— Как не поехал?
— Он и не собирался.
— С кем же н а ш и дети?
— Андрей руководителем, Андрей Старков.
— Я спрашиваю, из взрослых кто?
— Андрей, я сказал.
— С ума сошли! — охнула трубка. — Тот самый, который ломал ключицу?
— Ключицу?.. Насчет ключицы, простите, не знаю, — сознался Сергей Юрьевич.
— Не знаете?! — Интонация была довольно едкой: директор школы — и не знает, а она вот знает.
— Вчера, между прочим, было собрание, специально для родителей, — нашелся Сергей Юрьевич, — надо было прийти — тогда бы никаких вопросов не возникало.
— Какое еще собрание? — Гнев мамаши Коростелевой перекинулся на сына. — Скрыл ведь, паразит! Знал, что без взрослых не отпущу! — В конце разговора, как бы извиняясь за резкость тона, сказала: — Я что беспокоюсь: прогноз обещали, вы слышали?..
Тихий голос Сергея Юрьевича обрел обычную, действующую, как гипноз, мягкость.
— Никакой причины, я думаю, для беспокойства нет. Маршрут выбрали несложный, как раз для новичков, едут налегке. К тому же есть договоренность насчет ночлега. Ждут их в Выселках и в Рудном. Прогулка, по существу, а не поход.
Тотчас он направился в мастерскую к Валерию Федоровичу. Интересно, что еще за история с ключицей? Почему он ничего не знал? Н-да, хлопот с этим турклубом!.. И Коростелева… Зачем же так? Будто специально, чтобы испортить настроение. Пусть, однако, не обольщается, не удалось. Настроение у него еще со вчерашнего дня безнадежно испорчено.
Вчера, часов около двух, был звонок из райкома.
— Не ожидал, ха-ха, вот не ожидал! — смеялся в трубку Лесько.
Сергей Юрьевич сразу почувствовал какой-то подвох. Сказал не без раздражения:
— Ну, говори, не тяни кота за хвост. Что, выговор?..
— Я звоню, если только выговор? — обиделся Лесько.
— Но не с праздником же поздравить…
Сергей Юрьевич получал известие об очередном выговоре с улыбкой. Вечная его улыбочка. Слушает, кивает. Вроде непробиваемый. Это с годами выработалась такая защита. А в первое время выговоры выбивали из колеи. Пришел однажды в облоно с наивным удивлением.
— За что выговор?
— В вашей школе умер ребенок.
— Да, хм, так… У него был врожденный порок, но выговор все-таки… Какая связь?
— Да вы что, не понимаете?!
И он понял — никогда больше не задавал подобных вопросов. Как-то был урожайный день: получил разом благодарность, строгий выговор и Грамоту ЦК ВЛКСМ.
— Жалоба на тебя, — сказал Лесько, уняв наконец приступ смеха. — Что же ты с сыном справиться не можешь?
— Что он натворил?
— Дерется… Да слушай, я прочитаю.
И прочитал. Письмо было написано человеком темным и обозленным на весь мир. Директор, дескать, педагог, а сын дерется. Письмо било в ту же самую больную профессиональную точку.
— Сколько твоему сыну? — спросил Лесько.
— В первом классе.
— Пускай тогда дерется.
Лесько, конечно, не принял жалобу всерьез, но каково же ему-то было?!
Пришел домой — Юру сразу в оборот.
— Дерешься?
Юра смотрел невинными голубыми глазами и молчал. Заперся. Известно наперед: будет стоять вот так, шмыгать носом, хоть ори, хоть бей его — толку не добьешься. Нет, тут надо гибко, исподволь.
— Пусть не дразнится! — добился все-таки.
— Кто?
— Борисов.
— А как он тебя дразнит?
— Жиро-Мясо.
А жена, Галина Михайловна, за свое: взял бы Юру к себе в школу — был бы ребенок под присмотром. Но он-то знает, каково быть директорским сыном и учиться в отцовской школе, сам прошел через это. До десятого класса был под колпаком, как Штирлиц. Что он, враг собственному ребенку?
В мастерской было сине от дыма. Около десятка любителей повыжигать корпели над фанерками. У кого замысловатый орнамент, у кого иллюстрация к сказке, а вот даже портрет бравого военного в маршальском кителе со множеством орденов и медалей.
Валерий Федорович, присев на краешек стола, налаживал выжигатель.
— Началось, — подошел к нему Сергей Юрьевич.
— Не понял, — вскинул голову Валерий Федорович. Отложил выжигатель, обтер руки о выцветший от частых стирок халат. — Пойдем.
Они прошли в закуток мастерской, служивший инструментальной и турклубом одновременно. Стены здесь до потолка были застроены полками. На полках ящики со сверлами, резцами, напильниками. Тут же и палатки, спальники, кипы географических карт, велосипедные колеса, цепи. На столе грудой навалены альбомы с фотографиями и отчетами из походов.
— Мамаша Коростелева звонила.
