Пока председатель отвечал на вопросы колхозников, Санька и Катя вели агитацию среди мальчишек. Те соглашались, что большой каменный дом вообще-то лучше избы. И все же им было как-то не по себе от мысли, что придет день — и деревни исчезнут. Будут стоять восемь — десять домов, вмещающих в себя все население колхоза.
Часа три продолжалось собрание. Охрипший председатель поставил, наконец, вопрос на голосование.
— Давай, давай! — зашептал ребятам Санька и высоко вскинул руку.
Мишук нерешительно поднял свою. Остальные мальчишки не шелохнулись. Среди взрослых тоже не было единогласия. За новый дом проголосовали Санькины родители, дед Евсей, Иван Прокофьевич, отец и мать Мишука.
— Н-да-а!.. Напрасно, значит!.. — произнес Павел Николаевич.
Во втором ряду поднялся отец Семы Лапочкина.
— Не напрасно! — сказал он. — Дай нам, председатель, еще несколько дней. Подумаем!
Загремели скамейки. Продвигаясь к выходу, колхозники оживленно переговаривались между собой. Только сейчас и начался настоящий спор, который должен был решить судьбу нового дома.
Санька так рассердился на своих приятелей, что ушел не попрощавшись. Но на следующее утро он вовремя появился на «лыжной фабрике» и весь день «пилил» мальчишек. Те больше отмалчивались. Наслушавшись и спокойных, и горячих разговоров, не прекращавшихся и после собрания, они вконец запутались. А Санька все подливал масла в огонь.
— Почему к вам, в деревню, ехать не хочется? — спрашивал он и отвечал: — Потому, что живете не по-человечески!
— Сашок! Зачем ты так грубо! — сдерживала его Катя. А ты не защищай! — набрасывался на нее Санька. — Сама уедешь осенью, а мне жить здесь!
Мишук лишь изредка и очень осторожно вставлял свое слово в защиту общего дома, за что тоже получил от Саньки нагоняй.
— Какой робенький стал! — возмутился Санька после одного из таких нерешительных замечаний. — Звеньевой ты или кто? Есть у нас дисциплина или нет? Приказал — и конец!
Споры о новом доме велись и в поле, и на ферме — везде, где сходились колхозники. Конца затянувшемуся обсуждению не было видно. И мальчишки не скоро бы перестали волноваться. Но когда тринадцать пар лыж выстроились у стены в штабе, мысли о новом доме сами отошли на второй план. Если и будет это переселение, то еще когда! А в поход можно было выступать хоть завтра, хоть сейчас!
Иван Прокофьевич огорчил ребят, назначив день выхода на послезавтра, а на завтра он объявил последний организационный сбор.
Команда Гени Сокова пришла в штаб чуть не с солнышком. Все как будто складывалось в их пользу. Никто пока не заикнулся о том, что их оставят дома. И лыж сделали тринадцать, и родители помалкивают. Но вдруг в самый последний момент что-нибудь изменится? Не знали они, чего стоили Ивану Прокофьевичу переговоры с каждой из четырех матерей!
К восьми часам подошли и остальные ребята. К удивлению мальчишек, Катя привела с собой маму. Потом к огороду подкатил председательский газик. Первым из него выскочил Плюс. Пес брезгливо отряхнулся. Поездка в машине ему явно пришлась не по вкусу. Газик привез Павла Николаевича, Ивана Прокофьевича и учительницу Марию Петровну. Одновременно к калитке подошел дед Евсей.
Мальчишки растерянно встретили многочисленных гостей.
— Чего застыли? — весело спросил Павел Николаевич.— Ведите в штаб!
Все направились в баню.
Председатель встал у стола, где обычно становился Мишук, и оглядел всех по очереди.
— Кажется, отсутствующих нет? Тогда распределим обязанности. Командиром назначается Евсей Митрич!
— Я! — по-военному ответил пасечник и приподнялся со скамейки.
— Помощником будет Мишук Клевцов!
— Я-а! — все еще растерянно произнес звеньевой.
— Начальником по научной части, — продолжал председатель,— геолог Ксения Даниловна!
Встала Катина мама.
— Я!
— Ну, а инспектором — Мария Петровна!
Учительница поднялась и строго напомнила председателю:
— С правом вето!
— Да-да! — подтвердил Павел Николаевич. — Это непременное условие всего похода! Выдвинуто оно вашими родителями! Если Мария Петровна скажет «нет», никто не может отменить это решение. Оно окончательное и обжалованию не подлежит! Вопросы есть?
Какие после этого могли быть вопросы у мальчишек? Они чувствовали, что все получается не так, как бы им хотелось. Вместо девяти человек в поход отправлялось тринадцать. Против деда Евсея и Катиной мамы ребята возражений не имели. Но присутствие учительницы не обрадовало их.
