— Только если ты сама мне его наденешь!
Лотта надевает венок на Луизины локоны, и одобрительно кивает:
— Красота!
И вот две почти одинаковые девочки сидят на лугу одни-одинешеньки, молчат и лишь осторожно улыбаются.
Наконец, тяжело вздохнув, Луиза спрашивает:
— Ты еще сердишься на меня?
Лотта отрицательно качает головой.
Луиза, не поднимая глаз, выпаливает:
— Это было так неожиданно! Автобус! И потом ты! Просто жуть!
Лотта соглашается:
— Правда, жуть!
Луиза наклоняется к ней:
— Но вообще-то это страшно весело, верно?
Лотта изумленно глядит в ее сверкающие жаром глаза:
— Весело? — потом тихо спрашивает: — А у тебя есть братья или сестры?
— Нет!
— У меня тоже нет! — признается Лотта.
Обе девочки стоят в умывалке перед большим зеркалом. Лотта, с великим усердием орудуя расческой и щеткой, приглаживает Луизины локоны.
Луиза то и дело взвизгивает:
— Ой! Ай!
— Да не вертись ты! — притворно сердится Лотта. — Когда мама заплетает тебе косы, ты наверно не кричишь!
— Да нет у меня мамы! — ворчит Луиза. — Вот потому-то я, ой, такой шумный ребенок, как говорит мой папа! Ой!
— А он никогда тебя не порет? — живо интересуется Лотта, заплетая косы.
— Да ты что! Он слишком меня любит!
— Это еще ничего не значит! — очень мудро замечает Лотта.
— И к тому же у него голова не тем занята.
— Для этого достаточно, чтобы руки были свободны.
Обе смеются. Наконец косы заплетены, и девочки горящими глазами смотрят в зеркало. Лица их сияют как рождественские елки. В зеркало глядятся две совершенно одинаковые девочки. И из зеркала на них тоже глядят две совершенно одинаковые девочки!
— Как две сестры! — восторженно шепчет Лотта.
Звучит гонг! Пора обедать!
— Вот будет потеха! — кричит Луиза. — Пошли скорей!
Девочки выбегают из умывалки. При этом, заметьте, они держатся за руки.
Другие дети уже давно сидят в столовой. Пустуют только места Луизы и Лотты. Вот открывается дверь, входит Лотта. И, ни минуты не мешкая, садится на место Луизы.
— Эй ты! — окликает ее Моника. — Это Луизино место! Побереги лучше ногу!
Девочка в ответ только пожимает плечами и принимается за еду. Дверь снова открывается и в столовую — да, да! — опять входит Лотта, собственной персоной. Она с неподвижным лицом приближается к единственному свободному месту и садится. У девочек за столом отвисает челюсть. И вот уже вся столовая смотрит на них. Потом все вскакивают и обступают обеих Лотт.
Обстановка разряжается, лишь когда обе девочки прыскают со смеху. Не проходит и минуты, как столовая оглашается многоголосым детским хохотом.
Фрау Мутезиус морщится.
— Это что тут за галдеж? — Она поднимается и, подобно грозной королеве, направляется к центру этого буйного веселья. Но при виде двух девочек с косами гнев ее тает, как снег на солнце. И она весело осведомляется:
— Итак, кто же из вас Луиза Пальфи, а кто Лотта Кернер?
— А мы не скажем! — заявляет одна Лотта, подмигивая, и вновь раздается громкий хохот.
— Ради всего святого! — в комическом отчаянии восклицает фрау Мутезиус… — Так что же нам теперь делать?
— А может, кто-нибудь все-таки угадает! — с удовольствием предлагает вторая Лотта.
Штеффи поднимает руку, как школьница, которой хочется непременно первой прочитать стихотворение.
— Я что-то знаю! — кричит она. — Труда учится с Луизой в одном классе, вот пусть Труда и угадает!
Труда, чуть помешкав, выходит на первый план, внимательно окидывает взглядом сперва одну Лотту, потом другую, и растерянно качает головой. Но вдруг лицо ее озаряется лукавой улыбкой. Она, что есть силы, дергает за косу стоящую с ней рядом Лотту и тут же получает в ответ оплеуху!
Держась за щеку, Труда в восторге кричит:
— Это Луиза!
Тут уж общее веселье достигает высшей точки.
Луиза и Лотта получили разрешение сходить в деревню. Следовало во что бы то ни стало сфотографировать этих двух Лотт. И послать фотографии домой. То-то там удивятся!
Фотограф, некий господин Эйпельдауэр, оправившись от удивления, взялся, наконец, за работу и сделал шесть разных снимков. Фотокарточки будут готовы через десять дней.
Когда девочки ушли, фотограф сказал жене:
— Знаешь что, а пошлю-ка я несколько глянцевых снимков в какой-нибудь иллюстрированный журнал. Они любят иногда такие штуки!