— Надо было на собрание приходить, — буркнул Валерий Федорович.
— Я так и сказал.
— Ну, тогда о чем разговор? — И, беспечно насвистывая «Трех танкистов», мотивчик старый, но боевой и напористый, принялся наводить на столе порядок.
— Постой, я про Андрея хотел спросить. Он в самом деле ломал ключицу? Что за история?
— Ломал. — Валерию Федоровичу вдруг стало весело. — Года два назад. Нет, вру, — три. До тебя. На трешку ходили, ну, третья, значит, категория. Перед девочками хотел пофорсить — и упал с горы на велосипеде.
— Таак, — подытожил Сергей Юрьевич, — а сейчас ему не стукнет в голову — пофорсить?
— Он же за руководителя.
— Тем более…
Увидев, как скорбно поджались у Сергея Юрьевича губы, Валерий Федорович поспешил успокоить.
— Да нет, он здорово изменился. После того случая мы его год ни в какие походы не брали. У нас ведь самоуправление: ребята решат — и точка. Потом взяли — ну, он хорошо себя показал. Теперь вот в инструкторы произвели, новичков повел.
— Первый раз все-таки, может, стоило подстраховать?
— А уж это мы любим, — насмешливо посмотрел Валерий Федорович. — Надо или нет, подстраховываем. Только вот какая штука: сегодня подстрахуем, завтра… А послезавтра, глядишь, в армию пойдет. Там отделение дадут, командовать придется. Ну о чем ты говоришь?
— Верно мыслишь… в принципе. Только скажи, почему решил, что именно сегодня ему можно доверить, я не завтра?
— Или, спроси, не вчера. Думаю, лучше раньше, чем позже.
— Ну, раз думаешь.
— А как же!
— Да я бы ничего, — присаживаясь тоже с краешку на стол, сказал Сергей Юрьевич, — прогноз, говорят, еще неважный. А впрочем, что после драки кулаками…
Денисов? Неужто он, злодей? Бороду отрастил. Видно, для солидности. Идет, ничего не скажешь. Денисов шагнул к нему.
— Ты просто неуловимый Джо, старик! Какой день звоню! — принялся он его мять и тискать.
Сергей Юрьевич беспомощно обернулся к девочкам, своим любимицам из восьмого «Б», которые какой уже день тормошили его по случаю предстоящего вечера поэзии Цветаевой. Девочки понимающе улыбались. Разговор с ними пришлось отложить.
— Второго собираемся у меня, — объяснил Денисов цель визита. — Попробуй не приди, во! — и он сжал свой кулак, дурную силу которого знали в былые времена не только его соперники на ринге. Расхаживая по кабинету, скрипел тесным для него кожаным пиджаком, оглядывал пустоватое для директорского кабинета помещение. Обнаружил в книжном шкафу Толстого. — Почему не Макаренко? Не Сухомлинский?..
— В Толстом для педагога больше, если хочешь, — хитро прищурился Сергей Юрьевич.
А потом разговор пошел по привычному в таких случаях руслу: что кому известно об однокашниках. Миша Коробов работал в райкоме, Галиулин выбился в собкоры центральной газеты, у Пашки вышла книжка, Пашка метил в Союз писателей. Коровин, по слухам, спился. А ведь талантливый был мужик, надежды подавал. Полянская преподавала в трамвайном училище, Алексеева в госстрахе деньгу зашибала. Стали перебирать тех, кто в школе, — насчитали семерых и сбились со счета.
— Ну а ты стихи не бросил писать? — спросил в лоб Денисов.
— Я?..
В дверь кабинета просунулась кудлатая голова, ломким баском сообщила:
— Воду прорвало, Сергей Юрьевич.
— Очень хорошо, Тетерин. Где прорвало?
— В туалете на первом этаже… Кран не закручивается.
— Уроки кончились, Тетерин?
— Ага.
— А что домой не идешь?
— А я — пост бережливых, — дурашливо сказала голова и исчезла.
Сергей Юрьевич выдвинул ящик стола, достал газовый ключ, полязгал им, сунул в карман еще какую-то медную штуковину.
— А ты говоришь, стихи.
— Слесаря разве у тебя нет?
— Есть на полставки.
— Ну так…
— Вода-то течет.
Они вышли в коридор, и тут Сергея Юрьевича цепко схватила за локоток румяная старушка в легкомысленной шляпке с цветком, строго сказала:
— Я к вам, Сергей Юрьевич. Мне надо цифры по соцпедкомплексу для отчета.
— Да вот, — защитился Сергей Юрьевич газовым ключом, — воду прорвало. Вы идите в кабинет, Наталья Михайловна, я сейчас… — И они скорым шагом последовали к туалету. — Гороно, — загнанно улыбнулся он. — Слушай, Денис, — приостановился он, улыбка заиграла озорством. — А что, удерем от них от всех? Возьмем такси — и к Коле. Два года его не видел, а живем в одном городе.
