профессор твой поживает? Это он письмо-то прислал?
— Он. Сегодня получила письмо и деньги.
— Скоро ли приедет?
— Что ты, подруга! Как ему скоро приехать? Он теперь не мы с тобой. Государственный человек! Когда отпустят, тогда и вернется.
— Тебя не зовет в Ташкент-то?
— Зовет. Еще как зовет! Приезжай, говорит, погляди, какой красивый город! Да разве я поеду… Отец мой и мать из родного кишлака ни шагу никуда не ступили. И мои корни, видать, в эту землю накрепко вросли, не могу из родных мест даже на денечек куда-нибудь уехать…
Мехри-хола хотела подлить гостье еще чаю, та отказалась. Пожелала, чтобы дастархан в этом доме всегда был полон яств, и заторопилась идти.
— Пойду-ка в клуб, найду Гульнару. Хочется поскорее узнать, что Борон-бобо пишет мне.
— Посидела бы. Она скоро и сама придет.
— Спасибо, подруга. Насиделась.
Хозяйка проводила Анорхон-буви до калитки. Уж ночь на дворе — темным-темно. Хорошо, хоть кое-где на столбах горят лампочки. Снег на дороге, размолотый колесами арб и машин, снова подмерз, хрустит под ногами словно сахар. Где-то на окраине заливаются сиплым лаем собаки — отпугивают недобрых людей. А с той стороны, где колхозный клуб, доносятся звуки бубна и рубаба.
Около клуба тетушка повстречала Бозора-ака, бригадира.
— Извините, тетушка, не узнал вас, — смутился бригадир и растянул толстые губы в приветливой улыбке. — Знаю, знаю, о чем опять просить станете. Так и быть, завтра привезу вам целую арбу гузапаи.
— Уже месяц кормишь меня завтраками, сынок. А у меня сандал выстыл. Чаю не на чем вскипятить. Ветер в очаге гуляет… Был бы Борон-бобо дома, не просила бы тебя. А он же теперь на государственной работе, и государство должно о его доме заботиться…
— Завтра привезу, — сказал бригадир, отводя взгляд. — К севу начали готовиться. Хлопот столько, что обо всем и не упомнишь. Извините, тетушка… Как Борон-бобо поживает? Скоро приедет?..
Разговаривая с бригадиром, старушка не заметила, что музыка в клубе смолкла. Из раскрытых настежь дверей выходила молодежь. С шутками, весело смеясь, расходилась по домам.
Анорхон-буви, распрощавшись с бригадиром, стала в сторонке. Напрягая подслеповатые глаза, оглядывала людей. Гульнару среди них не заметила. Наверно, проглядела. Потопталась еще с минуту на месте, все не решаясь уйти, надеясь, что увидит еще Гульнару. Но в клубе погасили свет. Потом вышел завклубом и повесил на дверь большущий замок.
Анорхон-буви тихонечко пошла домой. Боясь в темноте поскользнуться, придерживалась за дувал. Из-за туч выглянула круглая белая луна, и Анорхон-буви увидела впереди два силуэта. Парень и девушка медленно шли, взявшись за руки и вполголоса переговариваясь. Вот они громко рассмеялись, и старушка узнала Гульнару. А с ней, кажется, Раджаб. Ну конечно, он! Ускорила шаги, чтобы догнать их. Но вскоре приостановилась. Неловко сделалось, что может помешать им. А Гульнара вдруг оглянулась, узнала ее. Удивилась:
— Анорхон-буви? Так поздно гулять вышли?
Старушка приблизилась, посмеиваясь, заметила:
— В былые времена родители сердились, если дети поздно возвращались домой, а нынче дети дивятся, встретив вечером на улице старого человека.
— Гульнара была на репетиции. Я случайно встретил ее и решил проводить, — сказал смущенно Раджаб. — А вы тоже по делу куда-то ходили?
