На полочке, прибитой к стене, были аккуратно расставлены книги. С одной стороны — учебники Ксавье, с другой — книги дядюшки Франсуа. А так как интересы и вкусы у обоих были разные, то здесь можно было найти наряду с «Математическими принципами» Ньютона воспоминания о Наполеоне и о взятии Бастилии.
К чердаку примыкала ещё узенькая комнатушка, отделённая от него плотной занавеской. Это было обиталище четырнадцатилетней дочери Франсуа — Катрин. Хотя семья и была бедна, девочка украсила свой уголок тюлевыми занавесками, вышитыми салфеточками и цветами, — она была большой их любительницей. С другой стороны чердака прилепилась маленькая кухонька, которая также была владением Катрин.
Кто только не навещал чердак дядюшки Франсуа! Здесь можно было встретить и приятелей Ксавье, и сверстников и друзей самого Франсуа. Завсегдатаи мансарды приводили сюда своих друзей, а не то и друзей своих друзей. Но больше всего посещать чердак любили студенты и все те молодые люди, у которых были большие надежды на будущее, а пока… тощий кошелёк и пустой желудок.
Немалой приманкой для молодёжи была возможность послушать трёх друзей: Жака Менье, Франсуа Гийу и Жюльена Клерана. Их воспоминания казались неисчерпаемыми. Ведь двое из них — Франсуа и Клеран — были участниками наполеоновских походов, а Жак — событий 14 июля 1789 года! Чего только они не видели собственными глазами! Все трое пережили немало на своём веку и могли о многом рассказать.
К дядюшке охотно приходили за разного рода советами и даже помощью. Это было неудивительно. Все в квартале знали, что, случись беда, уж кто не откажет в помощи, так это он.
Лишившись ноги во время наполеоновской кампании и обречённый на жалкую участь инвалида, Франсуа недолго оставался без дела. Друзья помогли ему приобрести верстак, и он выполнял дома нехитрые столярные работы. Его сестра, вдова богатого виноградаря из Бургундии, пожелавшая дать образование своему племяннику, завещала Ксавье часть наследства. Он получал его ежемесячно равными долями. Но в завещании тётушка поставила условием, чтобы Ксавье непременно учился в Политехнической школе, так как её сын, умерший молодым, был студентом именно этого учебного заведения. Получаемое от тётушки содержание давало Ксавье возможность учиться, покупать нужные книги и поддерживать свой скромный гардероб. Политехническая школа выпускала как военных, так и гражданских инженеров, но была военизирована, а Ксавье совсем не влекло то, что было связано с военным делом. Его больше интересовало устройство различных станков. Несмотря на то что лекции отнимали у Ксавье много времени, он не отказывался от случайных работ, чтобы помогать отцу.
Вечерами, когда дядюшка Франсуа складывал свой несложный столярный инструмент, провозглашая: «На сегодня довольно!» — к нему сходились все те, кому не по средствам было посещать кабачок. Какой бы дешёвый он ни был, хочешь не хочешь, там надо раскошелиться на стаканчик-другой вина. Дядюшка же Франсуа сам был беден и не мог ничем угощать своих званых и незваных гостей. А если у кого-нибудь оказывался лишний франк, он по доброй воле покупал бутылочку лёгкого вина и охотно распивал её в обществе дядюшки Франсуа и его друзей, нимало не стесняясь тем, что угощения не хватает на всю компанию. Разве дело здесь было в угощении!
Ни одна политическая новость, ни одно общественное событие не миновало обсуждения на чердаке дядюшки Франсуа. Неизменно поддерживая общую беседу, он в то же время не спускал глаз с Катрин и зорко следил, чтобы кто-нибудь нечаянно не произнёс того, что Катрин слышать не следовало, не сказал бы ненароком комплимента, который ей не по возрасту.
Сама же Катрин норовила забиться в уголок и, позабыв всё на свете, жадно слушала то, что говорили гости её отца. Не всё в их разговорах она понимала, но многое заставляло её задумываться. И спустя некоторое время она удивляла отца и брата своим вовремя и удачно высказанным суждением по какому-нибудь вопросу, вызвавшему спор в один из вечеров.
Катрин была единственной женщиной, допускавшейся на вечерние собрания дядюшки Франсуа, да и то потому, что ей приходилось в некотором роде играть роль хозяйки дома.
…— Мы к вам по поводу Беранже! — хором объявили студенты, ввалившись гурьбой на чердак, где застали неизменного друга Франсуа — Клерана.
Как и можно было ожидать, Франсуа разволновался, увидев опухшее лицо сына. Он хорошо знал, что Ксавье достаточно красноречив, чтобы улаживать споры вовремя вставленным веским словом, и никогда не ввязывается ни в какие драки.
