— Не знаю, — отвечаю я. — Видимо, мы попали во времена лошадей.
Произнеся эти слова, я слышу лошадиное ржание и понимаю, что снова лежу в постели. Рядом бормочет Дэвид. Снова раздается ржание и стук копыт. Я сажусь в постели. Теперь ржание слышится еще отчетливее, словно лошади во дворе.
Я хватаю Дину за руку и трясу ее.
— Проснись! Тут табун лошадей!
Пока Дина приходит в себя, лошади исчезают. Мы долго сидим, но больше ничего не слышим. Дина вопросительно на меня смотрит. Я откидываюсь на подушку и засыпаю.
* * *
Утром мы ищем следы копыт. Во дворе ничего нет, хотя я почти уверена, что лошади проскакали недалеко от дома. Мы находим следы за живой изгородью. Правда, не так много. Похоже, здесь побывало пять-шесть лошадей.
— Дикие лошади! Круто! — восклицает Дэвид.
— Вот бы их поймать, — говорит Габриэль.
— Может, это лошади близнецов? — предполагаю я. И вдруг я вспоминаю, с каким грохотом выскочила вчера из погреба. Я же опрокинула одну из сестер.
— Нужно прибраться на кухне, — говорю я. Интересно, девочка по-прежнему лежит на полу или снова сидит за столом? Войдя на кухню, я вижу, что ничего не изменилось. Собака с кошкой лежат на половике, сбоку от стола валяется опрокинутый стул, на котором сидела одна из сестер.
Но когда я вижу ее, меня охватывает ужас — у девочки оторвалась рука в локте, вторую половину руки по-прежнему сжимает мама. Ужасное зрелище! Я зажимаю ладонью рот. Черные дыры глаз смотрят на меня с укором. Я поспешно отворачиваюсь. Дина обнимает меня за плечи и начинает плакать. Одновременно вскрикивает Дэвид:
— Фу, черт! Вот дерьмо!
Дэвид и Габриэль медленно подходят к упавшей сестре-близнецу.
— Не смотрите ей в глаза, — шепчу я и сама смотрю в пол в сторону от нее.
— А где же кровь?
Ребята осматривают пол.
— Наверное, она полностью мумифицировалась, — через некоторое время говорит Дина. — Как те фараоны в пирамидах. Им тысячи лет, а они выглядят почти как живые.
Я киваю — возможно, так и есть. Но у меня появляется своя теория:
— Такое впечатление, что их кто-то создал искусственно.
— Если так, то это прекрасная работа, — говорит Габриэль, рассматривая маму.
— Но зачем? — спрашивает Дэвид. — Зачем это все кому-то?
— Может, чтобы дать понять, что в доме живут? — предполагаю я.
— Да, чтобы показать, что здесь занято, — говорит Дина.
Я вспоминаю свой первый испуг от зрелища мертвой семьи. Это было, когда мы только высадились на берег.
— Но зачем? — не унимается Дэвид.
— Возможно, здесь что-то спрятано, и кто-то не хочет, чтобы другие это нашли, — говорю я.
Я сама понимаю, как нелепо звучат мои слова. Что ценного можно тут спрягать, в этом покинутом доме?
— Да, тут творится что-то странное, — говорит Дина.
— Может, за нами кто-то следит? — говорит Габриэль.
Дэвид кивает.
— Хочет нас напугать и выгнать отсюда.
— В таком случае ему это почти удалось, — говорю я.
* * *
Мы беспомощно стоим посреди кухни. Не знаем, что делать.
— Может, сунуть их в погреб? — предлагает Дэвид.
— Тогда они не будут каждый день мозолить нам глаза, — говорит Дина.
Сначала предложение мне нравится, но вскоре я чувствую, что это неправильно. Что-то внутри меня этому противится. И это «что-то» связано с ними самими. С их глазами.
— Давайте ее починим, — говорю я.
— Правильно, — говорит Габриэль. — Если мы приделаем ей руку, она снова сможет сидеть за столом.
— Но зачем все это? — спрашивает Дэвид.
— Чтобы показать, что дом занят, — отвечает Габриэль. — Если сюда заглянут чужие.
— Те, чьи следы мы вчера видели, — говорю я и киваю. — Хорошая мысль. Будем использовать семью так, как было изначально задумано.
* * *
Мы ищем клей. Открываем все шкафы, роемся в ящиках, заглядываем в банки, миски и кувшины, но не находим ничего подходящего. Удивительно, что такой пустяк, как тюбик клея, может оказаться столь необходимым. У нас дома клей всегда хранился в пластмассовом ведерке в кухонном шкафу. Мы просто открывали, не задумываясь, дверцу шкафа, доставали тюбик и приклеивали то, что было нужно.
Вместо клея мы обнаруживаем другие нужные вещи: например, бинт и пакет какой-то крупы. В керамической вазе в прихожей меня ждет еще одна находка: среди кучи ключей и карандашей лежат два огрызка парафиновых свечей и спичечный коробок.
