— Никто не может занимать больше пятисот югеров общественной земли, — заявил Тиберий, — поэтому все землевладельцы обязаны отдать излишки и нарезать из них участки беднякам, по тридцать югеров каждый.
— Да здравствует Гракх!
— Я предлагаю для пользы отечества ещё один законопроект: жалобы провинциалов на злоупотребления проконсулов должны разбирать не только сенаторы, но и всадники.
Летели яростные крики, проклятия, угрозы нобилей:
— Народный трибун подкуплен всадниками!
— Квириты, голосуйте против!
Тиберий поднял руку, громкий голос его разнёсся над форумом:
— Не слушайте, квириты, своих врагов! Гоните их прочь!
— Долой нобилей! — гремел форум. — Долой наших врагов!
* * *
Каждый день на форуме происходили словесные битвы. Тиберий спорил с сенаторами, доказывал правоту своего дела.
Консул Люций Кальпурний Пизон, прозванный Честным за то, что, служа претором в Сицилии, закупил однажды хлеб по очень низким ценам, а оставшиеся у него деньги внёс в казну, что вызвало всеобщее изумление, говорил, оправляя складки тоги и с пренебрежением поглядывая на Тиберия и его друзей:
— Подобно Катону Цензору, мы стоим за старый зажиточный деревенский плебс, поддерживаем его, укрепляем. А ты хочешь, Гракх, провести отчуждение участков, чтобы возник новый деревенский плебс. В твоём предложении заложена гибель республики: бедняк, ставший владельцем участка, не сможет купить себе раба, поэтому он не захочет идти на военную службу, оставить свою землю.
— Ты прав, Пизон! — закричал хриплым петушиным голосом консуляр Тит Анний Луск, желчный, тугой на ухо старичок, ядовитые речи которого сеяли страх среди сенаторов. — Тогда республика останется без легионов… Что? — оттопыривал он правое ухо. — Что ты сказал, Пизон?
— Я ничего не сказал. Продолжай.
— Вдумайся, Гракх, в мои слова: новый деревенский плебс будет опасен для государства, так как на следующий год изберёт тебя вновь народным трибуном и потребует новых участков.
Крики возмущённых плебеев прервали его речь.
Тогда закричал Сципион Назика:
— Есть, квириты, люди, которые хотят соблазнить великий римский народ, завоевавший весь мир, обманчивым блеском древнего закона Лициния Столона, учинить вопиющую несправедливость: изгнать нас, старых граждан, из виноградников и оливковых рощ, посаженных нашими предками, героями республики, изгнать с полей, купленных или полученных в наследство, а между тем эти поля приносят каждый год золотую жатву казне. Справедливо ли это?
— Напрасно стараешься, Сципион Назика, обмануть народ хитрыми речами, — возразил Тиберий. — Скажи, куда девались старые воины? Где искать их? В Сицилии, где рабы бьют преторов и храбро защищают Мессану? В Испании, где тридцатитысячное войско под начальством первого полководца едва держится против восьми тысяч варваров? Нет, этих старых воинов не найти и в Италии. Так пойми же, Сципион Назика, что я не посягаю на земельные владения вообще, а только — на общественную землю. Но ты, по-видимому, забыл об этом?.. Раньше плебей работал на своём поле с семьёй и был доволен, а теперь это поле возделывается рабами не для пропитания землевладельца, а для того, чтобы наполнять его кладовые. Теперь на этом участке находится вилла, украшенная статуями, оберегаемая рабам которую редко посещает знатный господин. Как произошло это изменение, ты знаешь лучше, чем я. Знаете и вы, оптиматы! Сенат знает, что положение деревенского плебса давно уже стало отчаянным…
— Но может ли насилие быть законом в республике? — прервал Люций Кальпурний Пизон, оглядывая форум. — Отчуждение земель, задуманное тобою Гракх, — мера принудительная, а если это так, то оно является насилием…
— Добровольное отчуждение не есть насилие, — воз разил Тиберий.
— Никто не откажется добровольно от своей собственности, — захрипел Тит Анний Луск, оттопыривая ухо. — Что? Что ты сказал?
— Если никто не захочет отказаться добровольно, то принуждён будет подчиниться закону. Повторяю: большая часть общественного поля должна быть отнята и разделена между нуждающимися. Сто лет назад эта земля возделывалась руками плебеев, и республика была сильной, счастливой, не такой, как теперь… — Помолчав, Тиберий обвёл глазами плебеев, внимательно слушавших его, и продолжал: — Я знаю, что народ беден, я не могу сделать его богатым, но хочу, чтобы пахари получили землю, чтобы они были крепки и самостоятельны… Прав ли я? Да, прав, клянусь Юпитером! Взгляните на Сицилию, где против богачей выступают рядом с рабами наши безземельные сограждане с оружием в руках…
— Что ты ссылаешься на подлых изменников? — свирепо крикнул Сципион Назика.