Старушка зашуршала в кармане письмом, зажатым в ладони, но не вынула его — раздумала и сказала, вздохнув:
— Ходила к бригадиру. Просила дров привезти. Ни поленца не осталось. В холоде сижу. А он, когда ни увижу, все завтра да завтра, только завтраками и кормит. Опять обещал завтра привезти. Да только его словам я теперь не верю…
Несколько минут шли молча. Раджаб нарушил тишину:
— Знаете, тетушка, я бы сам вам привез дров, да у нас пора сейчас такая… Окот начался. От овец и на час нельзя отлучиться. С Саттаром-ота днюем и ночуем в овчарне.
— Спасибо, сынок, — сказала Анорхон-буви, останавливаясь возле своей калитки. — Пусть бог поможет тебе добиться в жизни всего, чего захочешь. Пусть пошлет тебе красивую и добрую невесту. Счастливой дороги вам, дети.
— Бабушка, наш Анварчик собирался привезти вам дров. До сих пор не привез, значит? Вот я ему задам… — сказала Гульнара.
По воскресеньям ертешарские ребятишки почти весь день проводят на канале. Вернее, это был теперь не канал, а самый настоящий каток. Высокие берега канала задерживают ветер. Пусть он сколько хочет злится вверху, гнет, ломает деревья, что густо растут вдоль берега, — внизу, в самом русле канала, спокойно и тихо. Анвар с Энвером сами смастерили себе деревянные коньки, которые скользят по шершавому льду нисколько не хуже фабричных. Можно кататься далеко-далеко, как по широкой прямой улице.
Анвар разбежался и помчался по катку. Только концы шарфа развевались позади, словно крылья. Энвер несся вторым, а за ними и все остальные ребята.
Вдруг Анвар резко остановился, из-под его коньков, искрясь, разлетелась снежная пыль. Энвер с разгону налетел на него, и оба шлепнулись на лед. Через секунду на этом месте выросла куча мала. Визг и смех!..
Когда все разбежались, Энвер подал приятелю руку, помог подняться.
— Что же ты? — упрекнул его, отряхивая с себя снег.
— Вспомнил! — сказал Анвар, отплевываясь. Подобрал шапку, шлепнув ею о колено, напялил на голову. — Вспомнил и хотел тебе сказать. А у тебя тормозов нет?.. Коленку из-за тебя расшиб.
— Что ты вспомнил?
— Помнишь, Бозор-ака сказал, что должна прибыть комиссия?
— Ну и что же?
— Идем со мной!
Анвар уже отвязал коньки и стал карабкаться по откосу. Быстро зашагал к тропинке. Энвер еле поспевал за ним.
— Куда ты меня ведешь? — недоумевал он.
— В колхозный радиоузел! — бросил Анвар через плечо. — Там сейчас Шариф. Он каждый день, как только выпадет свободный час, бежит туда…
— Зачем он тебе?
— Пусть послужит доброму делу! Мы же кличку ему не приклеили…
— Он тогда нас здорово выручил, — напомнил Энвер.
— Дедушка говорит: «Если ты сломал деревце, посади два; если совершил дурной поступок, дважды сделай доброе дело». Так что Шариф еще у нас в долгу. Сейчас посмотрим, можно с ним дружить или нет.
— Ничего не понимаю! — всплеснул руками Энвер.
— Сейчас поймешь.
Шариф и в самом деле оказался в радиоузле. Один. Сидя у небольшого столика, приставленного к окну, копался в небольшом ящике, внутри которого поблескивали какие-то склянки и торчали во все стороны концы разноцветных проводов. Он был так увлечен своим занятием, что не слышал, как отворилась дверь.
— Здорово! — приветствовал его Анвар, хотя они и виделись сегодня в школе.
Шариф вздрогнул, уставился на ребят широко раскрытыми от удивления глазами.
— Что ты делаешь? — спросил Энвер, кивнув на стол, загроможденный инструментами, мотками проволоки, какими-то лампочками разных форм и размеров.
