о гибели отца. Девочка не заплакала. Она взяла на руки малыша Беппо, унесла его куда-то за дом и долго-долго сидела там, спрятавшись и не отзываясь на зов старика. Вечером она вернулась и подошла к дяде Алатри.
— Дядя, возьмите меня на завод, — сказала она, и старику показалось, что за этот день Чезарина выросла. — Теперь я — старшая, и я хочу научиться работать.
Чезарину поставили подносчицей в стеклодувный цех: она должна была подносить мастерам стеклянную массу, разжигать огонь и, кроме того, подметать и убирать цех. К вечеру все тело девочки ныло от усталости, но она была счастлива: ведь теперь она сама, на собственное жалованье, могла кормить Беппо!
Только управляющего она боялась и старалась не попадаться ему на глаза. Однажды синьор Казали явился в цех и прямо направился к шкафчику с образцами, где все еще стоял букет Паоло. Ведь в каморке Алатри негде было его поместить.
— Теперь, когда стеклодува Нонни нет, его работа принадлежит заводу, — объявил он, неловко вытаскивая из шкафа стеклянный букет.
Хрупкие лилии и маки в его руке задрожали и зазвенели, точно жаловались на грубое обращение.
Раздался ропот. Рабочие не скрывали негодования.
Седой дядя Алатри, похожий на старого сокола, подошел к управляющему.
— Прошу прощенья, синьор. Теперь, когда нашего Нонни с нами нет, работа принадлежит его детям и больше никому, — сказал он тихо, но так, что все его услышали.
Он взял из рук ошеломленного управляющего цветы и протянул их тоненькой черноглазой девочке:
— Возьми их, Чезарина, и поставь на место. А когда ты научишься работать, ты заберешь этот букет домой и, глядя на него, будешь вспоминать своего отца.
Синьору Казали очень хотелось придраться к чему-нибудь, накричать, показать свою власть. Однако ни отобрать букет, ни прогнать Чезарину он не решился: очень уж мрачно поглядывали на него стеклодувы.
Вообще после войны Казали растерялся. Раньше ему достаточно было прикрикнуть на рабочих, пригрозить увольнением — и все перед ним смирялись. А теперь на заводе появились коммунисты и комсомольцы, на стене завода кто-то нарисовал углем огромные серп и молот, и синьор Казали предпочитал пока не ссориться с рабочими.
Он ушел из цеха, бормоча что-то злобное, и стеклодувы торжественно поставили букет в шкаф.
— Не бойся, Чезарина. Казали ничего тебе не сделает, — успокаивали они девочку.
…Наступило лето, знойное, душное. Даже с моря не веяло прохладой. В заводских цехах, особенно в стеклодувном, стояла удушающая жара. С лиц стеклодувов, наклоненных над горелками, градом стекал пот.
В эти жаркие дни Чезарина раньше обычного приходила в цех, поливала водой пол, чтобы было прохладнее, и старательно протирала его шваброй. Однажды, когда она собиралась взять свою швабру, к ней подошел дядя Алатри.
— Сегодня ты попробуешь выдувать стекло. Пора тебе приниматься за настоящую работу, — сказал он и подвел девочку к месту, за которым — она это знала — работал ее отец.
Старик показал Чезарине, как разогревать трубку, как дуть в нее. Впервые в жизни Чезарине удалось выдуть стеклянный, весь искрящийся на солнце шарик, похожий на мыльный пузырь. Она понесла показать дяде Алатри свою первую работу.
— Молодец, девочка! — сказал Алатри и созвал остальных стеклодувов: — Смотрите, люди, как работают эти маленькие пальчики… Я всегда говорил, что из Чезарины будет толк.
Какой это был торжественный день! Смуглые щеки Чезарины пылали. Не помня себя от радости, она возвратилась к своему табурету, взяла новую трубку. А что, если она попробует выдуть цветок? Конечно, это только мечта… Но попытаться-то она может?..
Девочка попросила у начальника цеха ключ от шкафа, бережно вынула стеклянный букет в вазе-дельфине и поставила его на столик возле себя. В лучах солнца, бившего в окна, маки и лилии заиграли и заискрились, как драгоценные камни. Чезарина, трепеща, смотрела на цветы: сумеет ли она когда-нибудь сделать что-нибудь похожее? Сможет ли она работать, как отец?! Хватит ли у нее сил, терпения, таланта?
Но в ту минуту, когда она взяла стеклянную массу, раздались голоса и в цех вошел синьор Казали с иностранцами. Управляющий сопровождал высокого вылощенного господина и угловатую нарядную девочку в очках.
— О, какие здесь делают красивые вещи! — воскликнула девочка, оглядываясь. — Па, мы здесь накупим подарков для всех моих друзей! Хорошо? — И она по-хозяйски зашныряла по цеху, разглядывая стеклодувов, их разгоряченные жарой лица.
Рабочие с угрюмой насмешкой косились на развязную девочку в очках. Дядя Алатри, на которого она уставилась, не выдержал и сказал:
— Проходите, проходите, вы здесь мешаете, мисс.
Мисс, которую звали Флоренс, не поняла слов, зато поняла выразительный жест дяди Алатри и шмыгнула дальше. На глаза ей попалась Чезарина.
— Па, посмотри! Здесь работает девочка, — позвала она отца.
Вдруг взгляд ее упал на букет. Стеклянные цветы, пронизанные солнцем, казались живыми.
— Отец! — возбужденно закричала Флоренс. — Отец, иди скорей сюда! Купи для меня этот букет. Нет, уж я его никому не подарю! Я возьму его себе! И, пожалуйста, поскорей, а то здесь так жарко — ужас!
Чезарина давно уже тревожно следила за иностранцами. Она не понимала, о чем они говорят, но сразу почувствовала к ним неприязнь. И вдруг она увидела руку девочки, протянутую к букету, и господина, который вынимал бумажник.
— Не продается! — не своим голосом вскрикнула Чезарина и стала перед столиком, заслоняя собой букет. — Эти цветы не продаются!
Маленькая иностранка взглянула сквозь очки на управляющего.
— Что говорит девочка? — спросила она. — Я не понимаю.
Сконфуженный и злой, синьор Казали пробормотал:
— Девочка говорит, что не хочет продавать букет… Видите ли, мисс, это работа ее отца, который погиб.
Господин насмешливо скривил губы:
— Странно, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Неужели администрация не может заставить девчонку? Сказать ей, что она будет выброшена с завода, если не продаст свой букет, — и дело с концом…
Синьор Казали пугливо озирался. Он видел, каким огнем горят глаза рабочих.
Понемногу все в цехе бросили работу и окружили управляющего и иностранцев. Между тем Флоренс теребила отца.
— Дай мне денег, па, я сама договорюсь с девчонкой, — сказала она. — Видишь? — Она раскрыла ладонь и показала Чезарине бумажки. — Вот они — деньги. Бери их и отдай мне букет.
Чезарина покачала головой. Девочка вспыхнула:
— Вот бестолковая! Понимаешь, деньги, на них можно купить все, что хочешь! — Она насильно принялась засовывать в карман фартука Чезарины зеленые бумажки.
Чезарина отбивалась, отталкивала ее, но Флоренс удалось-таки сунуть в карман девочки свои доллары.
— Теперь цветы мои! — с торжеством закричала она и потянулась за букетом.
Чезарина кинулась к вазе. Столик качнулся. Раздался мелодичный
