Манни творит, ты выжидаешь, просто чтобы поиздеваться. А потом будешь мстить.
— Не буду.
— Почему же ты ничего не расскажешь?
— Не хочу.
— Еще Манни говорит, что ты собираешься этим воспользоваться и будешь шантажировать нас.
Я пожимаю плечами.
— Нет.
— Тогда зачем ты стоишь по вечерам перед его домом? Вопрос застает меня врасплох, и я не знаю, что ответить.
— Я не знаю, — наконец говорю я. — Действительно не знаю.
Девушка долго смотрит на меня, словно пытается прочитать по выражению лица, правду ли я говорю или нет. Интересно, уж не за этим ли она пришла? Не послали ли ее остальные, чтобы разузнать, что я задумал? Но они никогда этого не узнают.
— Мне пора, — говорит она.
— Спасибо, что зашла.
— Может, еще увидимся.
Я киваю. Девушка собирается уходить.
* * *
Едва я открыл дверь, как на газоне, пыхтя, появляется Элвис. Девушка останавливается.
— Посмотри-ка, там еж, — говорит она.
Я киваю.
— Он живет здесь.
— Какой славный!
Она нагибается, упирается ладонями в бедра и наблюдает за ежом.
— Его зовут Элвис, — говорю я. — Он здесь уже с весны. Несколько дней его не было, и мы решили, что он куда-нибудь переселился.
Девушка выпрямляется. Осматривается.
— Наверное, он ищет место для зимовки.
— Да, возможно.
— Пока, Ким.
* * *
Я вхожу в дом. Мои ноги почти онемели. Кристин приготовила чай и поставила на стол свежий хлеб и домашний сыр.
— Кто это был? — спрашивает она.
— Подруга, — отвечаю я.
— Туве?
Я качаю головой.
— Нет, Криз.
* * *
Весь субботний день мы работаем в саду. Втроем занимаемся разными делами. Нам едва хватает места. Почти как в старые добрые времена. Я проехал несколько кругов на газонокосилке, а теперь перетаскиваю новую группу магоний в кладовую под навесом стоянки для машины. Отныне их место там вместе с остальными летними вещами. Покончив с магониями, я должен разобрать бильярдный стол, стоявший во дворе с тех пор, как я себя помню. Я не перестаю думать о Криз, таская садовую мебель и откручивая ножки бильярдного стола. Пятясь задом, волоку его к стене и там застреваю. Между стеной и крышкой стола.
Джим помогает мне высвободиться. Он смеется надо мной. Я тоже смеюсь над самим собой. Над тем, как я все сделал шиворот-навыворот. Глупая ситуация не выходит у меня из головы.
— Это был последний заход, — говорю я Джиму.
Кристин подготавливает клумбы к зиме. Высаживает новые луковицы крокусов и раскладывает аккуратными кучками торфяной гумус вокруг розовых кустов. Затем принимается собирать граблями опавшую листву и ветки, разбросанные по нашему дворику неутомимым ветром. Она относит их на зубьях грабель к зеленому компостному баку — нашему с Джимом подарку ей на сорокалетие.
Я подхожу к баку и поднимаю крышку.
— Ну как, нравится?
— Спасибо, Ким. Очень.
Кристин устраивает перерыв. Опирается на грабли и закуривает.
Я смотрю на нее, но ничего не говорю. Она продержалась без сигарет целое лето.
— Почти получилось, — оправдывается Кристин.
Я смеюсь.
— Не сдавайся, Кристин. Никогда не нужно отступать.
— После Рождества брошу, — говорит она. — Сегодня было столько дел.
Я киваю. Вспоминаю ее юбилей. Мы с Джимом устроили Кристин день сюрпризов. Утром — завтрак в постель: торт с марципаном, черный кофе и алая роза.
Вечером мы пригласили ее в ресторан La Dolce Vita Дроттнингсгатан. Ужин из трех блюд и марочное красное вино. Кристин светилась от радости. Давно я не видел ее такой счастливой. Мы с Джимом подумали, что нам следовало бы чаще устраивать такие сюрпризы. Ей это просто необходимо.
— Пошли что-нибудь поедим, — предлагает Джим.
— Пошли, — соглашаюсь я.
Я снова вспоминаю о Криз, когда завожу газонокосилку под навес. Интересно, почему она пришла? Сначала я подумал, что все это ради меня. Что ее и правда интересовало, как у меня дела. Но если это так, то почему она не пришла раньше? И почему они не сделали это все вместе?
Потом я вспоминаю, что меня не было целое лето. Скорее всего, причина в этом. Мне жутко повезло, что я провел в Мичигане все каникулы. В противном случае, мне кажется, я не справился бы.
