— Чего ставить? — спросил я. — Палаток-то нет.
Иван Сергеевич положил карандаш на стол и почесал подбородок.
— Виноват, — сказал он, — кажется, я немного увлекся. Палаток действительно пока нет.
Я сижу и чувствую, что голова у меня начинает гудеть. Развесил я уши насчет катамаранов, лодок и морского клуба. У нас же не только палаток, у нас пока ничего нет. Конечно, свои палаточки на берегу иметь неплохо, но на дороге ведь они не валяются.
А Иван Сергеевич опять:
— Неужели мы с вами ничего не придумаем? Смешно говорить, из-за каких-то палаток все дело стало.
И вдруг Наташка говорит:
— Иван Сергеевич, а сколько они стоят?
— По сорок три рубля.
— У нас же деньги заработаны, вы сами говорили.
— Насчет этих денег я не знаю, — нахмурился директор. — Деньги ваши, но, может, не все согласны их на палатки тратить.
— За девочек я ручаюсь, — сказала Наташка.
— А за нас и ручаться не надо, — сказал я. — И так ясно.
— Ну, а я за директора совхоза ручаюсь, — сказал Иван Сергеевич. — Это вы хорошо придумали, как деньги истратить. Вот только с лодками у нас пока дело неважное. Лодки надо иметь свои, чтобы вы могли брать их в любое время. А вот где мы их достанем, мне пока неизвестно.
— Лодки можно сделать, — сказал Колька.
— Думаешь, справимся? — засомневался директор.
Я сидел и видел, что директор наш опять начинает чудить. Только что уговаривал строить этот катамаран, а теперь сомневается насчет лодок. Или он забывает, что минуту назад говорил?
— Тогда как же мы с катамараном справимся? — спросил я.
Директор засмеялся.
— А Мурашов прав. Какой может быть катамаран, если мы лодки не осилим. Тем более что столярное дело у вас всегда было на высоте. Вот если бы Евдокимыча уговорить, чтобы он руководить взялся… Ну, это я беру на себя. Теперь как будто все ясно. Осталось только название придумать нашему клубу.
— Чего называть, если еще нет ничего, — сказал я.
— Мурашову всегда все нужно испортить, — сказала Наташка. — Неправда, что ничего нет. У нас уже есть мечта. Давайте так и назовем — «Мечта».
— Вот ты и плавай на мечте, — сказал я, — а я лучше буду на лодке плавать.
Илларион — лучший друг и любимец девчонок — вступился, конечно, за Наташку.
— Название неплохое, — сказал он. — А можно еще «Альбатрос». Это такая морская птица.
Батон заерзал на лавке и захихикал.
— Ты что скажешь, Мелков? — спросил Иван Сергеевич.
— Лучше всего назвать «Евдокимыч», — ответил Батон. — Тогда Евдокимыч нам все сделает за неделю. Вы знаете, сколько он лодок построил?
— Да ты у нас дипломат, — усмехнулся Иван Сергеевич. — А ты, Стукалов, что скажешь?
— Можно «Мечта», — сказал Колька.
Я посмотрел на Кольку и засмеялся безжалостным смехом.
— Ты что, Мурашов? — спросил Иван Сергеевич.
— Он знает — что.
И тут я увидел, что Колька краснеет. Раньше я никогда такого не замечал, а может, он краснеть научился только в этом году. Щеки и шея у него стали будто их свеклой натерли.
— Мурашов, — сказал Иван Сергеевич. — Между прочим, твоего предложения никто пока не слышал.
— Тут и думать нечего — «Катамаран»!
Это у меня само вырвалось, потому что я случайно взглянул на плакат и еще раз подумал, что девушка жутко похожа на Наташу.
— Не так и плохо, — согласился Иван Сергеевич. — Давайте сделаем это слово паролем. Все приказы и поручения под паролем «катамаран» выполняются безоговорочно и в первую очередь. Согласны?
— Гут, — сказал Батон. — Зер гут[8], Иван Сергеевич.
Директор засмеялся.
— А тройка, Мелков, у тебя все равно условная. Давайте, морячки, в честь такого события уху сварим из ваших окуней. Идет?
— Зер-зер гут! — заорал Батон.
— Тогда — за дело. Желудев — за водой, Стукалов — лук чистить, Кудрова — картошку, я плиту затоплю, а Мурашов рыбу выпотрошит.
— Иван Сергеевич, не люблю я потрошить, — сказал я. — Давайте я что-нибудь другое сделаю.
— Катамаран! — отозвался директор.
— Ну и пожалуйста, — сказал я и пошел за рыбой.
Рыба висела на заборе в подсачке. Возле нее уже собрались кошки со всего поселка. Они терлись о забор, выгибали спины и мурлыкали.