Походную колонну открывал Плюс. За ним шел дед Евсей с двустволкой Ивана Прокофьевича. Пасечник выбрал кружный, но зато удобный путь, по которому могла проехать телега. Во всем колхозе только дед Евсей знал эту дорогу, пролегавшую вдоль Болотнянки.
Чуть поодаль тянул телегу Соколик. Ступал он почти бесшумно, — дорога совсем заросла травой. Правила конем Катя. Рядом с ней сидела Мария Петровна в высоких резиновых сапогах. А сзади громоздилась довольно объемистая поклажа: три палатки, котел, полуведерный медный чайник, лыжи, бур и вещевые мешки, туго набитые полученными на колхозном складе продуктами и собственными вещами.
Катина мама шла за телегой вместе с мальчишками и как-то сразу завоевала их симпатию. Она двигалась легко, пружинисто, привычным размеренным шагом геолога. Да и сидевшая на телеге Мария Петровна теперь не казалась ребятам обузой. Во-первых, она пока ни во что не вмешивалась, не делала никаких замечаний, не приставала со своей математикой. А во-вторых, с нею был Плюс. Ради него мальчишки могли пойти и на большие жертвы. Какой же поход без собаки!
Распорядок первого дня был такой. Отряд должен дойти до болота и разгрузить телегу. Вовка и Катя уедут на Соколике в деревню и сразу же возвратятся пешком назад. За это время остальные разобьют на берегу, временный лагерь и начнут бурить скважины. Уже все ребята знали, что гажа обычно встречается около источников и на дне высохших озер и болот.
Тихо поскрипывали колеса телеги. Белка, завидев Плюса, уронила шишку и рыжей молнией переметнулась с дерева на дерево. Гриша загляделся на нее и споткнулся о горку вырытой кротом земли. Расковыряв ботинком земляной холмик, Гриша спросил:
— Тетя Ксюша, а верно, что лисица помогла найти алмазы в Якутии?
Ребята рассмеялись. Но Катина мама неожиданно поддержала его:
— Я тоже это слышала. Говорят, геологи заметили около лисьей норы голубую глину, в которой часто встречаются алмазы. Отсюда и пошло...
Гриша взял горсть земли, поднес к глазам. Катина мама тоже заглянула в его ладонь.
— Где мы стоим, когда-то был берег большой реки,— сказала она. — В половодье вода заносила сюда песок, глину, ил. Потом река обмелела, стала узенькой и превратилась в речку.
Болотнянка протекала метрах в двадцати от дороги, посередине широкого луга.
— Это пойма. По-местному,— пожня, — объяснила Катина мама. — А много лет назад вместо травы там росли водоросли — луг был дном реки.
Санька шел сзади всех. Ему мешала карта. Свернутая рулоном бумага не хотела слушаться хозяина. Чтобы нанести на карту какой-нибудь значок, приходилось звать на помощь. Охотнее всех помогал Геня Соков. Он придерживал край листа, стремившегося свернуться в трубку, и Санька начерно делал пометку.
Это была не работа, а мучение. Санька сердился и нервничал: не любил он плестись в хвосте, но и от карты отказаться не хотелось.
Пока мальчишки стояли у кротовой норы, Санька догнал их.
— В каком мы квадрате находимся? — спросила Ксения Даниловна.
Санька хотел показать карандашом точку на карте, но упругий лист выскользнул и выбил карандаш из руки.
— Ты бы сложил карту, чтобы нужный квадрат был наверху!— посоветовала Катина мама.
— Мять неохота!
— Зато удобно. Это же рабочая карта, тут красоты не нужно. Можно я?
Санька кивнул головой, и Ксения Даниловна быстро сделала из рулона гармошку. Квадрат с голубой лентой Болотнянки очутился наверху.
— Посмотри... Лучше?
Санька взял карту, а Ксения Даниловна вытащила из кармана круглую коробочку и протянула ее Саньке.
— Держи. С ним еще удобнее. Это был компас.
До болота было уже совсем недалеко, когда дед Евсей остановился. Встал и Соколик. Подошли мальчишки. У речки из осоки торчали какие-то черные зазубренные куски металла.
— Танк! — вспомнил Гриша. — Это же танк взорванный!
Ребята сбежали с дороги на пожню. Обломки фашистского танка валялись по всему берегу. Взрыв был очень сильный. К тому же саперы закладывали взрывчатку с таким расчетом, чтобы побольше осколков вылетело на берег. В траве и осоке валялись помятые шестерни, обрубленный конец пушечного ствола, обломки брони. Распластался покореженный обрывок гусеницы. Крышка люка торчком вошла в землю. На этом диске было написано мелом: «Звену усачей от взвода саперов».
