Она ввела Алексея в заставленную старинной мебелью столовую, кивком головы пригласила его сесть в стоявшее в углу кресло, а сама вместе с сыном села на широкий диван у противоположной стены.
Кузнецова и Мельниковых разделяло теперь широкое пространство всей комнаты, и от этого сразу как-то стало невозможным начать разговор просто и спокойно, поговорить, как хотел Алексей, по душам.
— Я решила, товарищ Кузнецов, забрать у вас свое заявление, — сказала Ангелина Павловна. — Володя так настойчив в своем великодушии, что мне пришлось уступить ему. Но этот отвратительный мальчишка, этот хулиган Быстров все равно плохо кончит. Дурные товарищи, дурная семья, дурные наклонности.
— Но этот отвратительный мальчишка, — заметил Алексей, — чуть ли не с первого класса дружит, с вашим сыном. Не странно ли, что эта крепкая мальчишеская дружба так вдруг печально окончилась? Разве тебе не жаль, Володя, потерять друга? — Алексей внимательно посмотрел на мальчика.
Володя не ответил ему.
— Нет, нет, и не пытайтесь их мирить! — возмущенно воскликнула Ангелина Павловна. — Простите, товарищ Кузнецов, но если вы пришли лишь за этим…
— К сожалению, Ангелина Павловна, я пришел не за этим, — поднимаясь, сказал Алексей.
— К сожалению?
— Да, к сожалению.
— Извините, но что же тогда привело вас к нам? — недоуменно спросила Ангелина Павловна.
— Что?.. — Алексей отошел от кресла и посмотрел в окно, за которым виднелись те же ряды зданий, те же воздушно-белые стены высотного дома, что были видны и в окна его квартиры. — Меня привело к вам, — сказал он после недолгой паузы, — желание получить ответ всего лишь на два вопроса.
— Спрашивайте, товарищ Кузнецов, и если я смогу… — Ангелина Павловна тоже поднялась, — смогу вам ответить…
— Лина, — входя в комнату быстрой, легкой походкой, сказал невысокий полный мужчина, — что тут у вас происходит?
— Гриня, прошу тебя, иди к себе, — поспешно двинулась навстречу мужу Ангелина Павловна. — Ты не должен волноваться…
— Хорошо, хорошо, я уйду, — покорно сказал Мельников, удивленно глядя то на жену, то на Кузнецова. — Но все-таки…
— А я бы очень просил вас, Григорий Семенович, остаться, — сказал Алексей, подходя к Мельникову. — Здравствуйте, профессор.
— Это наш судья, — с недовольным видом представила Кузнецова мужу Ангелина Павловна, — Несколько лет назад ты сделал его матери очень удачную операцию… Ну вот, вероятно, он зашел, чтобы… И к тому же он наш сосед… — Ангелина Павловна делала Алексею украдкой от мужа какие-то предостерегающие знаки рукой. — Впрочем, я и сама не знаю, чем мы обязаны визитом Алексею Николаевичу.
— Ах, так вы Кузнецов? — Мельников дружески проницательно смотрел на Алексея. — Ну, что же мой сын? Каков ваш диагноз, товарищ судья?
— Гриня, у тебя же сегодня серьезная операция! — умоляюще сказала Ангелина Павловна. — Тебе решительно нельзя волноваться!
— Ты находишь? — Маленький и совсем неприметный рядом со своей женой, профессор внезапно преобразился и, прямой, посуровевший, строго глянул на Ангелину Павловну. — Нет, мне нужно волноваться. Больше того — мне уже давно надо было начать волноваться. — Профессор перевел свой взгляд на Алексея. — Надеюсь, что еще не поздно?
— Надеюсь, что нет, — сказал Алексей. — Итак, Володя, попробуем все вместе ответить на два очень важных для нас вопроса.
— Первый? — жестко и громко произнес профессор.
— Да, первый, Володя: почему Николай Быстров, твой друг, ни с того ни с сего избил тебя?
— Но… — попыталась заговорить Ангелина Павловна.
— Молчи! — оборвал ее Мельников. — Володя, отвечай!
Но Володя молчал.
— Отвечай же! — приказал ему отец.
— Я не знаю, — прошептал мальчик. — Мама сказала, чтобы я с ним не водился, что у него…
— Да, я говорила и говорю, — перебила сына Ангелина Павловна: — Николай Быстров не годится в товарищи нашему Володе. Мальчик вырос без отца, с отчимом у него отвратительные отношения, с матерью тоже. У мальчика завелись скверные знакомые, да и сам он стал просто бичом всего дома. И с таким вот хулиганом из бог знает какой семьи должен дружить мой сын?
— Да… — неопределенно протянул Мельников. Подойдя к сыну, он присел рядом с ним на диван. — Итак, ты внял совету матери и порвал со своим школьным товарищем?
Володя утвердительно кивнул головой.
