Нелька рассмеялась.
Ладно, пускай себе дурачится. Я ж вижу, у них любовь. Мне не жалко.
И мы пешком потопали к Синему озеру, идти-то всего два километра.
Пётр ездил вокруг нас кругами и напевал песенки «британской рок-группы из Ливерпуля» – так он каждый раз объявлял битлов. Сначала пел по-английски, а потом переводил на русский, вот, например:
– Вчера-а-а все мои проблемы-ы-ы казались такими-и-и далёкими-и-и, а сегодня-я-я я не представляю-ю-ю своей жизни без ни-и-их! О-о-о! Я верю-ю-ю во вчерашний де-е-нь!
Эрнесто шёл впереди размашистым шагом и улыбался. Вокруг него носились ласточки. Скоро они улетят в тёплые страны, в какую-нибудь Южную Африку. Может, чувствовали, что и Эрнесто собирается в обратный путь, на Кубу.
Нелька сказала, что ему надо возвращаться – командировка заканчивается, но они с мамой и новорождённой Ритой остаются. Ну и с бабушкой, конечно. И она, Нелька, пойдёт в шестой класс. Будет учиться вместе с Лёшей.
Когда она это рассказывала, у неё не только глаза светились, но и всё лицо сияло. А Лёха, так тот аж раскраснелся от счастья.
– Вот привалило! – вдруг сказал он и тут же смущённо замолчал.
Василиса всю дорогу до Синего озера рассказывала мне про волонтёров. Она нашла их в небольшом подвальчике в переулке Гарри Поттера.
Главный волонтёр – Вадик Пирожков, он в нашей школе учится, в десятом классе, сказал, что пошёл в волонтёры, потому что ему очень приятно ощущать себя нужным людям. Потом спросил, не хочет ли и Василиса стать волонтёром. Ведь с помощью их организации она сможет многое сделать для общества и духовно обогатиться.
Василиса ответила, что подумает, а потом рассказала про Гарика.
– Ты правильно сделала, что пришла к нам, – похвалил её Пирожков. – Именно сейчас мы проводим патронаж граждан попавших в тяжёлую жизненную ситуацию, а ещё занимаемся экологической защитой и благоустройством города. Например, воюем с жуком-короедом, развешиваем феромонные ловушки. А ещё даём концерты в детском доме, показываем ребятам сказки, дарим подарки. Нам люди их сами приносят: вещи, одежду, игрушки, книги – всё, что нужно детскому дому. И желательно, чтобы подарки были в хорошем состоянии. Но здесь только один момент – мы никаких денег не принимаем и не собираем, потому что этим мы не имеем права заниматься. Мы ещё несовершеннолетние. Но ведь Гарик может сам открыть счёт в банке, чтобы народ перечислял деньги, кто сколько в состоянии. А мы расклеим об этом объявления и опубликуем сообщение в наших информационных листках. Мы их разбрасываем по почтовым ящикам.
– Ведь это поможет Гарику? – Василиса с надеждой посмотрела на меня.
– Я ему обязательно всё передам, – ответил я. Не хотел я её огорчать, ведь Гарик всё равно против, но, с другой стороны, почему бы нам его не уговорить?
– А пошли к Гарику вместе? – предложил я. – Завтра, после уроков. И ты ему всё сама расскажешь.
– Конечно! – обрадовалась Василиса. – А он меня не будет стесняться?
– Да нет! – ответил я. – Он же альпинист! Он даже на Эверест поднялся! Представляешь, покорил самую высокую гору нашей планеты!
Василиса была в своих простеньких джинсах, свитере и красной курточке и выглядела очень уютно и мило. Джинсы она заправила в такие же красные резиновые сапожки, а длинную русую косу на этот раз спрятала под вместительную синюю бейсболку.
Мы уже почти дошли до Синего озера.
– А ты бы хотел жить в нашем городе всегда? – спросила Василиса.
– Да. Здесь мой дом, – ответил я. – Но я стану путешественником. Или журналистом. Я ещё не решил. Вообще-то, мне нравится изобретать разные полезные штуки.
Нам ещё оставалось несколько шагов до мостков, кстати, с них я и свалился в воду во время прошлых съёмок.
– А ты помирился с Леной? – Василиса тронула меня за локоть.
Я не знал, что ответить, потянулся за платком в карман своей джинсовой куртки, чтобы выиграть время, и нащупал шахматную фигуру – белого коня Гарика. И как он там оказался? И тут мне на помощь пришёл Лёха.
– Ну чего встали? Давайте уже! – крикнул он.
И пошло-поехало!
Рыба клевала так, словно только нас и ждала! Выражаясь рыбацким языком, практически каждый заброс приносил окунька.
Эрнесто громко хохотал – радовался удачной рыбалке.
Пётр с Нелькой принялись собирать хворост. Они развели костёр, повесили котелок и стали варить уху. Словно на скатерти-самобранке, появились пластиковые тарелки, стаканчики, бутылки с лимонадом. И всё это – из вместительного рюкзака художника!
