– Вот… – Катя показала на маленькую заметку в уголке листа. Заметка называлась "На важную тему".
Папа и Джонни, стукнувшись над газетой головами, стали читать:
"В субботу ребята из городского пионерского лагеря с удовольствием прослушали лекцию об истории нашего родного города. Ее прочитал приехавший из Москвы кандидат исторических наук В. Э. Верхотурский. Перед лекцией выступил четвероклассник школы № 2 Женя Воробьев. В своей короткой речи он поднял серьезный вопрос о том, что некоторые владельцы частных автомашин нарушают существующие правила и ставят свои гаражи в самых неподходящих местах, в том числе и на площадках, которые ребята сами построили для своих игр. Надо надеяться, что городские власти не оставят эту тревожную проблему без внимания.
Член молодежного литературного объединения, ученик девятого класса школы № 2 Сергей Волошин".
Джонни прыгнул к окошку и нырнул в него головой, словно хотел выброситься со второго этажа. Катя и отец в панике вцепились в его штанины. Перегнувшись вниз, Джонни завопил:
– Серега! Се-ре-га-а!
На первом этаже открылось окно и показалась голова Сережки Волошина.
– Чего голосишь? Я работаю!
– Работай на здоровье! Только скажи, как ты заметку про мою речь написал? Тебя же на лекции не было!
– Ну и что? Мне Борис Иванович рассказал. Он и в редакцию позвонил, просил, чтобы напечатали…
Джонни сел на подоконник и посмотрел на отца.
– Вот! А ты говоришь…
Джонни и Катя шагали по Песчаной улице к большим домам: надо было зайти за Катиной мамой. Вечер был очень теплый и хороший. Невысокое солнце будто рассыпало по крышам и тополям золотистый порошок. Было так красиво… И Катя была красивая. Джонни несколько раз отставал, чтобы полюбоваться ею с некоторого расстояния.
Красивая Катя наконец оглянулась и сказала:
– Что ты плетешься, как больная корова? И так проторчали у тебя дома с твоими спорами-разговорами. Вот опоздаем в цирк…
Джонни не терпел напрасных упреков. Ни от кого, даже от Катьки, будь она хоть сама принцесса. Он тут же ответил, что нечего было к нему приходить. Шла бы без него, если торопится.
Катя объяснила, что тогда бы пропал билет.
– Позвала бы своего Вовочку, – посоветовал Джонни.
Катя вздохнула:
– Вовочка не может. Он тоже сидит…
– Так ему и надо, – проворчал Джонни. Но все же поинтересовался: – А за что?
– Помнишь, в каком флаконе было его лекарство?
– Откуда я помню?.. В зеленом каком-то.
– Это флакон из-под лосьона…
– Из-под чего?
– Ну, жидкость такая, вроде одеколона. Чтобы освежаться после бритья.
– А, знаю! У папы есть. Ну и что?
Катя печально сказала:
– Ничего особенного. Вчера утром Вовкин папа перепутал флаконы. Он протер нашим лекарством побритые щеки.
Дверь приоткрылась, в канцелярию просунулась кудлатая светло-желтая голова.
– Здрасте, Евдокия Герасимовна. Борис Иванович у себя?
– Директор занят, – без малейшей ласковости сообщила секретарша.
Голова вздохнула:
– Что же мне делать…
– Закрыть дверь, Воробьев, вот что. Слишком часто ты захаживаешь к директору без всякого дела. Нашел себе приятеля.
Евдокия Герасимовна работала в школе тридцать лет и была старше Бориса Ивановича вдвое. Она твердо знала, что ученики не должны приходить к директору. Их должны к нему приводить. Пятикласснику Джонни Воробьеву эта точка зрения была известна. Он не стал с ней спорить и разъяснил:
– Я не сам. Анна Викторовна велела.
Евдокия Герасимовна проявила некоторый интерес:
– Вот как? Она удалила тебя с занятий?
Джонни не успел ответить. Из-за приоткрытой кожаной двери кабинета донеслось:
– Евдокия Герасимовна, там кто-то пришел?
– Воробьев из пятого "А", – последовал сухой ответ.
– Пусть… – сумрачно сказал директор. И пятиклассник Воробьев мимо поджавшей губы секретарши ступил в кабинет.
Там он еще раз сказал "здрасте" и еще раз вздохнул.
Борис Иванович меланхолично перебирал на столе ведомости и объяснительные записки прогульщиков. Буркнул:
– Садись, не торчи.
Джонни сдержанно вздохнул третий раз и опустился на краешек стула у двери.