Выйдя от фотографа, Луиза прямо на улице распустила, наконец, свои «дурацкие» косы, так как полагала, что эта благонравная прическа вредит ее здоровью. И получив опять возможность встряхнуть своими локонами, она становится прежней, озорной Луизой. И приглашает Лотту зайти в деревенское кафе, выпить по стакану лимонада.
Лотта отнекивается. Луиза же энергично заявляет:
— Следуй за мной! Позавчера папа опять прислал денег на карманные расходы. Так что пошли!
Они направляются к дому лесничего, жена которого держит кафе, садятся за столик в саду, пьют лимонад и болтают. Сколько надо рассказать друг дружке, сколько задать вопросов, сколько выслушать ответов, когда две девочки заключают дружеский союз!
Между столиками, квохча, бродят куры. Старая охотничья собака, обнюхав обеих посетительниц, вполне примиряется с их присутствием.
— А твой отец давно умер? — спрашивает Луиза.
— Не знаю, — отвечает Лотта. — Мама никогда о нем не говорит… а я… я не люблю спрашивать.
Луиза понимающе кивает.
— Я тоже не помню свою маму. Раньше у папы на рояле стояла ее большая фотография. Но один раз он увидал, что я ее рассматриваю, и на другой день фотография исчезла. Наверно, он запер ее в свой письменный стол.
Куры квохчут. Охотничья собака дремлет. Маленькая девочка, у которой нет отца, и вторая, у которой нет матери, вместе пьют лимонад.
— Тебе тоже девять лет? — спрашивает Луиза.
— Да, — кивает Лотта, — четырнадцатого октября будет десять.
Луиза застывает на месте.
— У тебя день рождения четырнадцатого октября?
— Четырнадцатого октября.
Луиза наклоняется к ней и шепчет:
— У меня тоже!
Лотта цепенеет.
За домом кричит петух. Собака, раскрыв пасть, хватает пчелу, жужжавшую возле самого ее носа. Из открытого кухонного окна слышно, как поет жена лесничего.
Обе девочки, точно загипнотизированные, смотрят в глаза друг другу. Лотта, с трудом сглотнув, хриплым от волнения голосом спрашивает:
— А где… где ты родилась?
— В Линце, на Дунае.
Лотта облизывает пересохшие губы.
— Я тоже!
В саду совсем тихо. Только верхушки деревьев шевелятся. Вероятно, это судьба, пролетая над садом, задела их своим крылом? Лотта медленно произносит:
— У меня в шкафу есть фотокарточка моей… моей мамы.
Луиза вскрикивает.
— Покажи!
Она за руку стаскивает Лотту со стула, и они мчатся прочь из сада.
— Эй! Эй! — раздается чей-то голос. — Это что за новая мода? Выпить лимонад и не заплатить! — возмущается жена лесничего.
Луиза пугается. Дрожащими пальцами она вытягивает из кошелька многократно сложенную бумажку, сует в руку лесничихи и бегом возвращается к Лотте.
— Сдачу возьмите! — кричит им вслед лесничиха.
Но девочки ее не слышат. Они бегут, словно спасаясь от погони.
— Видно, у этих малюток совесть нечиста, — бурчит себе под нос женщина и возвращается в дом. Старая охотничья собака трусит за ней.
Лотта распахивает дверцы шкафа, выхватывает из-под стопки белья фотографию и подает ее дрожащей всем телом Луизе. Луиза робко, даже с некоторым страхом, смотрит на снимок. Взгляд ее проясняется. Она буквально впитывает в себя изображение молодой женщины.
Лотта в нетерпении глядит на Луизу. Луиза, изнемогая от счастья, опускает руку с фотографией и блаженно кивает головой. Потом вдруг судорожно прижимает фотографию к груди:
— Это моя мама!
Лотта обнимает Луизу.
— Наша мама!
Девочки прижимаются друг к дружке. Кроме тайны, которую они только что раскрыли, их поджидают еще новые загадки, новые тайны.
По дому разносятся удары гонга. Дети с криками и смехом несутся вниз по лестнице. Луиза хочет положить фотографию обратно в шкаф. Но Лотта говорит:
— Я тебе ее дарю!
Фройляйн Ульрика стоит перед письменным столом в кабинете директрисы. От волнения на щеках у нее выступили круглые пятна, красные как вареные раки.
— Я просто не в состоянии молчать! — выпаливает она. — Я должна с вами поделиться! Если бы я знала, что делать!
— Ну, ну, — говорит фрау Мутезиус. — Что же такое у вас на сердце, милочка?
— Они вовсе не астрологические близнецы!
— Кого вы имеете в виду? — улыбается фрау Мутезиус. — Английского короля и портного?
