Федя ничего не ответил. Он пошел напрямик, перешагивая через наваленные тут же на земле горки огурцов. Потом, словно в ответ на какие-то свои мысли, сказал:
— Она работает хорошо. Ловко работает.
— Она все делает ловко, — подтвердил Виктор.
— И вообще она… она красивая.
— Я привык к ней. Мне ее наружность кажется совсем обычной.
— Только имя у нее. Просто ненавижу ее имя.
— Почему? Самое простое русское имя. Катя, Катерина, Катюша…
Федя недоуменно посмотрел на Виктора.
— Ее же Нонной зовут.
— Это прозвище. Она верхом любит кататься, в манеж вместе с Олегом ходила и все кричала на лошадей: «Но! Но!» Вот ее Олег и прозвал — Нонна.
— Ее зовут Катей? — обрадовался Федя. — Ведь это очень хорошее имя, Катя. И даже идет к ней.
Они пришли, наконец, на место. Здесь колхозные ребята косили траву.
Сверкали на солнце косы, и скошенная трава ложилась ровными рядами на землю.
Федя протянул Виктору грабли.
— Бери их так… И развороши траву. Трава должна лежать ровным слоем, тогда она быстро высохнет.
Это был мужской разговор равного с равным. И отвечать надо было тоже по-мужски.
— Справлюсь, не бойся, — сказал Виктор, придав своему голосу как можно больше уверенности, хотя этой самой уверенности у него было не так уже много.
— В общем, поработаем, потом маленький отдых сделаем и поговорим о наших музыкальных делах. — Федя виновато улыбнулся. — Ты уж не сердись, Женька правильно сказала, я тебя буду мучить теперь.
— Ладно, о музыке потом, а сейчас… — Виктор указал на скошенную траву, ему уже не терпелось попробовать свои силы.
— Ну, тогда за дело!
Несколько пожилых колхозниц ворошили траву. Посматривая на них, Виктор в точности повторял их движения — так же приподымал траву граблями, переворачивал ее и клал на землю обратной стороной. Трава уже немного пожелтела, и от нее сейчас исходил чуть ощутимый запах сена.
Вечерело. Лучи заходящего солнца падали на поле и окрашивали все в багровый цвет. И это солнце, этот дурманящий запах свежего сена, потные сосредоточенные лица работающих — все это радовало Виктора. Он никогда еще не чувствовал себя таким нужным, как сейчас. И снова подумалось о музыке. Ведь в ней он мечтал быть не простым подбиральщиком скошенной кем-то другим травы, а косарем… Опять эти проклятые — «я», «мое», «мне»… И почему всегда все у него связывается только с собой, с одним собой? Если слава музыканта, то это — «моя слава». Но ведь человек, который посвящает себя искусству, да и любому делу, должен нести его другим, тем, кто будет слушать его, вот таким, как Федя, как эти косари, эти пожилые женщины с граблями. Да, ради этого каждый обязан работать, трудиться, терпеть неудачи, преодолевать их и добиваться.
Было почти совсем темно, когда закончились полевые работы. Как заранее условились, все ребята — и колхозные и гости из лагеря — собрались возле полевого стана.
— Кажется, все? — спросил Леонид Васильевич и тут же дал отрывистую команду: — Пошли, ребята!.. Федор, ты будешь проводником.
В лесу была совсем уже непроглядная ночь. Федя уверенно шагал. Казалось, он знал здесь каждую тропинку. Все молча шли за ним.
— Тут, — сказал он, когда все вышли из леса.
— Чудесная полянка, — тихо проговорила Нонна, — как будто нарочно придумали ее.
— Это я ее для тебя придумал, — еще тише, чтобы никто не слышал, сказал Федя и быстро отошел от девушки, видимо, сам испугавшись неожиданной своей смелости.
Несколько колхозных ребят и девушек уже были здесь, возле них лежали котелки и прочая посуда. Притащили они сюда и мешок картошки и разных овощей — их выписали из колхозного склада по распоряжению Александра Ивановича.
Леонид Васильевич осмотрел все эти богатства.
— Николай и Федор, вы занимайтесь костром. Подберите ребят, пусть притащат хворост…
— Кроме Рудика с Вовой некому, — послышался из темноты насмешливый голос Олега.
— Да будет тебе известно, Антенна, что мы хворост уже собрали, — торжественно объявил Рудик. — Смотри, куча какая!
— Видал, Олег? — сказал Леонид Васильевич. — Девушки, вы беритесь за продукты. Ответственная Лена. А вот насчет воды… Кто знает дорогу к реке?
— Я, — сказала Женя. — Я могу принести. Только мне нужна мужская сила, — добавила она, искоса взглянув на Николая.
— Николай, что же ты? — пришла на помощь подруге Анюта. — Помогай ей.
Николай поднялся с места, взял ведра и коротко сказал:
— Пойдем, беспомощная!
