Толпа покрыла аплодисментами слова поэта.
Время шло. Собравшиеся начали волноваться, видя, что происходит какая-то задержка.
Кри-Кри, чтобы узнать у Луи некоторые интересовавшие его подробности, спросил:
— Как будет теперь называться площадь?
Старик лукаво блеснул глазами:
— А как бы ты ее назвал?
— Площадью Свободы, — не задумываясь, ответил мальчик.
Не найдя подтверждения в глазах старика, Кри-Кри снова спросил:
— Я не угадал?
— Нет, Шарло. Отныне она будет именоваться площадью Интернационала. Наполеон хотел создать славу Франции и себе на крови других народов. Мы же, водружая на обломках колонны красный флаг, хотим равноправия и счастья для всех народов.
В это время рабочие начали спускаться с лесов. Все устремили глаза вверх. Посыпались шутки и остроты. Каждый хотел сказать напутственное слово колонне и ее создателю, Наполеону.
Посыпались шутки и остроты. Каждый хотел сказать напутственное слово колонне и ее создателю, Наполеону.
Канаты стали медленно натягиваться. Все вдруг затихли.
Восхищенный Кри-Кри увидел, как бронзовый император закачался. Еще минута — и заколебавшаяся в воздухе огромная колонна, потеряв равновесие, рухнула с треском, напоминавшим грохот орудия. Толпа шарахнулась в сторону, хотя ей не грозила никакая опасность. Раздалось многоголосое: «Ура!», «Да здравствует Коммуна!» Туча пыли поднялась с груды обломков.
Собравшиеся не хотели уйти, не унеся с собой на память хотя бы кусочек бронзы.
Кри-Кри, забыв о Луи, занялся поисками: он хотел обязательно принести что-нибудь на память своей подруге Мари.
Ему посчастливилось. Он нашел кусок лаврового венка Наполеона, блестевший, как чистое золото. Кри-Кри быстро подобрал его и спрятал в карман.
Стоявшие тут же два мальчугана, добыча которых была менее богата, тотчас же предложили ему обменять его драгоценность на куски от подножия колонны. Один из них предложил в виде «доплаты» свисток, другой — пять су[9]. От свистка Кри-Кри гордо отказался. Он и так умел свистать на все лады. Что касается денег — их, конечно, никогда не бывало вдоволь у Кри-Кри. Он почесал в затылке, раздумывая, не согласиться ли ему на эту мену. Но потом решил, что Мари будет приятно получить от него кусочек императорского лавра. Не много было счастливчиков, кому досталось такое сокровище. Правда, на пять су он мог бы купить для той же Мари горячего картофеля или жареных каштанов. Но он все-таки отказался, вспомнив, что сегодняшний день — день необыкновенный и что память о нем должна запечатлеться навсегда.
Кри-Кри не застал Луи на том месте, где он его оставил. Старый депутат стоял там, где только что был цоколь колонны, а теперь развевался красный флаг. Он произносил речь.
Кри-Кри не пришлось дослушать ее до конца, так как, вспомнив о тетушке Дидье, он заторопился домой.
С собой он уносил, кроме незабываемого воспоминания о свержении колонны, бронзовый лавровый листок.
………………………………………………………………………………………..
С того времени прошло только семь дней, но как все изменилось!.. Луи, который тогда был весел и уверен в победе, сидел теперь сосредоточенный, погруженный в думы.
Набравшись смелости и выждав, когда тетка Дидье проплыла в кухню, мальчик подошел к Луи.
— Скажите, гражданин Декаруз, что будет происходить сегодня в «Сверчке»?
Старик рассеянно взглянул на мальчика, задумчиво потрепал его по щеке и сказал дрогнувшим голосом:
— Надвигаются великие события. Враг подошел совсем близко. Монмартр[10] занят версальцами. Сейчас здесь, соберутся в последний раз депутаты Двадцатого округа[11], чтобы выработать план защиты нашего района.
Кри-Кри не успел ничего больше спросить. В дверь постучались. Он бросился открывать.
На пороге стоял депутат Двадцатого округа Жозеф Бантар. Это был широкоплечий, высокий мужчина лет пятидесяти, в полном расцвете сил. Черные блестящие волосы, такая же борода, румянец во всю щеку — все в дяде Жозефе говорило о здоровье, бодрости, силе.
— Что же это, Шарло, ты сегодня встречаешь меня так невесело? Неужели Луи нагнал на тебя тоску? Ну, брат, нам с тобой печаль не к лицу. Потешь-ка дядю! — И, видя, что Шарло готов броситься ему навстречу, дядя Жозеф добавил: — Постой, постой! Споем-ка нашу любимую!
