Было ещё совсем рано. Солнце, по-видимому, уже взошло — потому что воздух был прозрачен и лучист, — но ещё не поднялось над вершинами высокого соснового леса, окружающего лагерь.
С крыльца Дуся сразу увидел то, чего в темноте не заметил ночью. Совсем недалеко от домика, на ровной и широкой лужайке, обсаженной маленькими стройными ёлочками и огороженной невысоким забором, были раскинуты в два ряда большие брезентовые палатки. Шатровые их покровы, туго оттянутые тонкими и, должно быть, очень прочными расчалками, чем-то напоминали паруса.
Дуся заметил, что у каждой палатки стояли на карауле юные моряки в бушлатах, застёгнутых на все пуговицы, в белых бескозырках, с плоскими штыками на ремне и блестящими изогнутыми трубками на груди. Почти все они были значительно больше Дуси ростом, и только у последней палатки стоял совсем маленький нахимовец.
В это время у ворот, где под грибковым навесом висел колокол, раздались три коротких двойных удара. «Склянки отбивают», — догадался Дуся. И тут он увидел, как из аккуратного крашеного домика по ту сторону забора, где, как он потом узнал, помещался офицерский пост, вышел горнист с блестящей фанфарой в руках и, запрокинув голову к небу, заиграл подъём.
Торжественные, призывные и повелительные звуки прозвучали в холодной тишине начинающегося дня. Едва смолкли эти звуки, как из палаток донеслись прерывистые сигналы боцманских дудок, и через минуту весь лагерь ожил и сдержанно зашумел. Послышались голоса пробудившихся от сна ребят. Кое-кто из них уже появился на ровной дорожке перед палатками.
За спиной Дуси скрипнула дверь, и на крыльцо вышел мальчик, меньше, чем Дуся, ростом, в такой же, как и он, матроске, наголо остриженный, с шишковатой головой и тёмными живыми глазами.
— Это не нам подъём, — сказал он. — Мы шестая рота, нам ещё в палатках спать не разрешают.
Дуся молча рассматривал своего нового знакомца.
— Вы вчера приехали? Правда? — продолжал тот. — Темно было, а я не спал. Я потому не спал, что меня вице-старшиной назначили.
— Кем? — спросил Дуся.
— Вице-старшиной, — повторил мальчик. — Ты разве не понимаешь?
— «Старшина» — понимаю, а вот «вице» — нет.
— Как же так? — удивился мальчик. — Вот вице-адмиралы есть, это ты слышал?
— Слышал.
Так вот они тоже вице, как я, только я вице-старшина — значит, помощник, заместитель. Нам капитан-лейтенант Стрижников объяснял, только вот тебя не было.
— Я к бабушке в Кронштадт ездил, — сказал Дуся.
— Ты из Кронштадта? — обрадовался вице-старшина. — Там кораблей много, да? У нас здесь сейчас недалеко на взморье тоже настоящие крейсеры стоят. Вот честное нахимовское! Сами увидите… Вас как зовут-то? — спохватившись, спросил он.
— Дуся.
— Дуся? — недоверчиво улыбнулся вице-старшина. — Ты что же, разве девочка, что тебя так зовут?
— Почему же, вовсе не девочка, странно даже так говорить. Дуся — это значит Денис. У меня и дедушка был Денис — настоящий моряк, он по всему свету странствовал и всегда на кораблях.
Вице-старшина нахмурился.
— Ну ладно, — сказал он. — А меня Колкин зовут. Это фамилия, а по имени Владимир. Раньше Вовкой звали. А здесь всех зовут по самому настоящему имени. И потом, не говорят «ты», а говорят «вы». Понял?
— Понял, — ответил Дуся, — как старшим.
— Именно, — подтвердил Колкин. — Всё-таки вот что, — продолжал он очень серьёзно, — я вам так посоветую: вы не говорите ребятам, что вас Дусей зовут. Очень это по-девчоночьему получается. Смеяться начнут. Скажите лучше — Денис, а то — Дима. Ведь это неприятно, когда смеются.
— Ладно, — согласился Дуся, — я так и скажу.
— Теперь пойдёмте на корабль, — предложил Колкин. — Это мы так домик свой зовём. Мы теперь корабли изучаем и решили — пусть у нас тут всё по-корабельному называется. Вот это, например, по-твоему, что такое?
— Где?
— Ну вот где мы стоим. Это как называется?
— Лестница.
— Эх, ты, а ещё из Кронштадта! Вовсе это не лестница, а трапчик… трап, понял?
— Понял.
— А это что? — Колкин постучал кулаком по стенке дома.
— Ну, стена, — простодушно ответил Дуся.
— Сам ты стена! Запомни: на корабле стен нет, а есть борта и ещё переборки. Ясно?
— Да, — пробормотал Дуся.
— И не «да» надо говорить, а «так точно». Моряки «да» не говорят.
— Уж будто и не говорят, — недоверчиво процедил Дуся.
