Он вцепился в потолок своей клетки и кричит оттуда:
— Альфонс дур-р-рак! Пшёл вон!
Весёлые у меня получились каникулы! Из дому шагу ступить нельзя. Следи день и ночь за проклятым зоопарком! Обидно! Хорошо ещё, что мои дружки мне каких-нибудь других животных не подсунули. Что бы я стал делать с орлом? Или с шакалом? А вдруг бы мне кто-нибудь крокодила приволок — куда б я тогда девался? Но, по правде сказать, с меня сейчас и мышек хватает. И ведь ещё целая неделя впереди! Чего только не натворят мои звери за это время!
Как я перепутал всю пионерскую цепочку
На собрании пионерского отряда Гарри, наш вожатый, сказал:
— Давайте, ребята, создадим пионерскую цепочку!
Но никто из нас не знал, что это такое.
Гарри объяснил:
— Вот если нам надо быстро, очень быстро собраться по какому-нибудь важному делу, тогда Петер, председатель совета отряда, подаёт сигнал. По этому сигналу один пионер бежит к другому, и мы быстро собираемся.
«Здорово как!» — подумал я.
Луизе дали пионерское поручение — написать, кто к кому должен бежать.
Через несколько дней она пришла в школу с большим листом бумаги. Мы столпились вокруг стола, и она нам всё объяснила. Мне достался пятый номер. Ко мне должен бежать Бруно, а мне надо бежать сначала к Луизе, а потом к Эрвину.
— А ночью как же? — спросил я. — Ведь ночью все двери заперты!
Петер сказал:
— Альфонс прав. Надо нам что-нибудь придумать. Циттербаке, какое у тебя будет предложение?
Бруно крикнул:
— Я возьму камень и брошу в окно.
Но я сразу вспомнил про наш маятник и про фрау Маттнер, когда мы телефон проводили, и сказал:
— Ты, Бруно, очумел! Потом неприятностей не оберёшься.
Тут все зашумели. Кто-то крикнул, что пионер не позволит себя оскорблять. Но другие считали, что я прав.
Вот тогда я и предложил:
— Надо свистнуть — и всё. Пусть каждый свистит по-особому.
— А я не умею свистеть, — сказала Луиза.
Тогда мы решили: пусть Луиза будет петь. И почти все девчонки сказали, что они тоже будут петь.
Гарри засмеялся, а потом сказал:
— В следующий поход все девочки должны научиться свистеть.
Каждый получил свой номер, и все мы были очень рады, какая у нас получилась хорошая пионерская цепочка.
Под конец Гарри сказал:
— Давайте, ребята, устроим репетицию. А то как же мы узнаем, хорошая у нас цепочка или плохая. Тут самое главное — быстрота. Да вы и сами знаете: если дело важное, пионер мигом должен быть на месте.
Перед тем как все разошлись, я тихо спросил у Гарри:
— Может быть, нам ночью репетицию устроить?
Гарри ничего мне не ответил, только подмигнул. А уж что это значило, кто его знает.
На всякий случай я в тот же вечер упаковал свой рюкзак.
Мама очень удивилась:
— Зачем это, Альфи?
Я ей рассказал про пионерскую цепочку. Папе это страшно понравилось Он мне рассказал про свою боевую дружину. Там у них тоже такая цепочка. Но почему-то добавил, что рюкзак паковать мне сейчас ни к чему.
— Никогда не знаешь, когда тебя вызовут. Может быть, только через пять дней. Но, конечно, неожиданно, вдруг.
Мама забеспокоилась:
— Но тогда, Альфи, тебе обязательно надо приготовить смену белья.
И она много всяких вещей запихала в мой рюкзак. А может быть, она и не поверила в нашу цепочку и просто хотела посмеяться надо мной. Но я теперь едва поднимал свой рюкзак.
Потом она сказала:
— Альфи! Почистил бы ты с вечера свои башмаки. Вдруг сегодня ночью вас вызовут на цепочку? Утром ты всегда забываешь их почистить.
В тот вечер я долго не мог уснуть. Лежал и слушал. Но никто не свистел. На следующий вечер тоже никто не свистел. И ещё через день тоже.
А я, как только встречу Гарри, сразу шепчу ему:
— Ну, как дела с пионерской цепочкой?
Но он мне только всякий раз подмигивал.
И вот на восьмой день раздался наконец свист. Я очень хорошо его слышал. Было половина десятого вечера — я сразу посмотрел на часы. Но, когда я подбежал к окну и поглядел вниз, там никого уже не было. Наверно, Бруно помчался дальше, к школе.
Я выбежал в столовую. Мама в это время как раз отвечала папе своё домашнее задание. Она ведь у нас заочница.
— Пионерская цепочка свистела! — крикнул я и побежал.
Мама очень рассердилась — ведь я помешал ей урок отвечать.
Но папа ей сказал:
— Если уж такое важное дело, всё остальное отходит на задний план.