– Пир на весь мир! – воскликнул Эрнесто.
И тут раздался знакомый грохот.
По шоссе на своём «Харлее» гнал Толян. Как он меня нашёл? Кто ему сказал? Мама ведь на дежурстве. Чутьё, наверное, байкерское. Он подъехал к берегу, но мотор не заглушил.
Мне ничего не оставалось, как подойти.
– Я не поеду, – сказал я.
– Да ты что, Вань?! – взмолился Толян. – Не наступай песне на горло!
– Тебя ведь пригласили, – сказал я. – А мне там делать нечего.
– Да как нечего? Бабулька огорчится! Мы с ней уже погоняли по шоссе, как малолетки! Не старушка, а кавалерист-девица! Вот послала за тобой! Приказала без тебя не возвращаться! Иначе, говорит, не будет никакой свадьбы! Ну, Вань! В последний раз!
– Я не могу, мне мама запретила.
Я хотел вернуться к нашей весёлой компании, но Тол ян схватил меня за локоть:
– Ты мне друг или не друг?
– Друг! – сказал я. – Извини, я правда не поеду.
– Друзей надо уважать, – услышал я за спиной.
Это был Эрнесто. Он улыбнулся Толяну и пригласил его отведать ухи.
– Настоящая кубинская уха, – засмеялся он. – Из русского озёрного окуня!
– Я-то поем! Благодарю! – Толян заглушил мотор. – А вот вы ему скажите, чтобы он со мной к старушке отправился! Ждёт она его! Самая уважаемая в этом городе бабулька! Ей сегодня девяносто стукнуло!
Мы попробовали ухи, она, и правда оказалась прекрасной, я такой никогда не ел, а Эрнесто попросил:
– Поезжай, Ваня. У тебя мама хорошая, она не будет ругаться.
– А откуда вы её знаете? – удивился я.
– Я написал портрет твоей мамы в больнице, – улыбнулся Эрнесто.
– Когда папа волнуется, всегда чьи-нибудь портреты пишет, – объяснила Нелька. – Вот наша мама рожала, а папа в это время сидел переживал. И познакомился с твоей мамой.
– Это самая чудесная медсестра, которую я знаю! – воскликнул Эрнесто. – У неё красивые глаза и доброе великодушное сердце!
– Ну что, поехали? – воспользовался моментом Толян.
– Ладно… – вздохнул я. – Уговорили. Только дайте мне самого большого окуня.
– Уха – обалденная! Настоящее топливо для байкера! – Толян сердечно потряс руку Эрнесто, и мы потопали к «железному другу», застывшему в ожидании.
– Сначала заедем домой, – сказал я.
– Без проблем, – ответил Толян. – Хоть на край света, а потом к бабульке. А зачем домой-то?
– Надо, – коротко бросил я.
Дома я открыл ящик письменного стола и секунду размышлял, стоит ли делать то, что я задумал.
– Стоит, – пробормотал я и взял свёрнутый в трубочку этюд.
Я положил его в рюкзак и вернулся к Толяну.
Через минуту мы гнали по трассе к особняку Соловья.
Девяностолетие Глафиры праздновали прямо на лужайке перед особняком.
Мы немного опоздали, поэтому сразу же увидели всех, кто был на торжество приглашён, и, конечно, самого Соловья, Вику и юбиляршу.
Женщины были в бальных платьях. А мужчины, разумеется, кроме нас с Толяном, в строгих тёмных фраках.
Я покопался в памяти: «Бальное платье – это символ надежды юной трепещущей души или опытной женственности. Символ роскоши и праздности. Полу-прилегающий силуэт… струящийся покрой… длинные узкие или широкие юбки… Мех и перья… шёлк… оголённые плечи… серебристые бальные туфельки на каблучках… Фраки и накрахмаленные манишки кавалеров… белые галстуки-бабочки… чёрные лакированные туфли и белые перчатки…»
Мы появились в тот самый момент, когда открыли шампанское и пробка с громким хлопком улетела на крышу особняка. Я остановился. Я не мог сделать и шагу, когда увидел всю эту фантастическую праздничную компанию.
А теперь крепко держитесь за стулья, если вы на них сидите.
Среди гостей я с трудом, но всё-таки узнал: Елену Прекрасную, её отца – подполковника полиции – и маму-домохозяйку! Сан Саныча! Пупса! Нашу литераторшу с детьми и мужем-программистом! И… – это меня вообще добило – уборщицу нашей школы бабу Шуру!!!
Итого – чёртова дюжина, вместе со старушкой, её внуком Генкой и правнучкой Викой.
– Иди! – шепнул Толян и подтолкнул меня к Глафире, восседавшей в своём кресле на колёсиках перед просторным овальным столом.
Я протянул ей окуня.
– Поздравляю, – пробормотал я.
Ну не мог я так сразу, в одно мгновение, прийти в себя, потому что почти никого из присутствующих не ожидал здесь увидеть. Да ещё в таких бальных нарядах.
