Долго стоял Чымбылат и смотрел вслед улетевшим лебедям, потом вернулся в кузницу и сказал своему учителю:
— Настало время возвращаться мне в родные края. Зовет меня сердце на землю отцов.
— Хорошо, иди, — ответил кузнец, — но прежде покажи свое мастерство.
Выковал Чымбылат железного гуся, выковал гусиные крылья. Гусь ожил, замахал крыльями, выпорхнул из кузни и полетел вслед за лебединой стаей.
Обнял, расцеловал русский кузнец Чымбылата на прощание, и тронулся Чымбылат в обратный путь — домой.
И пошел Чымбылат через леса и поля, от реки до реки, от деревни к деревне. Увидел он марийца-пахаря, пашущего поле деревянной сохой — оковал соху железом. Встретил лесорубов — подарил им топор. Огороднику с деревянной лопатой сделал лопату железную. Мужику, что растирал зерно камнями, показал, как построить мельницу.
Все шел и шел Чымбылат в ту сторону, куда улетели лебеди, и вот уже видит он родной дом на пригорке, вот отец и мать сидят на крылечке, и старая бабка-повитуха тоже там же.
Со слезами радости встретили родители Чымбылата.
Старая бабка спросила:
— С умом да с наукой вернулся ты, внучек?
— С умом, бабушка, — ответил Чымбылат, — и с богатым подарком — уменьем. Научили меня друзья искусным ремеслам.
А завистливый Сюзловуй уже тут как тут. Вертится, на тощую котомку Чымбылата косится:
— Что-то не вижу я ни твоего ума, ни богатства. Был бы с умом — вернулся домой, как хан, богатый…
— Не в золоте ум, — засмеялся Чымбылат.
Но не понял его Сюзловуй.
Научил Чымбылат сородичей и земляков всему, что узнал в русском краю: научил железо ковать, замечательные холсты ткать, зерно на мельнице молоть.
Пришел праздник, и тут Чымбылат всех удивил. Расщепил он сухую ель на дощечки, сделал гусли, натянул на гусли струны из овечьих жил и вышел с гуслями на луг к парням и девушкам.
А там Сюзловуй уже на губах играл, народ распотешить пытался, но, сколько ни шлепал он губами, ни ладу, ни веселья — от его музыки у плясунов только ноги заплетаются. А Чымбылат тронул струны, и запели гусли. Ноги у плясунов сами в пляс пошли, у всех на лицах улыбки засияли.
Обиделся Сюзловуй:
— Велика важность бренчать на гуслях. Вот увидите, как придет враг — Чымбылат в кусты спрячется. Ведь не воин он, а гусляр на потеху девкам и бабам…
В те времена на земли приволжские надвигались несметные дикие орды воинственного хана.
Хан разбил булгар, захватил земли мордвы и удмуртов и подошел к земле марийцев.
Задумчив стоял Чымбылат, а потом сказал:
— Рука, умеющая выковать сошник, выкует и меч. А выковав меч, сумеет поднять его на врагов родной земли…
И только произнес Чымбылат эти слова, как к толпе веселящихся людей подбежал окровавленный человек.
— Хан… напал на марийские селенья… — успел он сказать и тут же упал замертво.
Гневом сверкнули глаза Чымбылата; от взгляда его задрожал и спрятался Сюзловуй, а притихшие, испуганные люди, взглянув в глаза Чымбылату, воспрянули духом.
Поднялся народ на захватчиков.
Впереди всех на белом коне с острым мечом в руке скакал Чымбылат. Как вихрь, налетели марийцы на ханское войско, и много врагов полегло от марийских мечей. И повсюду, где только появлялся могучий богатырь на белом коне, в ужасе бежали враги.
Не посмел хан вторгнуться в земли, населенные марийцами: так страшен был для него Чымбылат.
Но не бесконечен человеческий век: пришло время помирать Чымбылату.
Собрались вокруг Чымбылата родные, друзья, соседи; плача, взмолились они:
— Не покидай нас, богатырь!
Приподнялся на локте Чымбылат, повел бровью, чтобы замолчали все, и в наступившей тишине раздался его голос:
— Настал мой смертный час, и нельзя отдалить его… Слушайте мою последнюю волю. Похороните меня в кургане на высоком берегу, чтобы рядом вольно и свободно текла река и чтобы с кургана виден был бы весь край мой марийский. Пусть могила моя будет у дороги на Русь, и пусть вольный ветер проносится над моей могилой, и в шорохе его услышу я вести со всех концов марийской земли…
И, взглянув на плачущих людей, Чымбылат продолжал:
— Не горюйте, друзья, что пришла моя смерть. Кто все силы свои отдал народу, тот умирает только телом, а сила его вечно живет в народе… А когда вам придется тяжко, когда враги будут одолевать, то придите на мою могилу, позовите: «Вставай, богатырь!» — и я выйду к вам на помощь. Только не тревожьте меня попусту. Если раз поднимете зря, то в другой раз я уже не встану…
С этими словами умер Чымбылат — могучий заступник пахарей и лесных охотников.
