— Помолчи, — сказала Вера.
— Разонравился петуховский талант? — сказал Павлик.
— И ты помолчи. Умник.
— Да что ты зафокусничала?!
— Талант — это лопата? Землечерпалка? — спросила Вера. — Между прочим, как ты свои стишки подписываешь? «Павел Исаев, ученик седьмого класса»?
— Естественно, — сказал Павлик. — Ну и что?
— Вот подпишись еще разок. Я не знаю, что с тобой сделаю.
Восьмая глава. История об одном важном изобретении, о забытом учебнике, о спортивных рекордах, соблазне и стойкости и о формуле «никто ничего не узнает»
На дверях этой квартиры золотилась начищенная табличка: «АКАДЕМИК ЕРОМИЦКИЙ КИРИЛЛ ОСИПОВИЧ».
— Ого! — сказал Генка. — С кем имеем дело!
— Может, не он брал, а родственники? — усомнился Жека.
— Он самый. В бумажке написано: «Еромицкий К.О.» — И Генка с удовольствием нажал на звонок.
Двери открыла какая-то старуха в подоткнутом переднике, с тряпкой в руках — наверное, домработница. Пришлось долго ей объяснять, кто они такие и зачем явились.
Наконец она впустила их в переднюю, заставила пошаркать ботинками на толстом кокосовом коврике. И уж затем повела к хозяину, в его кабинет.
Вот это было помещеньице… Переступив порог, ты словно бы уменьшался, превращаясь в лилипута. Лишь потом являлась догадка, что здесь и потолок вдвое выше обычного, и окна вдвое громаднее, и вся мебель — невиданных размеров. Книжные шкафы высились тут, как двухэтажные особняки с колоннами. На диване, покрытом белой медвежьей шкурой, можно было улечься хоть вдоль, хоть поперек. Под стать были и кресла с резными спинками, и безбрежный письменный стол, и даже часы в футляре, стоявшие в углу. Чтоб взглянуть на их башенку с циферблатом, приходилось голову задирать.
Судя по обстановке, тут должен был проживать гигант. Но оказалось наоборот — хозяин кабинета мал ростом, тщедушен. Со спины его можно было принять за мальчишку.
Стоя на деревянной лестнице с колесиками, он заталкивал на книжную полку журналы, явно стремившиеся обрушиться.
— К вам, Кирилл Осипыч. Из библиотеки, — сказала старуха.
— Кто? Вот эти?
— Ну да.
— Господь с вами, Марковна, вы б еще детский сад привели! Что им? Я не выступаю перед школьниками.
— Они за книжкой пришли.
— Это недоразумение. Извинитесь и выставьте их.
— Казенную книгу требуют, — невозмутимо сообщила Марковна.
Побагровев от натуги, он вогнал-таки журналы на место, и — себе под руку, через подмышку — глянул вниз.
— Из какой еще библиотеки?
— Из районной, — сказал Генка.
— Что им нужно?
— Книга за вами числится… — Генка вынул из кармана листок бумаги. — Название — «Бездефектность». Автор — «Дж. Холпин». С августа месяца не возвращаете.
— Чепуха! Я давно вернул!
— Нет, не вернули.
— Вернул!
— В формуляре не отмечено, что вы вернули, — сказал Генка. — У вас эта книжечка…
Он уже осваивался здесь. Принял независимую позу, плечом привалился к косяку, руки сунул за ремешок джинсов. Генка был не из тех, кто подолгу стесняется.
— Марковна, гоните их: они спорят! — моментально распорядился хозяин.
Тогда Жека, начавший сердиться на всю эту бестолочь и перебранку, сказал:
— Гонять будете других. Мы не сами пришли, нас послали. Вон список. В нем — адреса, фамилии. Это все люди, которые, вроде вас, набрали книг и не возвращают. Мы не для собственного удовольствия по квартирам ходим.
— И унижаемся, — добавил Генка. — Каждого упрашивай, как бедный родственник.
— Но я же вернул! — раздраженно воскликнул Кирилл Осипович и выпрямился с достоинством. — Марковна, подтвердите, что я вернул!
— А уж этого я не знаю, — разводя руками, сказала Марковна.
— Как?! Опомнитесь: я перед командировкой везде таскал эту книгу! Вы должны ее помнить — коричневая такая, линючая! Ходил с ней, как пудель!
— Ах, эта…
— Специально таскал, чтобы не забыть!
— Эту я видела, — сказала Марковна. — Как не видеть. Вы уехали, а она, гляжу, на столе брошенная. И градусник из нее торчит.
— Марковна, господь с вами!.. Что вы говорите?!
— Вот здесь вот лежала. И с градусником, — бесстрастно повторила Марковна, показывая на край стола, заваленного бумагами.
