— Заговорят они вас — секретарь ячейки да секретарь сельсовета… Через два дня сбежите вы обратно на Волховстройку… Давайте уж лучше ко мне, что ли… Если не зазорно городским на печке спать… — Невысокий парнишка с кривоватым носом, придававшим ему насмешливый вид, вопросительно на них глядел.
— Хо! Я, конечно, привык только в «Гранд-отеле» жить, ну, а только надоело мне там, и я согласен на печку… Ромка, айда к нему! Будем у комсомольца лучше жить, чем в конторе. — Миша Дайлер умоляюще посмотрел на Липатова.
— Мне-то и вовсе привычней на печке… А мы вас не стесним? Родители будут согласны? А звать как тебя?
— Дивов… Иван. Живу я с матерью, нас всего-то двое в избе, чего же ей противиться… Так давайте пойдем, что ли… И поедите с дороги чего-нибудь горяченького.
— Лады! Сейчас зайдем в клуб за вещичками…
— Иди, Дивов, к себе, я товарищей шефов приведу, — вмешался Макаров, — нужно кое-что обсудить по линии агитации.
В клубе, прислонившись к успевшей уже остыть печке, секретарь ячейки решительно сказал:
— Товарищи, предупреждаю: идете в самое что ни на есть гнездо Деревенского уклона. Иван самый отъявленный супротивник всех наших передовых мероприятий по линии агитации и пропаганды. И против антирелигиозной дружины, и против много чего…
Миша Дайлер его нетерпеливо прервал:
— Не пойму, что это у вас за уклон такой — деревенский? Вы же в деревне живете… Ну, а комсомольская работа у вас есть? Ячейка работает? Или только эта антирелигиозная дружина ваша?
— А вы что думали?! — обиделся Макаров. — Ячейка наша во всем уезде одна из первейших! А комсомольская работа — вот она вся тут. — Он протянул зеленую сафьяновую папку с золотой лирой и надписью: «Мюзик».
Дайлер раскрыл папку. В ней лежала картонная обложка, в которой жестяным скоросшивателем были аккуратно скреплены множество листов, вырезанных из какой-то амбарной книги. Каждый лист был озаглавлен «ПРОТОКОЛ» и аккуратно разделен на две половины вертикальной чертой. Слева наверху было написано «СЛУШАЛИ», справа — «ПОСТАНОВИЛИ».
Миша полистал протоколы. Один был протоколом комсомольского собрания. «Присутствовало на закрытом собрании 12 человек. Председатель — т. Макаров. Повестка дня:
1. Международное и внутреннее положение — докладчик т. Макаров.
2. XI Международный юношеский день — докладчик т. Макаров.
3. О значении XI Международного юношеского дня — докладчик т. Макаров.
4. История РЛКСМ — докладчик т. Макаров.
5. Политика Советской власти — докладчик т. Макаров.
6. Текущие дела — докладчик т. Макаров».
Против каждого пункта повестки дня в графе «ПОСТАНОВИЛИ» было записано: «Принять к сведению».
Среди других протоколов Мише бросился в глаза протокол сельского схода. В «СЛУШАЛИ» обсуждалось: «Есть ли бог — докладчик т. Макаров». В «ПОСТАНОВИЛИ» категорически утверждалось «Бога нет…»
— М-да… — пробормотал Миша, — Ясненько, ясненько… А мы-то, дураки, на Волховстройке бьемся, бьемся… А надобно было принять постановление, записать в протокол — и вся недолга!.. Роман, нашего Гришу Баренцева сюда прислать бы поучиться, как все вопросы можно быстро решать, а?
Но Роман все больше хмурился, на Мишины шутки он никак не отзывался. И сафьяновую папку смотреть не захотел. А Макаров, провожая их до избы Дивова, зачем-то заглянул в свою папку и озабоченно сказал:
— Сегодня, товарищи, по плану работы — в клубе политлото… Прошу, товарищи шефы, принять участие в нашей агитации и пропаганде.
У Дивова в избе вкусно пахло мясными щами, за столом сидели несколько деревенских комсомольцев. Ждали гостей. Секретарь ячейки не зашел к Дивову — очень торопился по неотложным делам. Но комсомольцев это и не очень огорчило. Пока Дайлер и Липатов ели, они перебрасывались шуточками насчет своего секретаря. Насытившийся Роман отодвинул пустую миску и решительно вмешался в разговор:
— Слушайте, ребята, ваш этот Твердыйсплав — он что, балаболка, что ли? Или бюрократ комсомольский? Так на кой же ляд вы его выбирали, чтобы смеяться, что ли? И что это за история с мопровской полосой?
