Юрий Нагибин - Испытание

Как ни тих был щелк курка о боек, чуткие свиязи услышали тонкий звук. Стая захлопала крыльями, снялась с воды и полетела прочь, быстро набирая высоту. Но четыре утки остались лежать на воде. Пусть никто, кроме Юрки, не мог бы увидеть эту незримую добычу. Юрка твердо знал, что она есть. Хороший, правильный выстрел. Юрка не заторопился и не опоздал, был терпелив и быстр, как настоящий охотник.

А потом прилетела кряква, и Юрка испытал мучительную силу искушения, среди его трофеев не было лишь кряквы — королевы мещерских озер. Но он справился с собой и, поразив ее тем же условным выстрелом, сказал про себя:

— Кряква моя!..

В этот день начался массовый прилет северной дичи; широконосики, чернеть, свиязи, гоголи налетали то парами, то в одиночку, то целыми стаями. И Юркин ягдташ пополнялся все новыми и новыми воображаемыми трофеями.

А затем подсел матерый селезень. Он опустился очень близко от подсадной, и Юрка стал ждать, когда он отплывет, чтобы не поразить подсадную, он хотел, чтобы все выглядело по правде. Неожиданно селезень взмахнул широкими крыльями и полетел. Юрка ударил ему вдогон, привычно отметив:

— Мой селезень!..

Но тут его взяло сомнение: попал бы он в селезня, если б стрелял не понарошку? Он же не успел хорошенько прицелиться. «Попал бы, чего там…» — отмахнулся от сомнения Юрка. «Нет, промазал», — сказал внутри него другой, властный голос. Ну что же, промазал так промазал, один промах на двенадцать выстрелов вовсе не плохо!

Промах как-то разрядил владевшее Юркой шальное, азартное чувство. Ему не нужна стала больше эта игра. Он придет в другой раз и опять настреляет уток, а на сегодня довольно. Он снова был в мире с самим собой и с пернатыми обитателями озера. Да и в школу пора…

Юрка выбросил стреляные патроны и пустился в обратный путь.

Над озером с берега на берег, из заводи в заводь козыряли кряквы, свиязи, шилохвости, чернеть, и почти в каждой стае летел, словно проводник, маленький, быстрый чирок. Юрка глядел на одушевленную жизнь озера, на красивых и сильных птиц, рассекающих воздух в стремительном и гордом полете, не боящихся ни воды, ни неба, ни растений; птиц, гибнущих сотнями под выстрелами охотников и все же сохраняющих в целости свой кроткий и упрямый род, и чувствовал себя в них, а их в себе. И он думал о том, что не было бы в нем этой радостной близости всему живому на озере, если бы он смалодушничал.

Привязав челнок и спрятав весло в осоке, Юрка двинулся к лесной опушке. Едва он вступил в лес, как резко, гортанно всхлипнула сойка, неусыпный лесной страж: «Вра-аг!.. Вра-аг!..» — прокричала она. Но, словно зная, что идет честный и справедливый охотник, который не погубит даром дышащее, радующееся жизни существо, никто не попрятался. Дрозды доверчиво кружили над самой его головой, клевали спелую рябину, дятелок в красной тюбетейке долбил клювом ель, вылущивая из трещин коры жирных, вкусных жуков, а на ржавой закраине болота, видимой сквозь чащу, спокойно бродили тонконогие чибисы и кулики-воробышки, кулички и носатые бекасы. И Юрка, чувствуя свою честность перед этим миром, шел свободным, легким шагом хозяина земли…