И Жозеф затянул куплеты своего друга, поэта Эжена Потье[12], немного переделав их на свой манер:
Когда борьба, то нет разладу, —
Народ к борьбе готов вполне…
Кри-Кри сразу оживился. Недолго думая, он подхватил:
И мы построим баррикаду,
Версальцев всех поставим мы к стене…
Дирижируя большой заскорузлой рукой, дядя Жозеф продолжал:
Сулят версальцы нам разгром,
Вернуть к разбитому корыту…
Кри-Кри звонким голосом закончил ему в тон:
Вставай, встречай врага ядром!
Париж, создай себе защиту!
— Хорошо! Так, Кри-Кри! Узнаю тебя! А то я было подумал, что версальские агенты подменили тебя, как они подменили затворы у большинства монмартрских пушек. — И дядя Жозеф раскатисто рассмеялся.
Кри-Кри обиделся. Почему дядя Жозеф всегда только шутит, считая его еще недостаточно взрослым и неспособным на серьезный разговор? А главная обида Кри-Кри была в том, что дядя Жозеф не разрешал ему принять участие в борьбе с врагами Коммуны. После разговора, который только что вел с ним Луи Декаруз, шутка Жозефа Бантара показалась мальчику даже оскорбительной. Ему захотелось доказать дяде Жозефу, что и он кое-что понимает в происходящих событиях.
— А зачем вы церемонитесь с разными молодчиками, которые шепчутся на всех углах и злорадствуют по поводу неудач коммунаров? — запальчиво сказал Кри-Кри.
Жозеф понял, что происходит с племянником, и ответил уже другим тоном:
— Молчи, Шарло! Хоть ты и говоришь дельно, но сейчас некогда болтать. Нам надо кое-чем позаняться с Луи… Отправляйся-ка в свою каморку и жди, когда тебя позовут. А своей хозяйке скажи, что дядя Жозеф советует ей воспользоваться чудесным майским вечером…
— Она уже ушла, а мне поручила подробно разузнать, почему весь этот переполох.
— Вот и прекрасно. Иди к себе. Там на досуге ты обдумаешь подробный доклад тетушке Дидье.
— Дядя Жозеф, позволь мне остаться. Я буду открывать дверь и впускать приходящих.
— Нельзя, дружок. Мы с Луи, пожалуй, не возражали бы против твоего присутствия. Мы тебе доверяем и знаем, что ты умеешь держать язык за зубами. Но здесь будут и те, кто тебя не знает. Иди же, а дверь я буду открывать сам.
Кри-Кри понял, что настаивать бесполезно и надо уходить. Но в дверь постучали, и Кри-Кри поспешил открыть.
В кафе вошли два незнакомца в штатском и с ними третий, в военной форме.
Кри-Кри тотчас же узнал в нем Вроблевского[13], прежнего адъютанта Домбровского, теперь разделявшего с ним славу руководителя обороны Коммуны.
Не желая, чтобы дядя при Вроблевском напомнил ему о том, что он должен уйти, Кри-Кри нехотя спустился в свою каморку.
Он бросился на жесткую постель и задумался. Чувство горькой обиды зашевелилось в нем. Почему дядя Жозеф не пускает его на баррикады? Ведь всюду в боях дети помогают взрослым. Почему его другу Гастону Клэру никто не запрещает итти под ружье? А он, Кри-Кри, должен сидеть подле старой ханжи и слушать ее приказания.
С ожесточением он ударил кулаком по подушке, затем опустил на нее голову.
А так как мальчик немало наработался за день, он сейчас же погрузился в глубокий сон.
* * *
— Шарло! Шарло! Куда ты запрятался?
Голос дяди не сразу дошел до сознания мальчика. Он приподнялся на кровати и протер глаза.
Сверху опять донеслось:
— Шарло! Шарло!
Да, конечно, там, наверху, дядя Жозеф заседает вместе с Луи Декарузом, Вроблевским и еще другими. Как же он мог заснуть в такой важный момент!
Бегом пустился Кри-Кри наверх. Он застал там одного только дядю Жозефа. Большое количество окурков да облака дыма в кафе говорили о том, что здесь еще недавно было много народу.
— Ну, Шарло, — ласково сказал дядя Жозеф, — закрой за мной двери и ложись спать. Время позднее. — Заметив настороженность в больших черных глазах Шарло, он добавил: — Слушай, дружок, и запомни: наш район теперь — последнее прибежище Коммуны. Баррикада на улице Рампоно, постройку которой мы сейчас заканчиваем, закрывает вход в наш район. Сегодня мы решили: лучше умереть на баррикаде, чем отступить перед врагом.
— Дядя Жозеф! — Голос Кри-Кри прозвучал страстной мольбой. — Возьми меня с собой на баррикаду!..