Иван Дивов посмотрел на ребят со стройки. Казалось, что его и без того кривой нос стал еще кривее…
— Дак он в укоме в авторитете, на кажных перевыборах представитель укома за него разбивается, да и нам другого выбирать некого: мы-то все при деле, у всех хозяйство… Когда это мы будем в уезд ездить да собрания проводить и эти — мероприятия… А Слава — он человек свободный. Хозяйства не имеет, за клуб ему жалование выдают, письмо или прошение какое напишет — куренка принесут… И все было бы с ним неплохо, если бы не был таким дурным да суматошным. Сорганизовал, значит, антирелигиозную дружину вместе с Евсейкой Суходолиным. А Евсейка известный по всей округе шалопут. На Званке день работает, пять гуляет; здесь, на деревне, ничего не делает, ходит только по гостям, водку пьет, силу свою показывает: носит на коромыслах десяток мужиков, бычка подымет — ну как представление какое… И еще с ним такие гулящие ребята. И из богатеньких есть — у некоторых на отцов батраки работают, так чего не гулять. Батраки работают, а сынки по гулянкам…
Славка начал с того, чтобы дружина с богом боролась, а кончили тем, что Христа славить начали…
— Так как же это так — Христа славить?!
— Видишь ли, Евсейка этот на селе издавна считается главным по всяким там игрищам, потехам… И еще мальчонкой всегда был христославом. Тот пятиалтынный, тот и полтинник отвалит, ну, а пироги — это завсегда… Ну и уговорил Славку — будто смеха ради — вырядиться и пойти христославить. А тот, дурной, на Евсейку молится прямо… Собрали семерых ребят, которым не стыдно, намазали морды, оделись в вывернутые шубы и пошли по избам Христа славить. Меньше полтинника никто не дает: как же, комсомольцы пришли, а Леонтий, у которого крупорушка, пять рублей отвалил… Кончилось рождество, Евсейка ходит и пьян и нос в табаке, а Славка собирает собрание комсомольское и говорит: «Нас в укоме похвалили за комсомольское рождество, давайте внесем в МОПР не по пятаку, как все, а по гривеннику и скажем, что предлагаем во всероссийском масштабе переделать мопровский пятак на мопровский гривенник… Напишем в газету, в Москву, от имени комсомольцев из Близких Холмов…
— Да вы что, ребята, ополоумели, что ль?
— Да перестань! Что ты нас, за дурачков считаешь? Деревенские, мол… Славка прославиться хочет, ума немного, совести еще сколько надо не нажил… Ну, а мы ему сказали, что не допустим, чтобы на революционеров шли деньги, собранные у темноты да кулаков. А еще осенью, в международный день, порешили мы запахать мопровскую полосу. Сход нам выделил кусок бесхозной земли — есть у нас такая и решили мы ее засеять льном: самая выгодная штука! Как снег выпал, навоз начали свозить, обещали нам достать семян долгунца, повозимся мы с ним, конечно, не без того, зато денег выручим много, и пойдут они на хорошее дело чистыми, не пьяными полтинниками. А Славка нас за это и деревенщиной, и уклонистами, и этими — оппортунистами, что ли! Конечно, это лен, надобно ждать долго, а ему не терпится, чужой он для земли, не понимает ничего… А на нас деревня смотрит — сумеем лен вырастить аль нет? Тут ведь его разводят мало, с ним дел не оберешься…
— Ладно! Всех дел не обговоришь! Пошли, что ль, на улицу, пока светло… — Нетерпеливый Миша вскочил из-за стола.
Роман на него досадливо покосился: вот уж кто деревенщина, так это городские! Хозяин еще сам из-за стола не встал, а гость уже вскакивает…
Ребята оделись и шумной стайкой вывалились на улицу. Красное солнце уходило за длинные и мягкие сугробы, близкие сумерки наползали на праздничную деревню. У ограды красной кирпичной церкви стояли ребята и громко смеялись чьему-то рассказу.
Поодаль от них стояли и пересмеивались девушки. Где-то неподалеку кто-то на гармошке повторял все время один и тот же отрывок мотива: «Ах, зачем эта ночь…»
Завидев приезжих, деревенские ребята замолкли. На Романа и Мишу вопросительно и затаенно смотрели. От ограды отделился человек и подошел к приезжим. Догадаться, кто он, было волховстроевцам нетрудно. На огромном и могучем торсе торчала маленькая голова с приплюснутым крошечным носиком и узенькими смеющимися глазами. Длинные руки как-то беспомощно свисали вдоль туловища.
— Ну вот и хорошо, что приехали на праздник, — весело сказал Евсейка. — Хоть погуляем вместях. Всех дел все равно не перевернешь, вам дали отпуск от работы, давайте, что ли, погуляем? А то Иван как старый хрыч сурьезный. А когда же погулять, как не по молодости? Вы это как считаете? А у нас сегодня вечерком меро-меро-меро-приятие, вот!
— А как же! — засмеялся не отстававший от Дивова русый парень. — Славкино политлото! Всем приказано быть в клубе!