Кирилл Осипович с застывшим выражением лица спустился пониже, машинально нащупывая ступеньки.
— И?.. — спросил он.
— Чего «и»? Так и лежала до вчерашнего вечера. Без вас-то порядок был, все на местах. Это теперь вон — как Мамай воевал.
— Нет, это невероятно… — раздельно произнес Кирилл Осипович, промахнулся ногой и сел на ступеньку. — Неделю таскал, как пудель! Обедал с ней и ужинал! По ночам снилась — и на тебе!..
Генка поудобней оперся о стену, поиграл носком ботинка.
— Между прочим, вам напоминали. Открытки присылали из библиотеки.
— Но я же в отъезде был!
Марковна опять показала на письменный стол:
— Открытки небось в той куче. Никуда не делися.
— А книга?
— А книгу небось в шкап сунули. Не поглядевши. Первый раз, что ли.
Весь какой-то встопорщенный, Кирилл Осипович сидел на лестнице и напоминал сейчас дятла, внезапно застигнутого дождем.
— Нет, это наваждение! — беспомощно сказал он. — Я ведь абсолютно не сомневался, что вернул ее!
— И когда убирали со стола, не вспомнили? — с иронией спросил Генка.
— Нет, конечно!
— Удивительно.
— Я вчера прискакал сломя голову! Мысли другим заняты!.. Стану я помнить — есть события поважней.
— А вернуть все-таки придется, — нахально сказал Генка. — За этой книжкой очередь в библиотеке.
— Как — очередь?
— Обыкновенно. Прибегают граждане и записываются в очередь.
— Никогда б не подумал, — сказал Кирилл Осипович. — Весьма средняя книжица.
— Но вернуть придется.
— Я уже понял! Вопрос в том, как это сделать!
— Вы как хотите, — сказала Марковна, направляясь к дверям, — а я искать не буду. У меня пирог! Мне своих забот хватает, вон по всем комнатам разгордияж!
А Кирилла Осиповича, вероятно, волновало не то, что он забыл вернуть книжку. Его волновала причина, по которой он забыл. Как истинный ученый, он докапывался до сути явлений.
Заведя глаза к потолку, он спросил:
— Почему в ней оказался градусник? А не обеденная ложка, к примеру? Была бы хоть какая-то логика!
— Порядку не знаете, — разъяснила Марковна.
А он сидел, размышляя. Глаза светились. Если бы в глазах были стрелки, как в электрических приборах, они показывали бы максимальное напряжение. У красной черты дрожали бы стрелки.
— Режьте меня, бейте — не могу вспомнить… Придется искать наобум! Давайте разделимся, и самый длинный из нас — вот ты! — пусть лезет на верхотуру. Средний пусть копает на средних полках. Я буду внизу, в придонных слоях.
— Это что же — перебирать подряд? — спросил Генка. — И шкафы, и полки?
— Можно подряд, можно выборочно. Вероятность одинакова. Я мог сунуть ее куда угодно.
— Такого поручения нам не давали, — сказал Генка. — Мы как-то не обязаны. Мы, в общем-то, не заинтересованы.
Коротко взглянув на него, Кирилл Осипович скатился с лестницы, дробно простучав подметками. Встал напротив.
— Ценю твой сарказм. Но, может, ты извинишь старика, от радости потерявшего голову?
— Ну, если так, — сказал Генка.
— Именно так. У меня большое событие. Долгожданное! Из-за него я прервал командировку, прилетел домой, и вот жду, волнуюсь, и в голове кутерьма… Прояви, пожалуйста, великодушие.
Жека сказал сердито:
— Давайте начнем, а?
— Ладно, — согласился Генка.
— Прекрасно. Начали! Но прошу действовать осторожно — тут случаются обвалы. Здешним захоронениям немало лет. И еще: на полках стоят модели, не смейте к ним прикасаться!
— А что будет? — спросил Генка, укрепляясь на макушке лестницы.
— Смертная казнь, — сказал Кирилл Осипович. — Отделение головы от туловища.
— Ради интереса прикоснусь, — сказал Генка.
— Это модели машин, построенных моим сыном. Вот когда у тебя вырастет сын и сделается отличным конструктором, ты поймешь, почему я берегу эти модели… — Кирилл Осипович подошел к полке, взял игрушечный автомобильчик с задранной вверх подъемной стрелой. — Хороша? Сегодня ее покажут по телевизору. У нее выпускной бал…
— Это и есть событие? — спросил Жека.
— Да, да. Сегодня празднуем переворот в строительстве! Ты видел высотные дома? Эта машинка поднимает сорок тонн на высоту тридцати этажей. Вот включу телевизор — вы ахнете… А когда-нибудь она попадет в музей!
