17. Голубая падь
Расставшись с товарищами, группа Брынова сразу углубилась в таежную чащу. Узкая тропа то ныряла в сине-зеленую мглу лиственниц, даурского багульника и болотного вереска, то, круто забирая вверх, выводила школьников в нагорный мир стланика, мелкорослых берез и кустов малины.
Иногда тропе, становившейся все уже и уже, сопутствовал таежный ручей, журчавший по камням под прикрытием буйного сплетения ивняка, черемухи и жимолости. Ближе к северным склонам попадались таволга, бузина и шиповник. Их ветки были усеяны багряными листьями. В заболоченных падях и по их склонам густой зарослью тянулись ерники, березы, ивы, мелколистный багульник.
Частые источники пересекали тропу — вода в них отдавала то щелочью, то углекислотой, но всегда была холодной и приятной на вкус, освежала и прибавляла силы участникам похода.
Голубика и моховка созрели здесь в изобилии. Из ягодников то и дело вспархивали рябчики и глухари, иногда стремительно выбегали косули.
Все дальше, в нехоженую глухомань, уводила ребят узкая кочкастая трона. Юные геологи не видели ничего, кроме простиравшейся без конца и края зеленой гущи, среди которой порою посверкивали голубые озерца и светлые речушки; местами встречались пятна горных лугов.
Несколько небольших приключений не испортили настроения участникам похода.
Вблизи Голубой пади Митя Владимирский и Сеня Мишарин опередили всю группу и шли, разговаривая, по тропе. На крутом завороте, в ста шагах, вниз по тропе трусил медведь-муравьятник. Митя и Сеня сообразили, что им с мишкой не по пути, и повернули обратно.
В другой раз героем происшествия оказался Сервис. Пронырливый пес забрел в глухой кедровник. Оттуда вдруг донеслось его странное повизгиванье. Борису Зырянову и Антону Трещенко, примчавшимся на зов Сервиса, представилось уморительное зрелище: на камне под кедром среди обглоданных шишек сидела птица кедровка — черная, в белых, как снежинки, пятнышках. Объевшись орехами, кедровка икала и миролюбиво посматривала на Сервиса, склоняя то на один, то на другой бок свою головку с длинным клювом. Она ленилась сдвинуться с места. Поведение опьяневшей птицы совершенно озадачило Сервиса, и он был в положении стража порядка, которому неудобно наказать закоренелого пьяницу, настолько тот беспомощен и добродушен.
Эти приключения не отвлекали юных геологов от поисков ископаемых. Брынов и ребята ни на одну минуту не выпускали из рук геологических молотков на длинных рукоятках. Начальнику экспедиции приходилось время от времени окликать вошедших в азарт школьников. То они бросались к скалам, сторожившим вход в горловину пади, и взбирались на них, расцарапывая до крови руки и ноги; то начинали изучать камни, по которым стекал какой-нибудь говорливый источник. Рюкзаки, карманы, даже туеса были наполнены образцами горных пород. Участники похода ревниво оберегали свои с таким трудом собранные коллекции.
Все шло хорошо до ливня. Он настиг группу Брынова у самого входа в Голубую падь. Это случилось на шестой день путешествия. Тропа, вся в узлах корневищ, круто обрывалась. Спускаться по ней можно было, только цепляясь за ветви густого боярышника и ерника.
Ливень гнал юных геологов в Голубую падь, так как разбить на узкой тропе палатку было невозможно. Слева и справа глухой стеной стояли таежные дебри.
Скользя, падая, сбивая друг друга, теряя туеса, рюкзаки, промокшие до последней нитки, ребята упорно шли за Брыновым, все дальше и дальше углубляясь в узкую, буйно заросшую кустарником долину.
За несколько часов такою путешествия Митя Владимирский побледнел и осунулся. Стиснув зубы и насупив тонкие брови, шагал Сережа Бурдинский. Шумно дышал ломавший кусты, как медведь, Борис Зырянов. Он шел следом за начальником экспедиции; от него не отставала Поля. Больше всего опасался Брынов за худенького, болезненного Сеню Мишарина. Сеня не жаловался, но лицо его морщилось; еще до Голубой пади его начала трясти лихорадка, и теперь он еле волочил ноги. Ребята разгрузили его от вещей, причем добрую половину Сениного имущества взяли Антон Трещенко и Тиня Ойкин.
Брынов увлек ребят к круто вздыбившемуся над падью каменистому западному склону. У его подножия катил свои воды небольшой, теперь раздувшийся от ливня ручеек. Путешественники с трудом перешли его вброд, продрались сквозь заросли тальника и очутились на небольшой площадке между ручейком и темносерой скалистой стеной. Наверху скала увенчивалась каменным козырьком. Здесь, защищенные от дождя выступом скалы, и собрались все участники экспедиции.
