«Поразительно интересно!» — сосредоточенно думал я про себя, ускоряя шаги.
Может быть, действительно поехать с ними в их городок? Ближе к ребятам, ближе к жизни. Начну собирать материалы для будущей повести. Довольно бездельничать за письменным столом! Довольно грызть карандаши!
Мы очутились перед высоким, ослепительно белым пятиэтажным зданием, стоявшим в глубине двора.
У крыльца бегали и копошились ребятишки. Мальчики были одеты в коричневые вельветовые куртки, а девочки — в разноцветные пестрые фланелевые платьица. Кто-то закричал:
— Пришел! Пришел!
И тотчас же из интерната выскочило несколько так же одетых мальчиков и девочек, только постарше.
Шумная толпа окружила нас.
— Владимир Викторович, а я! Владимир Викторович, а мне! А когда к нам? — повторяло множество голосов.
Девочки прицепились к обоим рукавам пальто пионервожатого, мальчики, толкая один другого, встали перед ним, что-то увлеченно доказывая, размахивая кулаками…
— Ти-и-и-ше! — старался перекричать всех Владимир Викторович, приставив ладони ко рту. — Валя Гаврилова-а-а, иди сюда-а-а!
Чересчур длинная, с громадной копной волос, курносая девочка решительно растолкала всех, пробралась вперед и, глядя на Владимира Викторовича своими немного раскосыми, широко расставленными, восторженными глазами, воскликнула:
— Вот и я! — Она была, видимо, сверх меры довольна, что именно ее изо всей толпы выбрал и позвал любимый пионервожатый.
— А где остальные члены совета дружины? — спросил Владимир Викторович.
Валя ответила:
— Валерка с Володькой дом ломают, а остальные куда-то подевались.
— Найди их всех и созывай совет дружины, — сказал Владимир Викторович и обратился ко мне: — Пойдемте, я вас представлю Евгению Ивановичу.
Мы сняли пальто и по широкой лестнице поднялись на второй этаж. На площадке нас встретил директор.
Он повернул в сторону Владимира Викторовича свое бледное, гладко выбритое усталое лицо и укоризненно взглянул на него. Так смотрят директора на учителей, когда ими недовольны, но не могут выразить свое недовольство, потому что вокруг вертятся школьники.
— Евгений Иванович, вот детский писатель, он же — детский врач, — представил меня Владимир Викторович.
Евгений Иванович подчеркнуто вежливо пожал мне руку и холодно сказал:
— Очень приятно! Пройдемте в мой кабинет. Вы меня извините, я сейчас вынужден кое-что срочно выяснить.
Гул голосов разом стих. Ребята ведь все подмечают, и притом куда более чутко, чем взрослые. Они отлично поняли — их любимому пионервожатому сейчас наверняка за что-то влетит. Встревоженные и растерянные, они проводили нас до самой двери с надписью «Директор».
— Садитесь, пожалуйста.
Евгений Иванович коротким жестом показал на стулья, выстроившиеся вдоль стен, сам сел в кресло за письменный стол и повернулся к Владимиру Викторовичу.
— Где мальчики пятого класса? — сухо спросил он.
— Они там. Они скоро придут, — Владимир Викторович неопределенно указал в окно.
— Вы чересчур доверяете двенадцатилетним. Разве можно их пускать одних? А если с ними что случится на улице? Должен вас предупредить, я не очень доволен вами, — строго сказал директор.
— Я всегда вместе с ними хожу, но сегодня меня позвали, — словно школьник, оправдывался Владимир Викторович, указывая на меня.
— Я прошу, чтобы это было в последний раз, — тихо, но твердо произнес Евгений Иванович и добавил совсем другим тоном: — Я звонил еще в два учреждения, и опять безрезультатно. — Он вздохнул и впервые обратился ко мне. — Никак не можем достать необходимого количества палаток.
— Палатки, палатки, — вспоминал я. — Где это я про них читал? А! Объявление в Доме литераторов: «Желающие получить во временное пользование палатки для туристских походов должны заблаговременно подать заявку…»
Несколько дней тому назад я мельком прочел эти слова и равнодушно прошел мимо; но теперь мое отношение к палаткам круто изменилось. Я рассказал Владимиру Викторовичу об этом объявлении.
Он выслушал меня, по-детски радостно закивал головой и выпалил одним духом:
— Просите трехместные — двадцать семь штук, и четыре большие, шатровые.
Я позвонил. Какой-то администратор поперхнулся в трубку, когда я назвал ему цифру.
