Аксель был обязательным в обеих программах, короткой и произвольной, Волков учил с ней двойной, освоенный еще при Тамаре Витальевне. Маша было открыла рот – спросить, когда они перейдут к тройному, Сергей Васильевич прочитал ее мысли и отрубил:
– Даже не заикайся!
Поскольку номер с акселем не прошел, Маша изыскивала другие средства, чтобы поднять стоимость своей программы. Насмотревшись дисков, которые когда-то всучил ей Сергей Васильевич, она воображала себя суперспециалистом по составлению программ. Больше всего на дисках ей приглянулись фигуристы, которые начинали произвольную с прыжкового каскада: только выехал на лед – и сразу же сорвал овацию!
– Каскад мы ставим на второе место, – категорично говорил Сергей Васильевич. – Сперва будет прыжок в два оборота. Ты как бы разминаешься и снимаешь нервное напряжение, значит, больше вероятности, что каскад исполнишь стабильно. А под занавес ставим то, что тебе лучше удается: комбинацию вращений.
Маша хмурилась, дулась и обижалась. Всеми силами отбивалась от «дешевых» тулупа и сальхова и уговаривала Сергея Васильевича позволить ей на последней минуте прыгнуть тройной флип.
– Прекрасно! Замечательно! Ты бы еще тройной аксель клянчила на последней секунде! – Он мгновенно побагровел, как всегда, когда гневался. – Спустись на грешную землю! Ты кто? Де-бю-тант-ка!! Когда дебютантку перегружают сложностью, она – что? Срывает программу! Жадность может влететь в копеечку! Погонишься прежде времени за бо́льшим – не достигнешь и малого! Знаешь, сколько сейчас в России сильнейших фигуристок? Даже если стабильно набираешь сто тридцать – сто сорок баллов на всех соревнованиях, можешь запросто пролететь мимо сборной! С тобой рядом буду кататься мастера спорта международного класса! Монстры! У них опыта, и тренировочного, и соревновательного, столько, что тебе и не снилось! – он перевел дыхание. – Тебе нужно адаптироваться к стартовому адреналину, а не выдавать полный прыжковый набор. Кстати, флип с программы вообще снимаем!
– Почему? – возмутилась Маша.
– Потому что он прыгается с внутреннего ребра, а ты переходишь на наружное!
И точно, на последних тренировках Маша пару раз прокололась с этим ребром. Она занималась на льду не одна и была уверена, что Волков ничего не заметил. Как всегда, недооценила его зоркость…
– Я всего два раза ребро перепутала! Я случайно!
Но Сергей Васильевич был неумолим:
– Вот начнешь прыгать стабильно с нужного ребра, доведешь прыжок до автоматизма – тогда и будем разговаривать!
Тем временем с мамой творилось нечто странное. Раньше она предпочитала в одежде стиль милитари и вдруг в течение недели купила себе два гламурных платья. Проколола уши, хотя всегда была противницей сережек. Все чаще пропускала свою варварскую утреннюю гимнастику. Раз-другой проспала на работу. Стала отращивать волосы. Иногда задумывалась, улыбалась непонятно чему, разговаривала сама с собой. А самое невероятное – купила здоровенную, чуть ли не метр на метр, книгу кулинарных рецептов и попыталась испечь пирог со сливами. Поминутно заглядывая в книгу и обсыпая страницы, столешницу и пол мукой, битый час воевала с тестом. Пирог снизу не пропекся, а сверху подгорел, но сам факт его приготовления свидетельствовал, что сквозь прежнюю жизнь исподволь прорастает новая, в которой есть место платьям, пирогам и беспричинной задумчивости.
Все объяснилось в конце октября. Выйдя из метро, Маша увидела, как мама разговаривает с кем-то возле газетного киоска. Собеседник, худощавый широкоплечий шатен, в кожанке, с волосами, собранными в хвост, горбоносый и голубоглазый, похожий на француза, держал ее руки в своих, а она смотрела на него с какой-то детской улыбкой. Тут она встретилась глазами с Машей и испуганно от него отпрянула. Маша притворилась, что не заметила ее испуга, и принялась с интересом рассматривать зеленый мусорный контейнер возле мини-маркета. Мама ее нагнала:
– Надо же, как мы с тобой одновременно вернулись… Зайдем в магазин, дома пельмени закончились.
– С кем это ты сейчас стояла? – спросила Маша, когда они заняли очередь в кассу.
– Коллега по работе, – ответила мама как ни в чем не бывало, но как будто запыхавшимся голосом.
– Очень симпатичный, – заметила Маша.
– Да? Не думала об этом, – равнодушно сказала мама.
– Он твой начальник или подчиненный?
– Не то и не другое, мы из разных отделов.