В лесу еще более ярким казалось просвечивающее через листву все в звездах синее небо. Николай и Женя прошли шагов двести и остановились возле узенького ручейка, через который было переброшено толстое сучковатое бревно.
Николай пошел вперед, протянул назад руку, чтобы помочь девочке.
— Не надо! Как бы мне не пришлось тебя поддерживать.
— Ого! — крикнул Николай и побежал по бревну. За ним побежала Женя. В конце бревна Николай внезапно остановился и девочка налетела на него. Ведра громко и жалобно звякнули, ударившись одно о другое.
— Пропусти, Колька, — вскрикнула Женя и подтолкнула его вперед.
Они пошли, взявшись за руки. В такт их шагам тарахтели ведра.
— Я не знал, что ты такая храбрая, — сказал Николай.
— Какое там, — сказала Женя и мечтательно добавила: — Вот мы идем… А когда-нибудь я обязательно вспомню эту ночь…
— Как переправлялась через бревно?
— Нет, как шла вместе с тобой. Ведь ты знаешь, Коля, я тебя люблю. И давно люблю, с первого раза. Когда увидела тебя, ты даже не посмотрел на меня. И мне все равно, как ты относишься ко мне. Даже спрашивать тебя ни о чем не буду.
Николай рад был этому решению ни о чем не спрашивать — он просто не знал бы, что и как ответить девочке. А она продолжала:
— Вот ты уедешь… Сразу же выкинешь из головы и меня, и наши Бережки, и сегодняшнюю ночь… И выкидывай, бог с тобой. А я буду помнить.
Невдалеке что-то блеснуло. Это уже была речка. Мелкая рябь шла по воде, и высокие звезды, отражавшиеся в ней, смешно прыгали и кувыркались.
Женя сбросила с ног туфли и вошла в воду. Провела ведром по поверхности, разгоняя листья, и набрала воды. То же самое проделала со вторым ведром.
Обратный путь показался Николаю страшно длинным. Впервые в жизни приходилось ему выслушивать из уст девушки объяснение в любви. К счастью, Женя ни о чем с ним больше не разговаривала. Так молча они и шли. Наконец послышалось потрескивание веток, донеслись запахи дыма и гари.
— Молодцы, быстро развели костер, — крикнула Женя и прибавила шаг.
Вокруг костра расположились кто как придется, мальчики и девочки. Здесь же, поджав под себя ноги, сидел Леонид Васильевич и, не отрываясь, смотрел на языки пламени, которые, вздрагивая, высоко поднимались вверх.
— А-а, водоносы явились… Подсаживайтесь, подсаживайтесь, огонь душу греет.
— Скорее воду, скорее! — крикнула им Лена. — Картошку варить надо.
Николай поставил ведра, молча отошел в сторону. А Женя, у которой при свете костра исчезла вся ее отчаянная храбрость и которая теперь боялась даже посмотреть на своего спутника, потихоньку прошла за спинами ребят и подсела к дереву, рядом с Анютой и Виктором.
Виктор лежал на сырой траве и смотрел на товарищей. Здесь, в лесу, при свете костра, они были совсем непохожими на тех, кого он привык видеть каждый день в течение многих лет в школьном коридоре, за партой. Даже Николай, и тот… А, впрочем, Николай вообще страшно переменился. Всегда ведь с девчонками держал себя ровно, по-дружески, никого из них не выделяя, если было за что, мог и отругать… А вот с этой, которую зовут Тангенс, сразу присмирел, даже как будто стесняется. Где он с ней познакомился? И с Терентием? Темная личность какая-то.
— О чем ты думаешь? — прервала его мысли Анюта.
— Так, просто.
— Нет, ты скажи. О себе думаешь? Брось, все будет хорошо.
Виктор молчал. Анюта выжидательно смотрела на него.
— Слушайте, — Женя вдруг вскочила на ноги, — может быть, я вам мешаю? Может быть… — она не договорила и сразу же отошла от дерева.
— Вот глупая, — улыбнулась Анюта, но обратно подругу не позвала.
— Я теперь, знаешь, — сказал Виктор о том, что его мучило все последние дни, — я теперь в спорт очень сильно поверил.
— Если бы не верил, не вернулся, — проговорила Анюта.
Виктор чуть приподнялся и сорвал с куста листок.
— Конечно.
— Я сама тоже ничего не умею. Только плаваю.
Она взяла из рук мальчика листок и стала разглаживать его на ладони. В ее небыстрых движениях, в лице, в глазах было что-то очень привлекательное. Виктору было очень приятно находиться здесь, в этом ночном лесу, рядом с этой девочкой. И он вдруг живо представил себе — вот он выступает в концерте, уже силы снова вернулись к нему, он играет труднейшие вещи. Все аплодируют, а больше всех Анюта. Она вскакивает с места, бежит к эстраде. В эту минуту ему как никогда захотелось стать сильным, здоровым, крепким.