— Что вы, батенька, из космоса спрыгнули, что ли? Каждому писателю полагается по одной палатке. И подавайте заявку скорее, а то разберут.
— Попробую связаться еще с одним учреждением, — сказал Евгений Иванович и завертел телефонный диск.
Он позвонил раз, потом вторично, в третий раз… Никто ему не отказывал. Один советовал обратиться туда-то, другой говорил: такого-то нет на месте, вот если он разрешит, тогда пожалуйста.
Словом, чувствовалось, что нужно звонить еще много раз, писать заявления, ездить, ждать в приемных…
Владимир Викторович упавшим голосом сказал, что, видно, придется ему бросить заочный институт, а все свободное время бегать и искать палатки.
Я понял — надо его выручать, и предложил свои услуги.
— Я буду хлопотать насчет палаток.
— Вы? — Владимир Викторович даже вскочил со своего стула. Он, видимо, не находил слов, как благодарить меня… — Значит, вы решили ехать с нами? — задыхающимся шепотом спросил он.
— Поеду, — тихо ответил я.
— Буду вам чрезвычайно признателен, — сдержанно кивнул головой Евгений Иванович.
В дверь тихонько постучали. Вошла курносая Валя Гаврилова.
— Совет дружины собрался, — робко улыбаясь, сказала она и опять восторженно взглянула на своего пионервожатого.
— Да, да, сейчас, — ответил тот.
Я сердечно пожал руку Евгению Ивановичу и вышел вслед за Владимиром Викторовичем.
Когда мы оба появились в пионерской комнате, мальчики и девочки, сидевшие вокруг стола, тотчас же встали. Все были в школьной форме, с красными галстуками. Я заметил тоненького серьезного Валеру с мокрым, видимо, только что прилизанным белесым хохолком. Рядом стояла, глядя исподлобья, Валя Гаврилова. Остальных я увидел впервые.
Владимир Викторович и я сели. Тут же с шумом расселись ребята.
В конце стола на председательском месте сидела черноглазая, очень подвижная девочка с толстой черной косой, перевязанной белым капроновым бантом. На правом рукаве ее коричневого платья я заметил три красные нашивки. На рукавах остальных ребят было по две или по одной нашивке.
Значит, эта девочка была председателем совета дружины, иначе говоря — «самой главной» пионеркой в интернате.
Справа от нее небрежно развалился на стуле старательно причесанный мальчик. Правильные и нежные черты его несколько удлиненного лица были женственно красивы; изогнутые брови надменно приподнимались, острый подбородок выдавался вперед.
Слева от девочки сидел толстый и румяный мальчик. Его взъерошенные волосы торчали ежиком, крошечные глазки быстро бегали. Он беспрерывно вертелся на стуле и вертел головой.
Глядя на обоих мальчиков, я подумал: не похожи ли они на Дон-Кихота и на его друга Санчо Пансу? Скорее всего, один из них и был тот «гениальный математик», «главный путешественник», о котором рассказывал Владимир Викторович.
Девочка с тремя красными нашивками встала и звонким, строгим голосом сказала:
— Объявляю совет дружины открытым! Первый вопрос — о палатках.
Тотчас же вскочил толстый «Санчо Панса», сделал круглые глаза, надул щеки-пончики.
— Можно мне, можно мне первому? — нетерпеливо попросил он.
— Слово предоставляется Саше Вараввинскому, — важно сказала девочка с тремя нашивками.
— Я — о шалашах. Шалаши не годятся, — бойко заговорил Саша, — я все подсчитал: на каждый пойдет сорок четыре жерди. Значит, на двадцать семь шалашей будет погублено тысяча сто восемьдесят восемь молодых деревьев, а так как мы объявили себя друзьями леса… Выходит, нужно доставать палатки.
Я понял, что именно он, Саша, и есть тот гениальный мальчик-математик.
Все замолчали и вопросительно посмотрели на Владимира Викторовича.
— Товарищи, во-первых, разрешите вам представить детского писателя… — Владимир Викторович назвал меня. — Если вы читали его повесть, вы должны знать, что он по специальности детский врач. Я пригласил его в наш городок на должность… — Владимир Викторович на секунду замялся, подбирая слова, — на должность, начальника нашего медпункта.
Все взглянули на меня довольно-таки безучастно, просто из вежливости. Очевидно, я ни капельки их не интересовал.
— А во-вторых, — продолжал Владимир Викторович, — доктор предлагает достать, знаете что? Двадцать семь настоящих палаток. — Он многозначительно поднял указательный палец, хитрые морщинки отпечатались на его висках.
