человек превратился в ходячий скелет, кожа у него обвисла даже на пальцах. Его вдруг ставшее большим пальто свободно болталось на плечах, хотя под ним были надеты свитера и кофты.
Он теперь не пел и не смеялся.
— Вот. Кошку принес, — объявил дядя Саша своим домашним, ставя портфель на стол, но не открывая его замок. Всем стало ясно, что кошка там неживая.
— Шура ее разделает. Будем мясо есть.
— Сашенька, как же мы будем… кошку? — недовольным тоном спросила Ксения Кирилловна и бросила сыну несколько слов на французском. Похоже, укорила его за то, что он завел такой разговор при соседских детях.
— Я не смогу это проглотить, — чопорно предупредила она.
— Наверное, я тоже, — помялся Коля. Но его голос прозвучал неуверенно.
А дядя Саша был вдохновлен предстоящим обедом.
— Мама, это же просто мясо. Коля, это ценный белок. Представим себе, что кролика едим… Ах, какого кролика в винном соусе я ел, когда мы с Шурочкой плыли по Волге на теплоходе. И еще в «Метрополе» в сметане тоже неплохой был. Но у них кулебяка была моя самая любимая, с четырьмя начинками, они ее лучше всех делали. Сочная! Ни разу не получалось ее аккуратно съесть. Так увлекался — масло по подбородку текло. Я ее теперь во сне вижу… А из этого мяса, — дядя Саша раскрыл портфель и заглянул внутрь, — мы сварим питательный суп. Кости истолчем, чтобы ничего не пропало. Сельдерей и лаврушку в бульон добавим.
Он не заметил, как у его ног испуганно метнулась маленькая невесомая тень — это Рыжик выскочил от Богдановичей. Тане тоже захотелось поскорее уйти. Нет, бедный дядя Саша ни в чем не виноват. Но если она будет слушать разговоры про суп из кошатины, то предаст Рыжика.
Уходя, Таня услышала шепот Ксении Кирилловны. Старушка молилась перед своими иконами:
— Господи, услыши меня, грешную и недостойную рабу Твою. В милости Твоей власти, помилуй и спаси чадо мое Александра имени Твоего ради…
Опять завыла сирена, из репродуктора раздались частые удары метронома. Он стучал, как загнанное сердце. Пришлось поторопиться в бомбоубежище, раз Таня обещала маме. А мамы не было дома. Она с утра разбирала завалы вместе с другими женщинами.
В полупустом бомбоубежище стоял кипятильник с ржавой дымоходной трубой. Внизу — топка, наверху — большой бак с краном. Раньше дворник заливал в бак воду, поджигал дрова в топке. Вода быстро закипала. Возле титана можно было погреться и набрать кипятка.
Таня с Рыжиком устроилась поближе к нему. Она, как и другие посетители бомбоубежища, привыкла занимать одно и то же место. Последние недели кипятильник стоял холодный. Что-то сломалось в нем, а починить было некому. И прежние посетители исчезли. Все лица стали незнакомыми Тане. Это были люди из разрушенных домов. Их недавно расселили по округе.
В бомбоубежище спустилась группа завернутых в одеяла малышей. Они были худенькие, с ввалившимися глазами и выпирающими скулами. Их привела тетенька в треснувших очках. Разместив детей, она приказала им достать из кармашков носовые платки и аккуратно вытереть носы. Платки нашлись у каждого, кроме одного мальчика. Малыши послушно все исполнили. Теперь они с интересом посматривали на Рыжика.
— У вас кот или кошка? — спросила Таню воспитательница.
Получив ответ, она обратилась к детям:
— Ребята, а хотите послушать сказку про Кота в сапогах? Мы обязательно потом нарисуем его! Надо же, так совпало, что и книжка есть, и кот с нами тут оказался. Мы давно не видели живого кота, правда?
Дети закивали: они радовались любой сказке, просто у них не было сил показать свою радость. Никто из малышей даже не попросил разрешения погладить Рыжика.
Воспитательница приступила к чтению:
— И вот братья поделили между собой отцовское добро. Старшему досталась мельница. Среднему — осел. Ну а уж младшему пришлось взять себе кота…
Дети сидели вокруг своей воспитательницы, как маленькие старички. Они заглядывали то в ее лицо, то в книжку. Иногда оборачивались на Рыжика.
А к Тане вдруг подсел мужчина с рюкзаком. Она заметила этого дяденьку еще раньше, потому что он не сводил глаз с Рыжика и в его взгляде чувствовалась опасность.
— Девочка, продай мне его.
Таня тоже тихо, чтобы не мешать сказке, ответила, что кот не продается. Она крепко обняла своего Рыжика и отодвинулась подальше от неприятного человека, показывая, что разговаривать больше не о чем. Мужчина огорченно потер руки, но не отстал. Он по-прежнему пристально смотрел на Рыжика.
— Бедняга долго не мог утешиться, получив такую жалкую долю наследства, всего лишь кота, — продолжала читать воспитательница. — Братья, говорил он, могут честно зарабатывать себе на хлеб, если только будут держаться вместе. А что станется со мною после того, как я съем своего кота и сделаю из его шкурки муфту? Прямо хоть с голоду помирай…
— Девочка, ты подумай еще разок, — снова начал мужчина. — Я тебе за него дам две… Нет, целых три плитки столярного клея.
— Да что вы такое говорите!
Таня закричала, потому что ей стало страшно смотреть в эти полусумасшедшие глаза. Рыжик тоже почувствовал угрозу и зашипел, обнажив клыки. Его уши тесно прижались к голове, зрачки расширились от страха, шерсть на загривке встала дыбом. Чтение смолкло, все лица повернулись в сторону Тани. Воспитательница посмотрела на девочку, на ее кота, на мужчину и все поняла.
— А знаете что, дети? Мы лучше другую сказку почитаем, — поправив очки, она быстро перевернула страницы. — Вот, пожалуйста, тоже замечательная, «Золушка, или хрустальная туфелька». Итак, жил-был один почтенный и знатный человек…
— Девочка, я не бесплатно прошу. Я сам кошек всю жизнь люблю. Ну… кто ж виноват… Да что ты так в своего кота вцепилась, отдай его мне!
Таня вышла из бомбоубежища, не дождавшись сигнала об окончании налета. Она прижимала к себе Рыжика и то и дело оборачивалась — не бежит ли за ней сумасшедший. Хотя вряд ли он был в состоянии