— Невыносимая жизнь заставила бедняков пойти против угнетающих их богачей.
— Замолчи!
— Я считаю, — невозмутимо продолжал Тиберий, — что раздел земель должен быть поручен трём избранным гражданам.
— Ты хочешь из этих триумвиров выдвинуть диктатора? — запальчиво крикнул Сципион Назика.
— Ложь! Я не думал о годичной диктатуре одного из триумвиров. Я хочу справедливости. Но прошу тебя, не прерывай меня… Триумвиры, о которых я говорил, должны быть утверждены народом и ежегодно меняться. Обязанность их будет заключаться в распределении и оценке земельных участков.
— Не бывать этому! — сказал Сципион Назика, наклоняясь к уху Тита Анния Луска.
— Что? Что ты сказал? Как? Да, да, мы любим отечество и порядок в нём…
— И я люблю отечество и порядок в нём, — возвысил голос Тиберий, — и потому говорю: есть ещё время решить вопрос полюбовно. Я призываю вас, квириты, к твёрдости и непреклонности. — Взгляд Тиберия остановился на Марке Октавии, безмолвно слушавшем яростные споры. — Я полагаю, Марк, — сказал Тиберий, — что ты как народный трибун будешь справедливым в этом деле.
Марк Октавий отвернулся и стал медленно сходить с ораторских подмостков.
— Остановись, Марк! — вскричал Тиберий. — Ты вынуждаешь меня прибегнуть к крайним мерам… Ну, так слушай же, народный трибун Марк Октавий! С сегодняшнего дня я отказываюсь от исполнения своих обязанностей до тех пор, пока не будет проведено голосование моего предложения…
Марк Октавий остановился. Румянец исчез с его лица. Он колебался, не зная, на что решиться.
— Марк! Мы были друзьями, я любил и уважал тебя, но теперь, когда ты идёшь против народа…
Толпа зашумела; руки угрожающе потянулись к Марку Октавию.
— Злодей! Изменник! — крикнул Тит.
Марк Октавий поднял голову: губы его дрожали, на лбу вздулась жила, выступил крупными каплями пот.
— Квириты, — молвил он заикаясь, — это ложь…
Крик толпы прервал его речь, и, когда всё затихло, резко прозвучал голос Тиберия над форумом:
— Вина на тебе, Марк Октавий! Посмотрим, кто победит.
* * *
Тиберий действительно отказался от исполнения обязанности народного, трибуна до предстоящего голосования. Он пригрозил тюрьмой строптивому консулу Люцию Кальпурнию Пизону, когда тот вздумал призвать сенаторов к открытому выступлению против него.
Жизнь в городе замерла. Консулы не могли сзывать сенат, чтобы совещаться о государственных делах. Преторы не могли разбирать и решать судебные дела; базилики опустели; эдилы не наблюдали за порядком; участились воровство и разбои.
Нобили, надев траурные одежды в знак того, что большое несчастье постигло республику, печально бродили по форуму и улицам; они искали сочувствия у граждан, громко жалуясь на тиранию Тиберия Гракха: «Он находится во власти двух чужеземцев-изгнанников».
Нобили выслеживали Тиберия, подсылали к нему соглядатаев.
— Надо устранить Гракха, — говорил в своём атриуме Тит Анний Луск, и костлявые руки его сжимались в кулаки. — Как думаешь, Сципион? — обратился о к Назике. — У меня есть сведения, что Тиберий часто бывает у плебеев, и там, в тёмном переулке, можно было бы с ним поговорить — верно?.. Что ты сказал, Сципион? — оттопырил он ухо.
— Ничего не сказал. Продолжай.
— У меня есть верный клиент, который… Эй, раб! — закричал Луск, хлопнув в ладоши. — Позови Лукреция!
Вошёл приземистый человечек, почти карлик, с хитрыми глазами, сморщенным лицом, и остановился у порога.
— Выследил его? — спросил Луск.
— Сделано, господин.
— Где он?
— Сейчас он дома, но собирается к плебеям.
— Слышишь, Сципион? Что скажешь?
— Делай, как считаешь нужным, — произнёс Сципион Назика. — Только меткий удар может разрубить этот узел… Есть у тебя кинжал? — обратился он к Лукрецию.
Тот сверкнул клинком.
— Ступай! — крикнул Луск.
Когда Лукреций вышел, Сципион Назика сказал:
— Иного выхода у нас нет.
Тиберий шёл по окраине города, не замечая, что за ним, как тень, следует какой-то человек. Когда он подошёл к дому, в котором жил Тит, тень быстро отделилась от пристройки. Тиберий увидел занесённую руку с кинжалом… но кто-то предупредил удар; оружие зазвенело, прыгая по булыжникам, сваленным у изгороди.