В тяжелую дубовую колоду положили Чымбылата и похоронили в кургане над рекой. Вместе с богатырем зарыли его меч, и пику, и белого коня.
Умер Чымбылат, но память о нем, не умирая, жила в народе, добрым словом поминал народ своего богатыря.
Дремучий лес вырос вокруг могилы Чымбылата, весной и летом на кургане цвели пышные цветы. Вокруг, в лесной чаще, пели соловьи, а возле кургана было тихо: ни птицы, ни люди не смели нарушить сон богатыря.
Проведал хан о смерти могучего Чымбылата, и тогда ворвались ханские воины в марийские деревни, принялись жечь дома, убивать стариков, а красивых девушек и крепких парней уводить в полон.
Из последних сил отважно сражались марийцы на пепелищах родных селений, а когда совсем уже не стало сил, прибежали к могиле Чымбылата:
— Встань, славный богатырь! Беда пришла в марийские земли! Помоги нам!
Задрожала и с громом разверзлась земля, рухнул курган, и из могилы поднялся Чымбылат. В одной руке у него острый меч, в другой — тяжелое копье. Вскочил богатырь на коня, поднял меч и громко крикнул:
— Эй, собирайся, народ, на битву!
Услышали голос богатыря марийцы на много верст в округе и, взяв оружие, устремились на его зов. Несокрушимою лавиной налетели марийцы на вражеское войско, и бежал враг.
А Чымбылат снова лег в свою могилу. Закрылась земля, и на кургане вновь поднялись цветы и травы.
Понял хан, что не победить ему марийцев, пока им помогает Чымбылат, и решил хан поссорить Чымбылата с народом.
Сказал хан марийским мурзам — богачам:
— Кто поссорит Чымбылата с народом, тот получит от меня мешок золота.
Нашелся один жадный мурза, который польстился на ханское золото.
— О солнцеликий повелитель, — униженно склонился он перед ханом, — за мешок золота я исполню твое желание, поссорю Чымбылата с народом. Никогда больше богатырь не поднимется из своей могилы на помощь марийцам…
В тот же день тайком, укромными тропами, пробрался предатель-мурза к могиле славного Чымбылата. Дрожа от страха, подошел он к кургану:
— Вставай, Чымбылат!
Содрогнулась земля, рухнул курган, и поднялся из могилы могучий богатырь: в одной руке меч, в другой — копье, вскочил он на боевого коня и огляделся вокруг, ища врагов.
Понял Чымбылат, что его обманули, сурово сдвинул брови, а мурза, дрожа, как осиновый лист, упал на колени:
— Не гневайся на меня, великий богатырь. Я пришел сюда не по своей воле, меня послал народ. Велел народ сказать, что не нужна ему твоя помощь, он сам поладит с врагами…
Не поверил Чымбылат словам мурзы:
— Вызвал ты, кривая душа, меня из могилы напрасно, и больше уже не смогу я подняться на зов, — сказал Чымбылат, — но силу мою оставляю марийскому народу.
Так сказал Чымбылат и упал в могилу.
Радостно смеясь, прибежал мурза к хану:
— Давай, хан, мешок золота — не поднимется больше из могилы Чымбылат.
Дал хан мурзе-предателю мешок золота, а ханское войско ринулось грабить марийские селенья.
Крикнули марийцы:
— Вставай, Чымбылат!
Но не поднялся богатырь.
— Что нам делать? — крикнули слабые. — Мы погибли!
Но нашлись смельчаки, которые сказали:
— Не падайте духом, марийцы: Чымбылат все равно нам поможет!
И тут марийские воины почуяли в себе силу Чымбылата, и поверил народ в свою победу.
Дружно поднялись марийцы на хана. Через всю землю, по лесам и полям прошли они, побеждая врага.
Завидев свое отступающее войско, рассердился хан и приказал отрубить голову жадному мурзе-предателю.
Отрубили подлому изменнику голову. Упала голова, полная лживых и завистливых дум, на землю, и куда она упала, там появилось топкое, гнилое болото.
А хан и его войско бежали из марийских селений.
…Шли годы. Курган, в котором лежал Чымбылат, все больше зарастал пышной зеленью и цветами.
Не поднимался больше Чымбылат из могилы, но сила и дух богатыря всегда жили в народе. С этой силой побеждал он своих врагов…
Умолк старик, окончив сказание.
Вдали над рекою звенела песня, где-то в вышине плыл и таял легкий след самолета.
Иные песни, иная жизнь над курганом.
