в нашу тайну. Очень уж опасная игра получается для Мурлыки. Но всё-таки я этого не сделал. А потом мне и самому смешно стало. Уж куда им поймать моего Мурлыку!
Примеры по математике я проверил два раза, ни одной кляксы не посадил. Четвёрку поставит — это уж точно. А потом мы с Гоппи отправились в гости к Фрицу. Мурлыка сам тут же подскочил к Гоппи — давай, мол, поиграем! Ну мы и хохотали, глядя на их возню!
Только рано я радовался.
Вечером мать рассказала отцу про разбитое яйцо. Когда куры сели на насест, отец загородил доской вход в курятник.
— На всякий случай, — сказал он мрачно.
Я уже лёг в постель, но никак не мог заснуть. И вдруг слышу, мать говорит:
— Куры опять вышли из курятника! Видно, куница отодвинула доску!
Я прямо похолодел. Неужели Фриц с Гретой не уследили и Мурлыка удрал? Я выскочил во двор в одной пижаме. Отец как раз загораживал доской вход да ещё камнями закладывал.
— Вот ты и попалась, голубушка, — приговаривал он, довольный своей затеей.
А куры стоят рядом и глядят на него так устало. Эх, хоть бы я точно знал, Мурлыка там сидит или кто другой?
Отец опять разыскал свою дубинку. У меня прямо сердце остановилось, когда я её увидел. А мать стала осторожно шарить рукой в гнезде — она всегда яйца через боковую дверцу вынимает. И вдруг как вскрикнет! И отдёрнула руку.
— Она меня оцарапала! — кричит и руку показывает. А на руке и правда царапина.
Ну, всё. Теперь мы с Мурлыкой попались.
— Вот погоди, я тебе поцарапаюсь! — говорит отец и подходит к боковой дверце.
Но я уже подскочил к ней сам и кричу:
— Постой, подожди, папа! — Распахиваю поскорей дверцу и хватаю Мурлыку. Он сопротивления не оказывает и вообще ведёт себя мирно. — Это ведь просто Мурлыка… — говорю я. А сам боюсь разреветься.
— Что ещё за Мурлыка такой? — спрашивает отец и глядит то на меня, то на мать.
— Мой Мурлыка, — говорю я.
Так всё и раскрылось. Никаких путей к отступлению. Да мне и самому эта морока порядком надоела. Пришлось уж всё рассказать. И стал я просить отца оставить мне Мурлыку. Уж и не знал, что ему пообещать.
— Вот увидишь, четвёрку по математике получу, — говорю я. — Вот увидишь!
— Понятно, — отвечает отец и показывает глазами на мамину царапину. — А это что такое? Мурлыка-то твой царапается!