– А как его зовут?
– Александр.
– Он на одного рок-музыканта похож.
– Представь себе, он на электрогитаре умеет играть! И в шахматы. Недавно на корпоратив пришел гроссмейстер, родственник кого-то из дирекции, и Са… э-э-э… Александр – бабах! – поставил ему мат, тот и глазом не успел моргнуть. – Мама с воодушевлением начала пересказывать, как гроссмейстер рассматривал расположение фигур на доске, не в силах поверить, что продул партию, а потом «нервно курил в углу». Одернула себя: – Что-то меня понесло. Тебе это неинтересно…
– Почему же, очень интересно, – заверила Маша с лукавой улыбкой. Она чувствовала себя взрослее мамы, как будто они поменялись ролями. – Ты так здорово рассказываешь.
– Спасибо, – сказала мама, краснея, чего за ней раньше не водилось.
Они уже вышли из мини-маркета, и мама ни с того ни с сего развеселилась:
– Машк, а знаешь что? Давай в кино рванем! Сегодня четверг, новый фильм вышел, я хотела бы его посмотреть. Потом где-нибудь поужинаем. А?
– Давай, – удивилась и обрадовалась Маша.
– Тогда бегом! Домой заходить некогда, не то явимся к шапочному разбору – билетов не останется.
– А пельмени как? Они же растают…
Мама с досадой крутанула пакетом с пельменями.
– А ну их! – Она широко размахнулась и забросила упаковку в мусорный контейнер. – Надоели мне эти пельмени!
Наступил ноябрь, и Маша отправилась в Нижний Новгород на этап Кубка России.
Группа московских фигуристов ехала на «Сапсане». В Нижний они прибыли под вечер и прямо с поезда пересели в специально заказанный автобус: городская администрация организовала для них небольшую автобусную экскурсию. Маша впервые в жизни была в другом городе, если не считать подмосковного Одинцова и Финляндии. Глядя в окно автобуса, она поражалась обилию двухэтажных деревянных домишек. Электрический свет за тесными окошками в резных наличниках выглядел чем-то чужеродным – таким домам больше подошли бы свечи, а то и лучины. Маша гадала, есть ли в домишках водопровод или жители ходят за водой к реке с ведрами на коромыслах.
Сыпал мелкий острый снег, дул ледяной ветер, и экскурсовод, добрая душа, всего дважды вытащила группу из автобуса. В первый раз предложила полюбоваться с парапета на бескрайнюю Волгу, которая здесь сливалась с Окой. Именно на этих берегах, поведала она, родилась песня «Эх, дубинушка, ухнем!» – ее распевали грузчики на бесчисленных пристанях. Во второй раз провела их мимо стен кремля, перечислив мимоходом их толщину, высоту и общую протяженность. Упомянула, что из тринадцати башен до наших дней сохранилось двенадцать и что во время Великой Отечественной войны на них стояли зенитки. Подвела группу к башне под именем Коромыслова и пересказала легенду о том, как возникло ее диковинное название. В шестнадцатом веке астраханские татары затемно подкрались к стенам города, намереваясь взять его в осаду. Первой их заметила нижегородская девушка – ранним утром она отправилась по воду. Недолго думая, она набросилась на татар с коромыслом и прикончила десятерых. Оставшиеся в живых призадумались, каковы же тут воины, если даже девицы так отважны, и потихоньку убрались восвояси.
Очередную легенду они выслушали уже в автобусе, который колесил по прибрежным улицам, нырял в низины и взбирался на «горы». Это были Дятловы холмы – на них и зародился город. У «птичьего» названия, сказала экскурсовод, есть несколько версий – выбирай любую. Раз – глина на речных обрывах красно-белая, с черными прожилками, под стать дятловой раскраске. Два – основателем Нижнего Новгорода, по преданию, был некий мордвин, у которого было восемнадцать жен и семьдесят детей; чтобы расселить всю эту ораву, он строил хижину за хижиной и с утра до ночи стучал топором, за что и заработал прозвище Дятел. По другому преданию, Дятел был чародеем и жил в горном ущелье возле устья Оки, а восемнадцать жен и семьдесят детей имел мордвин по имени Скворец; после смерти Дятла Скворец похоронил его на вершине одного из холмов и окрестил их Дятловыми. И, наконец, три: леса на берегу Оки в давние времена так и кишели дятлами. Сейчас ни дятлов, ни прибрежных лесов уже нет, зато по всей округе развелись лоси; а на гербе города красуется олень, хотя оленей в нижегородских лесах отродясь не водилось. Завершая «птичью и звериную» тему, экскурсовод заметила, что слово «чебурашка» родом из Нижнего Новгорода – так называли здесь куклу-неваляшку.