— Вам ясно? — обратился профессор к Кузнецову. — Насколько я помню этого Колю Быстрова, ему нельзя просто так указать на дверь и крикнуть: «Пошел вон!» Он всегда мне нравился своим упрямым и, я бы сказал, хорошей пробы характером… Ваш второй вопрос, товарищ судья?
— Второй вопрос: почему ты, Володя, боишься, что Быстрова будут судить за его хулиганский поступок?
— Да, почему? — спросил Мельников, беря сына за руку.
— Но это так естественно! — снова вмешалась Ангелина Павловна. — У Володи великодушное сердце, и он…
— Хорошо бы, коли так, — негромко заметил Алексей. — Хочется верить, что это так… — Он быстро подошел к Володе и, склонившись над ним, в упор задал ему вопрос: — А может быть, ты боишься его? Скажи, Володя, чего, кого ты боишься?
От этих слов да от прямого взгляда судьи Володя, как от удара, вскочил и опрометью бросился к дверям.
— Ты бежишь? — крикнул ему вслед отец. — Бежишь от правды?
Было слышно, как в коридоре хлопнула парадная дверь..
— Да, да, как это ты сказала, Лина?.. — мучительно растирая ладонью лоб, спросил Мельников и взглянул на жену. — Да, да… Мальчик вырос без отца… Так! Ну, а сын профессора Мельникова?
Два мальчугана, прямые и торжественные, несли в протянутых руках по огромному цветочному горшку. Густая цветочная поросль почти закрывала их лица, и, чтобы видеть дорогу, мальчуганы невольно задирали головы. Впрочем, могло быть и так, что ребята подняли свои носы от гордости: ведь путь свой, судя по всему, они держали в школу, над входными дверями которой висел большой яркий плакат.
— «До-бро по-жа-ло-вать!» — хором сложили ребята по складам большие буквы плаката. — Добро пожаловать! — радостно повторили они и ускорили шаг.
Но от школы их отделяла еще целая широкая полоса улицы.
Ребята остановились у обочины тротуара, разом, будто по команде, посмотрели из-за своих цветочных кустов налево, затем направо и, только удостоверившись, что путь свободен, разом же шагнули на дорогу.
— В школу? — настигая ребят, спросил Алексей.
— В школу! — важно кивнули они.
А один из мальчуганов, узнав Кузнецова, вежливо, как и подобает школьнику, приветствовал его:
— Здравствуйте, товарищ судья!
— Здравствуйте, ребята. — Алексей пошел рядом с мальчиками. — Я тоже в школу, — сказал он. — Пойдем вместе?
— Пойдем, — благосклонно согласился мальчуган, который узнал Кузнецова. — А вы к кому — к директору?
— К директору.
— А хотите, мы вам покажем, как к нему пройти? — предложил другой мальчуган. — У нас в школе столько лестниц и коридоров, что и заблудиться нетрудно.
— Ну, вы-то не заблудитесь, — уверенно сказал Алексей.
— Мы-то нет, а вот посторонний человек обязательно.
Ребята и Алексей вошли в здание школы.
В просторном, с высокими потолками вестибюле, где гулко звучали шаги, сверкала зеркальная гладь паркета и царила торжественная тишина, ребята вдруг умолкли и, робко переглядываясь, затоптались на месте.
— Так вам к директору? — почти шепотом переспросил Алексея один из мальчиков.
— К нему, к нему, — делая вид, что не замечает растерянности своих маленьких спутников, сказал Алексей. — Да вот боюсь, как бы не заблудиться.
— А вы идите вон по той лестнице, — неуверенно пробормотал другой мальчик. — А там… наверно… наверно…
— Ага, на третьем! — поддержал его Алексей. — Ну спасибо, теперь найду. — Он весело махнул мальчикам на прощание рукой и двинулся к лестнице. — А вам, ребята, надо повернуть сейчас по коридору направо, — услышали оторопевшие мальчуганы его удаляющийся голос, — потом снова повернуть направо — и вы у себя в первом классе «А»!
— И вовсе не «А»! — оскорбленно возразил один из мальчиков, тот, кто вызвался показать Кузнецову кабинет директора. — Мы в первом классе «В» будем учиться…
Но Алексея уже на лестнице не было. Взбежав на третий этаж, он вошел в учительскую, где собрался педсовет школы, и, оглядываясь, остановился в дверях.
Всё здесь, в этой просторной, светлой учительской с массивными книжными шкафами, сквозь стекла которых виднелись тома сочинений Ленина и Сталина, корешки энциклопедий, стройные ряды аккуратно расставленных учебников, было не похоже на полуподвальную комнату клуба, где несколько дней назад выступал Кузнецов. Но, едва успев оглядеться, он с удивлением отметил поразительное сходство этого педсовета с недавним собранием. Дело было не в помещении, не в обстановке, а в людях. Здесь, в учительской, Алексей увидел почти тех же людей, что были и в клубе. Разве только было их тут поменьше числом.