Я замечаю, что визит Криз придал мне уверенности. У меня не было потребности выплакаться. Я не грущу о том, что случилось. Плачешь, когда умирает любимая кошка. Плачешь неделями, может, месяцами. Но когда друзья предают тебя, избивают и унижают, пытаются убить и бросают в лесу, тогда не до слез. Чувствуешь себя оскорбленным и озлобленным. Поднимаешься и показываешь им, что ты не согласен на подобное обращение. Даешь сдачи. Ради себя самого. Иначе можно погибнуть.
* * *
Около супермаркета стоит Манни. Заметив его, я вздрагиваю. Резко останавливаюсь. Кажется, он не заметил меня. Я делаю несколько шагов в сторону, проскальзываю за ворота.
Манни не похож сам на себя. Волосы отросли. Выглядят ухоженно, уложены в торчащую прическу. Он похож на футболиста. Те часто так ходят.
Может, это новый Манни?
Он стоит и болтает с компанией малолетних мальчишек. Мне кажется, я узнаю его мимику. Выразительный взгляд, холодная улыбка в уголках рта. Но, возможно, это лишь мое мнение.
Мальчишки что-то дают ему, но мне не видно, что именно. Манни что-то протягивает им. Сигареты? Кажется, да. Он продал младшеклассникам пару сигарет!
Мальчишки поспешно скрываются, а Манни остается. Со стороны кажется, что он охраняет магазин. Может, он кого-нибудь ждет?
Я раздумываю над тем, как мне поступить. Решаю спуститься к торговому центру на Пломмонгатан. Еще слишком рано для встречи с Манни.
* * *
Я много мечтаю. Все говорят, это хорошо. Мечтать необходимо. Это очищает. Это неплохой способ переработать то, что с тобой случается. Я мечтаю о будущем. О том, как все сложится.
Иногда по ночам в моих мечтах — только Туве. Я всегда вижу ее на каменном крыльце в потоке солнечных лучей. Подхожу ближе — и вижу, что это не Туве. Это лиса.
Зверь в мягкой рыжей шубе лежит на камне, освещенном солнцем. Кажется, что лиса спит. Тело вытянуто в расслабленной позе, так иногда любят спать кошки. Словно лиса расплескала свой огненный мех по камню.
Я осторожно приближаюсь. Я не хочу разбудить ее. Не раньше, чем я подойду.
Глаза лисы закрыты. Я рассматриваю уши, торчащие треугольными парусами. Прислушиваюсь, действительно ли она спит. Мне известно, что лисы — крайне бдительные животные.
Я осторожно переставляю ногу, затем повторяю движение другой ногой. Жду, рассматриваю спящее животное.
Странно, неужели это ты? Впрочем, если бы это была не ты, я бы не находился здесь. Я узнаю твой аромат, твою волшебную притягательность. Ты все так же недостижима, самостоятельна и независима, как и рыжая лиса в лучах солнечного света. Не то что я: вечно смотрю на тебя, спрашиваю, что ты любишь, стараюсь сделать для тебя все, что ты хочешь. Ты никогда не спрашиваешь, что люблю я.
Я подхожу совсем близко. Присаживаюсь на корточки рядом с лисой, спящей на теплом камне. Она все так же не двигается. Я медлю. Набираюсь мужества. Рано или поздно это должно произойти.
— Туве, — шепчу я. — Это я, Ким.
Лиса не реагирует. Я повторяю свои слова немного громче. Никакой реакции. Кажется, до нее не достучаться.
Я поднимаю руку и осторожно провожу ладонью по меху: по спине и по густому хвосту. Чувствую, как меня бросает в пот, тело словно коченеет, потому что моя рука стирает лису. Она исчезает, словно была тенью, созданной солнцем. Я смотрю на пустой камень перед собой.
Опускаю взгляд на свою руку. Та словно краснеет изнутри. Да, теперь я ясно вижу, как огненно-рыжий лисий цвет распространяется по руке. Красный цвет!
Филип, мой друг!
Теперь я знаю, что ты сказал правду. Мир — лишь отражение, все, что мы делаем, — лишь игра света. Цвета — это фальшивое преломление солнечных лучей, отражение в зеркале земной жизни.
Что же движет всем этим, что заставляет зеркало работать? Какая сила собирает нас по винтику и заставляет двигаться, думать, говорить и делать разные вещи? (Иногда очень жестокие вещи, Филип, если винтики закручены слишком туго!)
Я не знаю. Интересно, а знаешь ли ты? Ответил ли ты на мои вопросы? Одно время я думал, что ты ответил. Раньше я верил всему, что ты говорил.
Теперь я не знаю. Это больше не важно.
Теперь все иначе. Жизнь продолжается, так и должно быть. Иного не дано. Пока мы отражаемся, мы должны играть в эту игру.
Моя роль трудна. Слишком трудна. Потребуется время, чтобы отыскать способ разобраться в ней. Чтобы жить дальше. Мне нужно усвоить пережитое. Это должно меня закалить.
Возможно, я должен дать сдачи. Мне известно, что ты знаешь это. Вы все это понимаете. Так и должно быть. Поскольку я живу, я должен реагировать. Я не знаю как.