Я шуганул кошек, вывалил рыбу на траву и крикнул:
— Иван Сергеевич, где кастрюля?
— Возьми на кухне.
— Катамаран! — заорал я.
И через полминуты сам директор нашей школы принес мне кастрюлю.
Иван Сергеевич посоветовал нам про клуб помалкивать и вообще держать все в секрете. Я спросил его: — А зачем?
— Чтобы побольше ребят собрать.
— Если они знать не будут, так и не придут, — сказал я.
— Все как раз наоборот, Мурашов.
И точно. Когда у нас около школы объявление висело про кружок баянистов, то ни один человек не пришел записываться. А сейчас без всякого объявления нас только и спрашивали:
— Какой там у вас еще клуб?
— Вы чего строить собираетесь?
— Правда, что вы с аквалангом будете плавать?
И всякие другие глупости. Но точно никто ничего не знал.
На эти вопросы я только рычал:
— Катамар-р-ран!
Батон хихикал, и по его виду было понятно, что он что-то знает.
Колька, как всегда, молчал.
Но все-таки мне не понятно, откуда они узнали. Могла, конечно, Наташка распустить язык, а мог и Илларион рассказать девчонкам.
Нашим девчонкам Илларион все больше нравился. Наверное у них уже очередь установилась, чтобы с ним поговорить. Одна только Наташка фыркала и говорила, что он противный. И все почему-то мне про это сообщала. А мне все равно, кто там ей нравится или не нравится. Я сказал:
— У тебя все противные, потому что ты сама вредная.
— Я вредная?! — возмутилась Наташка. — А может, мне совсем другой человек нравится!
— Вот и иди к этому человеку, — сказал я.
— А вот ты не знаешь, как его зовут.
— А мне неинтересно.
— А ты угадай.
— И не подумаю.
— Ну, на какую букву?
— На букву «ы», — сказал я.
— Дурак! — обиделась Наташка.
А я засмеялся, потому что она разозлилась, а мне хоть бы что.
Место для лагеря мы выбрали в бухточке, недалеко от дома директора. Там весь берег зарос молодыми соснами, домов не видно, а видно только море и острова.
Мы решили никому не говорить, пока не поставим палатки. Нам хотелось, чтобы ребята увидели все готовенькое и заплакали бы от зависти.
Но ведь глаза никому не закроешь. Все видели, что мы готовим колышки и носим на берег сено.
Первым сообразил Умник.
— Лагерь строите? — спросил он.
— Скоро узнаешь.
— Я и так знаю. Колья — для палаток, а сено — под палатки. Только где вы палатки возьмете?
— Раз ты все знаешь, то догадайся.
— Школа купила? Тогда почему вы одни работаете?
— Работать любим, — сказал я.
— Нет, Мураш, — ответил Умник, — это ты для себя стараешься. Не могу только понять, откуда у тебя палатка.
— Смотри, ребята, — сказал я. — Умник первый раз в жизни ошибся.
— Может, сказать ему? — предложил Иллларион. — Его деньги тут тоже есть.
Я посмотрел на Иллариона жутким взглядом и показал потихоньку кулак, но было уже поздно.
— Все ясно, — усмехнулся Умник. — Это — за осушение луга.
— А ты против? — спросил я.
— Почему? В десять раз лучше, чем для тебя бутсы покупать. А почему вы остальным не сказали?
— Зато ты теперь скажешь.
— А почему я должен молчать?
— Может, ему банок дать? — спросил я.
— Катамаран! — ответил Батон.
Мы навалились на Умника, прижали его к земле так, что он даже говорить не мог. Он молчал, а мы ему объясняли, что есть такое слово — сюрприз. Это когда неожиданно людям делают что-то приятное. От того, что неожиданно, получается в миллион раз приятнее. Правда, бывают и неприятные сюрпризы. Вот Умник такой и получит, если вякнет кому-нибудь про палатки.
Когда мы Умника отпустили, он сразу ушел. Мы думали, что он пошел по поселку трепаться, но он вернулся минут через десять. В руках у него была книжка «Справочник туриста».
— «Место для установки палатки следует окопать канавкой, чтобы под нее не подтекала дождевая вода», — прочитал он.
— Молодец. Будешь у нас главным ученым по канавкам, — сказал я и взялся за лопату.
За палатками Иван Сергеевич с Лехой поплыли на «казанке». Когда они вернулись, никаких палаток я в лодке не увидел. Они поставили лодку на прикол, а сами, засучив брюки, вышли на берег с пустыми руками.
— Уже нет? — спросил я.
Иван Сергеевич посмотрел на меня и пожал плечами.
— Нормально, — сказал он.
— Купили?
— Нормально.
— Что нормально? — спросил я.
— Все нормально, — ответил директор, и оба засмеялись.