– Ну? – спросил Борис Иванович. – Опять?
– Анна Викторовна. Из-за пирамид…
Борис Иванович поднял от бумаг лицо.
– Каких пирамид? Вы что, в пятом классе за геометрию взялись?
– Это не геометрия… Из-за египетских.
– Еще не легче… Насколько я знаю, Анна Викторовна ведет математику, а не историю.
– Математику, – подтвердил Джонни, разглядывая портрет симпатичного педагога в очках по фамилии Ушинский.
– Изложи суть события, – сказал директор.
– Подробно? – оживился Джонни.
– Кратко.
– Ладно. Пирамиды – это шляпы. Из картона. Ученые считают, что под такими шляпами мозги работают активнее. Мы эти шляпы специально сделали, потому что по математике сегодня самостоятельная работа. Сели, надели, а она… Анна Викторовна то есть… она в крик. Говорит, сорвали урок… Вот…
– Дальше.
– Я хотел объяснить. Она говорит: "Объяснять будешь директору. Иди и объясняй". Я пришел.
– Всё?
– Всё, – сказал Джонни. Педагог по фамилии Ушинский смотрел на него с сочувствием. Борис Иванович – без. Он знал, что Джонни Воробьев не нуждается в сочувствии, особенно если считает себя правым. Борис Иванович смотрел со смесью утомления и любопытства. Утомления было больше.
– Свихнусь я тут с вами, – сообщил он. – Только вторая четверть началась, а у меня уже давление, как у хронического гипертоника…. В отпуск бы. На песочек, на берег. И чтобы лето кругом…
– Ой, хорошо бы, – искренне согласился Джонни.
Директор дотянулся до этажерки с газетами и папками. Из-под папок вытащил шахматы (они сухо громыхнули в клетчатой коробке; директор быстро оглянулся на дверь).
– Давай? – сказал он Джонни. – Мне разрядка нужна…
– Давайте…
Доску положили на объяснительные записки. Джонни перебрался на подлокотник могучего кресла у стола и начал расставлять фигуры.
– В той четверти счет у нас был два-два, – напомнил Борис Иванович.
Джонни кивнул.
– А все-таки что это за идея с пирамидами? – спросил Борис Иванович. – И чья? Твоя?
– Не моя, а француза Антуана Бови. Он египетские пирамиды изучал и один раз задумался: почему в них мумии так хорошо сохраняются? А потом еще увидел, что если какой-нибудь зверь забредет в пирамиду и там помрет, он тоже не портится… И тогда этот Бови стал делать опыты: накроет картонной пирамидой котлету, и она остается свежей несколько месяцев… Эта самая котлета… А где еще белая пешка? Ой, вот она… И другие ученые тоже опыты делали. Например, тупая бритва под пластмассовой пирамидой за несколько часов делается опять острая. В Чехословакии даже специально такие пирамидки продаются для бритв… И растения под пирамидой лучше растут…
– И мозги лучше варят. Да? – подал голос Борис Иванович. В голосе его было все, кроме доверия. Но Джонни подровнял ряд черных фигур и ответил спокойно:
– Мы не успели коллективно проверить. Но так говорят… То есть пишут.
– Где пишут?
Джонни сходил к оставленному у двери портфелю. Принес потрепанный журнал. Это был мартовский номер "Юного следопыта" за восемьдесят первый год (судя по всему, добытый из макулатуры).
– Вот тут заметка. "Магическая сила пирамид".
– Дай-ка эту "Магическую силу"… И ходи. Твои – белые, прошлый раз ты черными играл.
Джонни двинул пешку. Борис Иванович тоже. Джонни еще. Борис Иванович, поглядывая то на доску, то в журнал, сходил опять. Джонни задумался.
Борис Иванович бормотал:
– "… Если верить исследователям, процесс мышления облегчается и становится более интенсивным внутри пирамиды и в пирамидальной шляпе… Фактически перечень экспериментов бесконечен… Научного объяснения свойства пирамид пока не получили… "
– Я сходил, – напомнил Джонни.
– Сейчас… Ерунду какую-то напечатали, а вы верите… Тут и рубрика-то несерьезная: "Загадки, гипотезы, курьезы"…
– А почему тогда бритвы затачиваются?
– Ты это сам видел?
– А что, разве журнал может врать?
– Н-ну… Все равно чушь какая-то.
– Ну, пускай чушь, – покладисто сказал Джонни и вывел коня за линию пешек. – Все равно вреда от этого никакого нету. Чего было скандал устраивать?
– И большой был скандал? – нехотя спросил директор.
– Изложить в подробностях?