— Посмотрите, что я нашла! — радостно кричу я и осторожно достаю коробок. Там есть спички. Коробок неполный, но если оставшиеся спички не испортились, то очень нам пригодятся. Кто-то сунул их в вазу и забыл.
— Круто! — говорит Дэвид и кладет коробок в карман.
Габриэль с Диной отправляются в гараж и ищут там.
Через некоторое время они возвращаются с пустыми руками.
— Может, нам намешать собственный клей? — предлагает Дина.
— Может, подойдет та слизь, что появилась на деревьях после дождя? — спрашиваю я.
— Попытка — не пытка, — говорит Габриэль.
Слизь уже почти застыла и теперь напоминает использованную жевательную резинку.
— Интересно, что это, собственно говоря, такое? — спрашивает Габриэль и ломает пальцами прозрачный кусочек. — Напоминает смолу-живицу, но она образовалась после дождя.
В конце концов мы находим несколько клейких комков, измельчаем их и прикладываем к оторванной руке. Габриэль соединяет обе части. Со стороны это смотрится жутко. Рука выглядит так натурально, что с трудом верится, что она не принадлежит человеку. Габриэль прижимает обе половинки, и — раз, два, три — рука снова целая.
— Ну, надеюсь, будет держаться, — говорит Дэвид, рассматривая девочку.
Я сажаю ее на стул. Но прозрачная слизь оказывается плохим клеем. Рука отваливается.
— Может, прибинтуем ее? — предлагает Дина.
Идея Дины всем нравится. Мы втроем держим руку, пока она накладывает повязку. Когда дело сделано, рука выглядит вполне правдоподобно.
— Теперь еще лучше, — говорю я. — Словно она поранилась.
— Упала с лошади, — кивает Дина.
— Может, вернем на место кошку с собакой? — предлагаю я.
Я снова вспоминаю неприятные ощущения в погребе. Сейчас, при дневном свете, среди друзей, страх притупился. Но каждый раз, когда я натыкаюсь взглядом на крышку погреба, мне становится не по себе.
— Может, еще раз проверим погреб? — говорит Габриэль. — Теперь у нас есть свечи. Я могу спуститься.
— Нет, давайте спустимся туда все вместе, — предлагаю я. — Если сдвинем стол и стулья, дверца откроется полностью.
— Только осторожнее, чтобы опять не сломать кому-нибудь руку, — говорит Габриэль, когда мы все вместе отодвигаем стол и стулья в сторону.
И вдруг с нами случается смеховая истерика. Первым, по-моему, начинает Дэвид, и вскоре мы все вчетвером корчимся от хохота над словами Габриэля и над всей этой абсурдной ситуацией. Все, что только могло провалиться в тартарары, уже давно там, и какое неслыханное облегчение просто смеяться над всем этим дерьмом.
— Ой, я сейчас умру! — хохочет Дина, держась за живот.
— Не надо! — задыхаясь от смеха, говорю я. — А то за столом станет слишком тесно!
Дина взвывает и заливается еще сильнее. По ее щекам потоками бегут слезы.
Успокоившись, мы, чувствуем себя очищенными и обновленными. К нам вернулась надежда. В конце концов, все как-нибудь образуется. Главное, — мы живы!
Теперь стол больше не мешает, и поднять крышку погреба оказывается легче легкого. Дэвид тянет ее за кольцо и оставляет открытой. Мы заглядываем внутрь. Дневной свет устремляется вниз, и я вижу полки вдоль стен. Самая верхняя пуста, как я и предполагала. Под лестницей висит веревка с ручкой на конце. Вчера я ее не заметила.
— Чувствуете, как дует? — спрашивает Дина.
— Вчера было так же, — говорю я. — Словно там внизу холодный ветер.
— Интересно, почему? — спрашивает Габриэль.
— Давайте спустимся и узнаем, — предлагает Дэвид. — Наверное, там какое-то отверстие или что-то в этом роде.
— Подождите, — говорю я, пытаясь найти, что могло прикоснуться к моей ноге. Но никаких крыс там нет.
Я киваю Дэвиду, и он спускается первым, за ним Габриэль, наконец моя очередь. Я смотрю на Дину, остановившуюся у края погреба.
— Ну что, ты идешь?
Дина медлит.
— Ну ладно.
Сегодня у меня совершенно другие ощущения. Страха и неизвестности больше нет. Теперь я вижу, что это самый обыкновенный погреб. Мы подходим к стене. Я осторожно наклоняюсь, заглядываю на нижнюю полку и вижу, что там что-то лежит. Маленький лохматый зверек. Кажется, он спит.
— Смотрите, что это здесь?
Я разглядываю спящего зверька и пытаюсь определить, кто это. Точно не крыса. Я осторожно до него дотрагиваюсь, затем достаю.