— Ну вот, — сказал Брынов оглядываясь, — мы здесь прямо как робинзоны. Едва ли до нас кто-нибудь заглядывал сюда… Здесь, ребята, как кончатся дожди, начнем поиск, все утолки осмотрим… По моим расчетам, мы — у цели!
Борис, Антон и Малыш уже вгоняли в землю колышки и разбивали палатку. Ливень не прекращался. Тяжелые, словно разбухшие от воды тучи нависли над Голубой падью. Сгущались сумерки.
Одна из сторон палатки почти вплотную примкнула к скале, прикрытой густыми зарослями зелени. Борис Зырянов натягивал веревку, а Поля Бирюлина, стоя на коленях, прикручивала веревку к колышкам. Вдруг девушка почувствовала, что веревка в ее руках ослабла.
— Боря, что же ты, совсем обессилел? — воскликнула Поля.
Ответа не было.
— Боря, перестань шутить! Я промокла и устала!
Снова молчание.
Поля вскочила на ноги. Бориса не было. Только что он стоял рядом и… исчез.
— Поля! — вдруг услышала она, и кто-то тронул ее за руку.
Она вскрикнула: рядом — никого!
Поля поворачивалась во все стороны и ничего не могла понять: перед нею была палатка, сзади — отвесная, непроницаемая окала.
— Поля, иди же сюда! — услышала она нетерпеливый зов.
Это был голос Бориса.
Тут только она заметила узкую расщелину в скале, прикрытую ветвями черемухи и боярышника. Девушка нагнулась и проскользнула между ветвями. Она споткнулась и упала бы, если бы ее не поддержала сильная рука Бориса.
Борис и Поля стояли у входа в довольно большую, хотя и невысокую пещеру.
— Сюда! Сюда! — кричал Борис, и один за другим в расщелину проскользнули участники экспедиции.
Неутомимый Сервис уже обнюхивал все углы пещеры.
— Эге! Да здесь тепло и сухо! — сказал Кузьма Савельевич. — Давайте-ка перебираться сюда, обогреваться да сушиться. Здесь будет покойнее, чем в палатке.
Через полчаса в пещеру перенесли все имущество геологической партии — одеяла, мешки с продовольствием, коллекции. Лошадь привязали у самого входа в пещеру.
Изнемогавшего от усталости и лихорадки Сеню Мишарина уложили на двух одеялах в самом высоком и сухом месте пещеры.
У входа в новое жилище нашли несколько сухих сучьев, убереженных от дождя выступом скалы, развели посредине пещеры костер и подвесили на треноге чайник с водой. Поля выставила наружу ведро, и скоро оно до краев было наполнено дождевой водой.
— Палатку уберем? — спросила девушка, занося в пещеру ведро.
Она хотела еще что-то сказать, но ее отвлек стонавший в углу Сеня. Поля направилась к больному.
— Пусть стоит, — ответил между тем геолог. — Она вроде как наша приемная. Утром уберем… Давайте, ребятки, чаевать.
Антон разливал по кружкам кипяток, выдавал сухари, открывал банки с консервами.
После ужина ребята стали было располагаться на отдых — усталость наливала тело, но Брынов, который почти ничего не ел и нетерпеливо ждал, пока ребята покончат с едой, сразу же схватился за молоток:
— Ребятки, еще один подвиг на сегодня! Айда осматривать пещеру!
И, сбросив усталость, юные геологи разошлись по уголкам обширного своего жилища. Колебались языки свечей, в ребячий говор вмешивался перестук молотков, а через расщелину доносился несмолкаемый шум ливня.
— Кузьма Савельич! Ко мне! Скорее! — закричал Борис.
Геолог и ребята бросились в дальний угол пещеры, откуда доносился стук зыряновского молотка. Вслед за Брыновым с лаем помчался и Сервис.
Борис Зырянов выглядел растерянным. У его ног лежала груда отколотых от стены острогранных, ребристых камней, а в руках Борис держал плоский минерал, похожий на бутерброд: между двумя толстыми красноватыми слоями — едва заметная белая прослойка.
— Ого! — воскликнул геолог. — Это же киноварь! Основная руда, из которой добывается ртуть. И какая богатая! Тут известняк, так сказать, присутствует только «для приличия». Такую богатую руду я встречал только на Чикое.
Кузьма Савельевич отбил молотком еще несколько кусков, наконец осветил головешкой всю южную стеку пещеры: ярко-красные полосы густой сетью прослаивали скалу.
— Ну, Борис, — Брынов положил руку на плечо юноше, — честь открытия принадлежит тебе.
Ребята во все глаза смотрели на своего «Зыряна», будто никогда не видели его жестких волос и выпяченной нижней губы. А Борис и не думал скрывать гордого торжества, он ухмылялся и даже прищелкивал пальцами.