Мама быстро намазала мне два бутерброда и попросила долго не задерживаться — ведь уже темно. А папа сунул мне свой карманный фонарик. Я взвалил на себя рюкзак и выбежал на улицу. Но тут же вернулся и позвонил. Мама открыла мне.
— Только я села задачи решать, — сказала она, — а ты опять мне помешал. Что, оборвалась ваша цепочка?
А я просто ключ от дома забыл. Сунув его в карман, я побежал к Луизе, как мы условились на сборе.
Конечно, входная дверь оказалась на замке. Тогда я стал свистеть, как мы договорились с ней, на мотив песенки: «Минула ночь…»
Луиза жила на третьем этаже. Но там ни в одном окне свет не зажёгся. Я просвистел ещё раз, потом ещё и ещё. Свистел всё громче и громче. На уроках эта Луиза прекрасно всё слышит. Как бы тихо ты ни подсказывал — сразу услышит и тут же шипит: «Забыл про своё обязательство!» А теперь вот, когда у нас такое важное дело, она будто оглохла. Я свистел всё громче и громче. Внизу кто-то открыл окно.
— Простите, пожалуйста, — сказал я вежливо, — у меня очень срочное дело. Не могли бы вы передать Луизе Са́ллин: «Выходи на пионерскую цепочку — Циттербаке уже просвистел!»
— Ничего не могу понять, — услышал я низкий голос. — Какая ещё Луиза?
— Луиза Саллин. Ведь она здесь живёт?
— Никакая Саллин тут не живёт. И никаких Луиз у нас нету.
— Нет, живёт! — крикнул я в отчаянии.
Хлоп! — и окно закрылось. Я достал папин карманный фонарик и посветил на номер дома. Вместо 32-го номера я, оказывается, стоял перед номером 82. Значит, я не туда свистел.
Я скорее побежал к номеру 32. Ага, в третьем этаже ещё горит свет! Я просвистел свою песенку. Но ни одно окно не открылось. Я засвистел громче. Около меня остановился мужчина, который вёл с собой что-то белое на поводке.
— Послушай-ка, мальчик, я уже довольно долго слежу за тобой. Всюду, куда бы ни пришёл, ты свистишь и мешаешь людям спать. Не смей этого больше делать!
В это время ко мне приблизилось животное, которое дяденька вёл на поводке, — в темноте оно было похоже на белую овцу.
— Пошла вон! — испуганно крикнул я и посветил карманным фонариком.
Дяденька вдруг стал страшно вежливым.
— Извините. Это ведь настоящая сиамская такса. Длинношёрстная.
Тогда я рассказал дяденьке, почему я тут стою и свищу. Дяденька с белой таксой решил мне помочь, и мы стали свистеть на пару. Получалось довольно громко. Но у Луизы никто не отзывался. Зато ниже сразу открылось два окна.
— Нет, вы подумайте! Какой-то старый чёрт с молодым лоботрясом весь вечер свистят дуэтом у нас под окнами. Прекратите немедленно!
Я хотел было узнать про Луизу Саллин, но тут нас сверху окатили водой. Должно быть, целую кастрюлю вылили.
Дяденька с таксой — бежать. Я остался один, но свистеть уже больше не решался.
«Может, мне сперва к Эрвину сбегать?» — подумал я. Вызову его на цепочку и сразу пошлю за Луизой. С меня хватит.
Дом Эрвина я нашёл быстро. Но, сколько ни свистел, никто не отзывался. Я понял почему: в первом этаже был небольшой ресторанчик и там громко играл оркестр. По правде сказать, играли они куда веселее, чем я свистел. Должно быть, я уже выдохся. Где ж тут Эрвину меня услыхать!
И опять подходит ко мне какой-то дядька. Оказалось, из ресторанчика.
Он сказал:
— Сейчас вы находитесь перед рестораном «Слава виноградарям!»
— Ну и что? — огрызнулся я. — На кой он мне?
— Напрасно вы так. Дело в том, что в этом ресторане я сегодня справляю свадьбу. — Дядька внимательно поглядел на меня. — А ты стоишь один и грустишь. Это неправильно. В такой день никто не должен грустить! — И дядька сунул мне марку.
Я сперва не хотел брать. Как-никак я находился на своём посту. Скажут потом, что мне взятку дали…
Но дядька слышать ничего не хотел:
— Бери, бери! Повеселись как следует! У Пауля Ка́фки сегодня свадьба! Знай: невеста его — самая красивая девушка на свете.
Ну уж, это мне было правда совсем ни к чему. Ни Луиза, ни Эрвин не отзывались.
Я побрёл к школе, где у нас было назначено место сбора. Вот теперь они скажут: «Альфонс Циттербаке не выполнил пионерского поручения!» А Петер потихоньку покажет мне кулак.
В школе и вокруг неё было темно и пусто. Я стал ждать. Никто не приходил. Страшное подозрение закралось мне в душу: а вдруг меня Бруно разыграл? Да, да. Так оно, должно быть, и было. Это он нарочно свистнул и сразу — драла!