— Не «уж будто», а так и есть, — авторитетно заметил вице-старшина. — Вы уж меня лучше слушайте. А то пошлют вас на клотик за кипятком, вы небось и пойдёте?
— Не знаю, — замялся Дуся. — Пошлют — так пойду.
— За кипятком?
— А как же?
— А вот так же! Знаешь ты, что такое клотик?
— Не знаю.
— А куда же ты пойдёшь? Мачту ты видел на корабле? Или хоть на пароходике каком-нибудь?
— Ну, видел.
— Наверху там макушка такая есть, на ней ещё электрическую лампочку укрепляют. Вот это и есть клотик. Ясно? А ты хотел на него за кипятком идти!.. Тут держи ухо востро, а то враз попадёшься!
— А ты уж на корабле был?
— Был, ясно. А то как же! Только я для тебя не «ты», а «вы». Ясно?
— А я для тебя кто? — спросил Дуся. — Тоже «вы»?
— И ты тоже «вы», — согласился Колкин. — Это я ещё не совсем привык. Я ведь тоже недавно нахимовцем сделался — мы только пятый день служим.
Они вместе вошли в домик.
Тут, в большой комнате, заставленной койками, был беспорядок, обычно сопутствующий вставанью. Оказывается, Тропиночкин уже ушёл умываться.
Колкин дал Дусе полотенце и сообщил, что умываться надо на озере, у пирса.
Дуся выскочил на крыльцо, рассчитывая догнать своего друга, но около дома его не было видно. Между тем остальные ребята с полотенцами в руках бежали в лесок и скрывались там под уклоном.
Дуся тоже поспешил за ними. Неширокая тропинка вела вниз. И скоро за деревьями открылось озеро. Лёгкая дымка утреннего тумана поднималась над водой. На противоположном далёком берегу виден был синевато-зелёный хвойный лес. Слева, почти на середине, Дуся заметил небольшой остров. На жёлтой плоской отмели сидело несколько чаек.
Вдруг откуда-то сбоку послышался топот ног, и двое старшеклассников вынеслись на тропу перед Дусей.
— До подъёма флага долго ещё, не знаешь? — спросил один из них, внезапно останавливаясь и с трудом переводя дух.
Дуся молчал. Он не имел понятия, что такое подъём флага.
— Ну, чего ты там, Раутский? — нетерпеливо торопил приятель. — Это же новичок, они ещё не знают, откуда и солнце всходит. Мы успеем выкупаться, вот увидишь.
И они оба устремились вниз к озеру, на ходу снимая бушлаты. Дуся ещё постоял немного в нерешительности и пошёл вслед за ними.
То, что все называли пирсом, оказалось большими плавучими мостками, с пришвартованными по бокам шлюпками. По обе стороны от него тянулись дощатые панельки, и с них, зачерпывая пригоршнями воду, прямо из озера умывались будущие моряки. Тропиночкина среди них не было видно.
Дуся умылся тоже и, заметив, что пирс быстро пустеет, поспешил обратно.
Кем-то оброненная записная книжечка валялась на тропе, поблескивая коленкоровой обложкой. Дуся поднял её и, выбежав из лесочка, сразу увидел перед собой знакомый домик. Все мальчики уже строились у крыльца в две длинные шеренги.
— Становитесь по росту! — крикнул ему вице-старшина Колкин, руководивший построением.
Дуся заметил Тропиночкина, знаками приглашавшего его к себе, и поскорее занял место в строю рядом с ним. В это время послышались сдвоенные удары склянок — один, второй, третий, четвёртый. С площадки, где стоял у мачты дневальный, разнеслись звуки горна и зазвенели над вершинами сосен.
— На флаг, смирно! — прогремела команда.
Все невольно замерли в строю, и белое полотнище морского флага как бы само собой взвилось к вершине мачты и распласталось на лёгком ветру.
Прошло не более минуты, звук горна замер в тишине, и чей-то звонкий голос певуче скомандовал:
— Вольно-о!
Все вокруг, словно очнувшись, опять задвигались, заговорили между собой, возвращаясь к прерванным занятиям.
С крыльца сошёл широкоплечий худощавый офицер в полной морской форме и остановился в нескольких шагах от строя.
— Смирно! — скомандовал вице-старшина Колкин и, бросив стремительный взгляд на шеренгу, шагнул к офицеру, вытянулся и звонко отрапортовал: — Товарищ капитан-лейтенант, первый взвод в количестве двадцати восьми человек выстроился по вашему приказанию. — Тут он сделал шаг вправо и, опуская руку, добавил: — Вице-старшина Колкин.
Стоя рядом с офицером, он едва достигал ему до пояса. Но офицер внимательно выслушал рапорт, спокойно приложил руку к козырьку, сказал: «Хорошо» — и, подойдя, ещё на шаг к строю, поздоровался.
Ребята дружно ответили ему. Затем Колкин крикнул:
