Тут Оля случайно задела рукой Андрюшин портфель, и из него выпала книга Юрия Гагарина «Дорога в космос». Звеньевой Вова поднял её и попросил Андрюшу:
— Дай почитать до завтра.
— Разве в один вечер её прочитаешь? — удивился Андрюша.
— Прочитаю! — заверил Вова. — Я как-то вечером две такие толстые книги прочитал и ещё все уроки хорошо выучил.
— Оказывается, и ты выдумщик! — усмехнулся Стёпа Костров.
— При чём же тут выдумщик?! — обиделся Вова. — Преувеличил немножко, вот и всё.
— И я тоже немножко преувеличил, — подхватил Андрюша. — Тётя моя не приехала, но прислала письмо, в котором пишет, что собирается приехать.
— Ничего себе, сравнил автомобиль с детской коляской, — засмеялся Стёпа Костров, но, посмотрев в окно, вдруг заметался по классу. — У меня же баскетбольная тренировка. Вон ребята, наверное, за мной идут. Если сбор у нас будет, я тогда сейчас спрячусь, а вы им скажите, что я ушел, нет меня.
— Прячься скорее! — заторопил его звеньевой Вова, раскрыв дверцу шкафа с наглядными пособиями, но тут же захлопнул её. — Нет уж, ты лучше им сам скажи, что задержишься немного. Это же тоже обман. Ты ведь здесь.
Тут все поняли, что произошло, и дружно рассмеялись. А звеньевой Вова сказал:
— Давайте дадим друг другу честное пионерское никогда больше никого не обманывать.
— Давайте дадим, — согласились ребята.
А Оля Пташкина, которую никто не подозревал ни в каком обмане, неожиданно для всех объявила:
— Я тоже с этой минуты буду говорить одну чистую правду! Случай с Федей Сорокиным и жуком-долгоносиком — моя последняя выдумка.
К отрядным соревнованиям «По первой лыжне» мы с Игорьком готовились, как настоящие спортсмены. То бегали вокруг дома, укрепляя мышцы ног и развивая общую выносливость. То смазывали разными мазями лыжи и проверяли прочность креплений. Конечно, мы не собирались стать победителями. Игорёк ходил на лыжах лучше меня, но до нашего чемпиона Никиты Сёмина даже ему далеко. А участвовать в соревнованиях нам всё равно очень хотелось.
И вдруг накануне соревнований Игорёк сказал мне:
— Ты как хочешь, а я на соревнования не пойду, — и отнёс свои лыжи на чердак.
— Что это с тобой? — опешил я.
Игорёк долго молчал и хмурился. Наконец объяснил:
— Вчера меня Элька Прохорова на лыжах видела. Посмотрела, какие они у меня, и давай смеяться да острить: «Гулливер на лилипутиках!»
Я представил себе совсем маленькие, не по росту Игорька его лыжи, и мне захотелось поколотить Эльку. Что ж тут смешного? Игорёк живёт вдвоём с матерью, и, конечно, она не может каждый год покупать ему новые лыжи. А Элька, вместо того чтобы подбодрить человека, внушить ему перед соревнованиями уверенность, только всё испортила. Ужасная девчонка! Косички у неё торчат, как крысиные хвостики, веснушки даже зимой не сходят. И почему Игорёк говорит, что она симпатичная?
Убедить его не обращать внимания на Элькины смешки было бесполезно. После нескольких таких разговоров я с огорчения даже сострил, сказав Игорьку, что легче уговорить статую «Девушка с веслом», которая стоит в нашем городском парке, съесть порцию мороженого, чем уломать его. В ответ Игорёк только глубоко вздохнул.
Но мне всё-таки повезло: я вытащил Игорька на соревнования.
— Доставай скорее свои «лилипутики» и бежим в школу, — выпалил я, врываясь к нему в квартиру на следующее утро. — У Эльки болят зубы, и мать велела ей сидеть с грелкой.
— Ты это точно знаешь? — обрадовался Игорёк.
— Ещё бы! Я даже пожертвовал ей для грелки весь кипяток из нашего чайника. — Дело в том, что мы с Элькой живём в одной квартире.
Игорёк мгновенно слетал на чердак за лыжами, и мы пошли к школе.
— Видишь, её нет, — шепнул я Игорьку, оглядев собравшихся.
Но когда пятёрка его звена вышла на старт, я заметил, что к школе бежит Элька. Я бросился наперерез, хотел остановить Эльку, но она, ловко маневрируя, обежала меня и, протиснувшись вперёд, уставилась на Игорька своими большими глазищами. Игорёк сразу заметил её и весь вспыхнул. Но тут раздался свисток судьи, ребята сорвались с места, и Игорёк тоже рванулся вперёд.
Соревнующиеся должны были объехать вокруг школы, по лыжне, три раза. Надо было видеть, как быстро проносился Игорёк мимо Эльки. Точно спутник вокруг нашей Земли! Две его маленькие лыжины прямо сливались у меня в глазах в одну длинную полосу. Снег из-под них летел, как из-под снегоочистителя.
На третьем, последнем кругу, как раз возле Эльки, Игорёк вдруг… опередил Никиту Сёмина! Да, да, самого Никиту! Теперь Игорёк шёл к финишу первым. Раздались хлопки. Но, порвав финишную ленточку, Игорёк тут же спрятался за деревьями и не показывался до тех пор, пока учитель физкультуры не позвал всех ребят в школу. В пионерской комнате победителям пятёрок и чемпиону отряда вручали призы. Игорёк получил красивые длинные лыжи. Даже с вытянутой вверх рукой он не доставал до их заострённого конца. Я подошёл к нему и сказал:
— Вот ты и показал, на что способен. Настоящий Гулливер!
Игорёк смутился и, наклонясь ко мне, зашептал:
— Это Элька помогла мне всех опередить. Я нёсся так быстро, чтобы она меньше видела меня на «лилипутиках».
— Выходит, правду говорят, что нет худа без добра, — нарочно громко сказал я и посмотрел на Эльку.
Она покраснела и, вспомнив, что у неё болят зубы, за спешила домой прикладывать грелку.
В школе устроили выставку юных художников. Юра Уваров нарисовал для неё картину «Наш живой уголок». Юннатам из живого уголка Юрина картина понравилась.
— Здорово получилось! — похвалил его староста уголка Боря Бобров. — Особенно красиво у тебя солнце клетки с кроликами освещает.
— И похоже всё, — сказала юннатка Света Антонова. — У нас в живом уголке подоконник ободран, и у тебя на картине тоже.
— И корм по полу рассыпан, — добавил дежурный по уголку Геня Плотников. — Реалистическая картина. Всем понравится.
И верно. На выставке, в актовом зале, Юрину картину заметили сразу. Около неё даже директор школы задержался. Смотрел, смотрел, а потом вдруг нахмурился и сказал:
— Плохо, очень плохо!
— Как плохо?! — удивились ребята.
— Картина нарисована хорошо, — поправился директор, — а вот за своим живым уголком юннаты, оказывается, ухаживают плохо. Разве так уж трудно дверцу клетки с воронёнком на петли посадить?
Посмотрели Боря с Геней на картину и покраснели: дверца у клетки с воронёнком верёвкой к железным прутьям привязана, а в другой клетке, где хомячки сидят, поилка пустая, грязная и солома вся спрессована, точно её целый год не меняли.
— За волнистыми попугайчиками кто у вас ухаживает? — спросил директор.
— Кому придётся… — Смущённо ответили мальчики.
— Это и видно, — заметил директор. — Клетка большая, а жёрдочка всего одна. Даже перелетать им не на что.
Только ушёл директор, юннаты так и накинулись на Юру:
— Ну и подвёл ты нас своей картиной!
— Очень нужно тебе было наш живой уголок рисовать, да ещё солнцем освещённый!
— Лучше бы марсиан нарисовал или полёт на неизвестную планету. Нет у тебя, Уваров, выдумки. Даже дверцу у клетки не мог в своём рисунке на петли посадить. Эх ты, никудышная твоя картина!
— Зря только старался! — И ушли рассерженные.
А на другой день заглянул Юра в живой уголок и глазам не поверил: у попугайчиков две новые жёрдочки появились, у хомячков подстилка лежит свежая. Дверца у клетки с воронёнком на маленьких петельках держится. И кругом всё прибрано.
Улыбнулся Юра и к себе в класс побежал довольный. Выходит, не зря он старался.
Нам поставили телефон. Я в это время был дома один. Уходя, монтёр сказал:
— Можешь теперь позвонить кому-нибудь.
«А кому?» — подумал я и пожалел, что не знал телефоны своих одноклассников. Вот и мне никто не позвонит, потому что ещё не знают, что у нас телефон. И вдруг телефон зазвонил. Я снял трубку и тут же услышал девчоночий голос:
— Можно Диму?
— Это я! — закричал я в трубку. Меня же Димой зовут.
— Почему у тебя такой голос взрослый? — спросила трубка.
— Это я простудился, вот и стал басить, — сказал я. И опять верно. Я же в самом деле был простужен. — А ты кто?
— Неужели не узнаёшь? — удивилась трубка. — Я твоя соседка по парте.
«Вот так раз!»— ахнул я про себя. Я же с Мишей Никитиным сижу. И спросил: — Как тебя зовут?
Трубка рассмеялась:
— У тебя что, температура? Забыл моё имя!
Я пошёл на хитрость:
— Не забыл, а проверяю. Может, меня кто разыгрывает.
— Никто тебя не разыгрывает. Это я — Люся, — сказала трубка.