Но Ксавье быстро успокоил отца, рассказав в общих чертах, что произошло в школе. Клеран и студенты изредка прерывали его рассказ возмущёнными возгласами. А Франсуа, вопреки обыкновению, ничего не сказал, только, когда Ксавье кончил свой рассказ, одобрительно на него взглянул.
Большие голубые, как у отца, глаза Ксавье сейчас озорно поблёскивали, улыбка чуть раздвинула губы, и Франсуа не без удовольствия подумал, что Ксавье у него удачный сын. Он очень походил на Франсуа, только лоб у него был более высокий, очень красивой формы, и рот очерчен резче. Отличался Ксавье от отца и тем, что казался всегда очень собранным, порой даже строгим, отнюдь не таким слабохарактерным, как Франсуа, и в глазах его не было того примирительно-ласкового выражения, какое отличало взгляд Гийу-старшего.
— Со швейцаром Ксавье, как видно, разделался сам, так что тут наше вмешательство не нужно, — пошутил Клеран, — ну, а с деньгами? Как быть с деньгами?
— Я предлагаю пойти с листом в кафе дю Руа, и, уверяю вас, долго там сидеть нам не понадобится. Найдётся немало желающих выручить Беранже из беды, — высказал своё мнение Жером.
Упоминание кафе дю Руа — «Королевского кафе» — вызвало довольную улыбку на губах Клерана и Ксавье, они весело перемигнулись.
За два года перед тем Клерану исполнилось шестьдесят лет. Обычно день его рождения, как и все прочие семейные праздники, отмечался торжественным обедом у лучших друзей Франсуа и Клерана — Бабетты и Жака Менье. Изредка, когда Франсуа особенно страдал из-за своей ноги, празднество переносилось к нему на чердак. При этом, конечно, хозяйками оставались Бабетта и Люсиль, а Катрин, для которой эти торжества были единственным развлечением в её однообразной жизни, помогала им как могла.
Но на этот раз Клеран заупрямился и захотел сам угостить своих друзей и отметить это событие в каком-нибудь кафе. Спорить с ним было бесполезно, и Клеран две недели только и делал, что занимался выкладками, как лучше всё устроить. А потом вдруг удивил своих друзей, заявив, что встреча состоится не в «Пирушке» или «Свидании друзей» — дешёвых кафе, доступных для рабочих, а в «Королевском кафе». То-то было смеха, восклицаний, вопросов! И вот встреча состоялась. Приглашены были только Жак, Бабетта, Франсуа, Люсиль и Ксавье. А Катрин и брат Люсиль Мишель, хоть и получили свою долю пирожных, мороженого и сладкого сиропа, в кафе приглашены не были как малолетние. Мишель легко с этим примирился, но Катрин долго бушевала и не унималась, протестуя против обращения с ней как с ребёнком. Этот «пир» в кафе дю Руа надолго запомнился всем его участникам. Ни Жак, ни Клеран, ни Франсуа, ни Ксавье в этом роскошном кафе раньше не бывали. Тем привлекательнее оно им показалось. Для Ксавье особая радость была и в том, что, сидя рядом с Люсиль, он наблюдал, как на её выразительном лице попеременно отражались удивление, удовольствие, восхищение необычностью обстановки. Как она была хороша в тот день!
— А моё предложение — дать один лист Люсиль, — заметил Клеран. — Она вхожа в дома аристократов, потому что относит знатным дамам расписанные ею веера. Она сумеет их уговорить как никто другой, и они развяжут свои кошельки.
— Разговоры разговорами, а, может, пока что Катрин сделает тебе перевязку, — внёс предложение Франсуа. — Ведь от глаза кровоподтёк расползся к самому уху…
— Что ты, отец! — искренне возмутился Ксавье. — Можно ли даже думать о таких пустяках! Вернёмся к вопросу о сборе денег… К сожалению, Франция не бережёт своих лучших людей! Знаете ли вы, что автор знаменитой «Марсельезы»[3] Руже де Лиль три года тому назад был присуждён к тюремному заключению за неуплату долга в пятьсот франков! Руже де Лиль! Ему следовало бы при жизни поставить памятник! А мы?.. «Марсельезу» знают все честные французы, а её автор в полном забвении. Франция должна носить его на руках, а вместо этого его сажают в долговую тюрьму! Что же сказать о Беранже?! Когда он в прошлый раз сидел за решёткой из-за своих песен, один из сонма его подражателей и почитателей, Огюст Перен, послал ему в тюрьму стихотворный привет. Целиком я его не помню, но там есть такие строки: «Король песни! Твоё место в академии, а ты, увы, тратишь драгоценное время, сидя в оковах!» Король песни! Вот это прозвище, достойное Беранже!
