— Будь они прокляты, эти беляки,— сердито пробурчал Афонька где-то невдалеке от Артемки.— Лежат сейчас в постельках, в тепле, посапывают, а тут мокни и мерзни из-за них...
Послышался смешок. Афонька будто ждал его, позвал негромко:
— Барин, где ты?
— Тута, тута. Чего тебе? — раздался недовольный голос мужичонки.
— Ты по-польски калякаешь?
— Откель?! — даже вскрикнул от удивления.— Плетет не знай што. Покою не дает.
— Ах, черт, жаль! — расстроился Афонька.— А еще из благородных...
— А зачем? — не сдержал любопытства мужичонка.
— Потолковать бы с поляками. Так, мол, и так: назяблись ребята. Уступите им Юдиху на часок, пусть пообсохнут. А потом уж почистят вам зубы.
— Тьфу ты,— сплюнул Барин,— я думал, дело...
— Нельзя Барина туда слать,— сквозь смех сказал кто-то.— А то поведут еще с кем важным знакомить...
— С бароном Плетюганом...
По рядам партизан прокатился приглушенный смех. Сразу не так стало уныло и холодно. И рассвет будто заторопился—на востоке робко забрезжила бледно-серая полоска.
Вскоре показалась Юдиха. Кавалерийский эскадрон пошел в тыл, а пехота развернулась в цепь, охватив село полукольцом.
Уже совсем рассвело, когда раздалась негромкая команда Колядо:
— Вперед, товарищи!
И цепь безмолвно покатилась к уже четким, высветленным силуэтам крайних изб. На месте остались лишь телеги да коноводы с лошадьми.
Артемка бежал рядом с Небораком, крепко сжимая браунинг. Окраина села приближалась, но молчала. Вот^ уже первые огороды, первые избы. Артемка с напряженной тревогой всматривался в них. «Где поляки? Почему не стреляют? Может, поубегали?» Но вдруг близко, почти рядом, ударил выстрел и взметнулся чей-то голос, полный тоски и ужаса:
— Партиза!.. — и тут же сломался на полуслове: чья-то пика остановила его.
И выстрел и этот вопль будто пришибли Артемку. Он остановился, пригнул голову, ожидая чего-то еще более страшного. Но сзади набегали партизаны, тяжело дыша, гулко бухая сапбгами.
— Не боись, малец,—бросил на ходу кто-то хриплым голосом.— Караульного сняли. Айда!
Артемка побежал, но Неборака потерял из виду. Село уже гремело выстрелами. Артемка плохо воспринимал эту бешеную атаку. Он несся с партизанами, не выбирая дороги, по огородам, перемахивал через плетни, бежал по запутанным дворам. Неожиданно выбрался на неширокую кривую улицу. Смачно чавкала под ногами грязь, веером разлетались брызги из луж, но Артемка не замечал этого: мчался вперед, туда, где черным изломом заканчивалась улица.
Из-за забора мелькнуло испуганное женское лицо и тут же спряталось. Артемка уловил вздох: «Господи, что делается!»
Рядом и позади все так же ритмично бухали сапоги. Артемка на секунду оглянулся: партизаны бежали, сосредоточенные, молчаливые, держа на весу кто винтовку, кто пику. Артемка резко свернул за избы и выскочил на широкую, но такую же грязную улицу. И сразу впереди сверкнули вспышки: одна, другая, третья.
Теперь почему-то не стало страха. Наоборот, голова работала ясно и спокойно. Ноги вдруг окрепли и понесли вперед, навстречу этим вспышкам. Где-то сбоку вжигнула пуля, еще одна, еще... Кто-то вскрикнул сзади, глухо упав на землю. А выстрелы били один за другим. Наконец Артемка увидел тех, кто стрелял. Они убегали. Они убегали, оборачивались, стреляли и снова бежали. Артемка несся вперед, бил из браунинга, кричал что-то громкое, грозное. Кричал до хрипоты. Неожиданно увидел Неборака, будто в полусне махнул ему рукой.
— Удирают, а?!
Но Неборак не услышал, не обернулся, обогнал и Артемку, и всех, кто бежал с ним.
Вдруг впереди, совсем близко, словно из-под земли, выросли несколько легионеров. Откуда они взялись? Из проулка ли выскочили или с чьего-то двора, но Артемка растерялся.
Легионеры тоже не ждали, должно быть, встречи: застыли с перекошенными лицами. Но стояли недолго. Один вскинул винтовку и почти в упор выстрелил в подбежавшего с пикой партизана. Но тут же сам рухнул на землю. Это Неборак пальнул. Потом другого уложил. Сбоку на него сразу же бросился здоровенный легионер. Ощерив крупные редкие зубы, двинул штыком в грудь Неборака, выбив у него маузер.
У Артемки потемнело в глазах, ноги сделались ватными, он чуть не упал. Но это лишь на мгновение. В следующее он увидел, что Неборак одной рукой держится за штык, другой — за ствол винтовки, а легионер давит вперед, и кончик штыка вот-вот вопьется в грудь. Неборак не крикнул, не позвал никого на помощь, а только сжал челюсти и держал, держал руками свою смерть... У Артемки вдруг пропало оцепенение, и он раз за разом разрядил в легионера браунинг.
И снова Артемка бежит по грязной широкой улице. Далеко впереди мелькают зеленые шинели белополяков. Они уже не отстреливаются, а только удирают, бросая винтовки и тяжелые подсумки с патронами.
Между туч на секунду вырвалось беспечное солнце, больно ударило по глазам.
— Куда летишь, Космач?
Артемка остановился, бессмысленно глядя на грязного, но улыбающегося Костю.
— А, это ты?.. Что, мы уже победили?
— Победили, Космач.
Артемка хотел было улыбнуться, да не получилось улыбки: губы вдруг жалко покривились и задрожали. Он резко отвернул лицо. Костя приобнял Артемку.
— Ничего, дружок... Это бывает...
Постепенно собирались измученные ночным переходом и тяжелым боем партизаны. Одни тащили в охапках добытое оружие, другие вели раненых, третьи несли погибших.
Колядо смотрел воспаленными глазами на проходивших мимо, сурово сдвинул брови: как бы успешно он ни выигрывал сражения, а потери, пусть даже небольшие, всегда заставляли с болью сжиматься это мужественное сердце. Подошел Неборак с обинтованной наспех ладонью.
— Ранен?
— Пустяк, заживет. Могло быть и хуже, если бы не Артемка.
— О! — с заметной гордостью воскликнул Колядо.— Этот хлопчик стоит двух добрых мужиков.— И засмеялся.— Весь в меня.— А через минуту уже другим, озабоченным тоном: —Иди, Неборак, в лазарет, а я до хозкоманды. Трофеи посмотрю.
Вопреки расчету, трофеи оказались не столь большими: сорок одна винтовка, двадцать восемь гранат и около двух тысяч патронов. Колядо ломал голову: куда же делись два орудия и пулеметы? Где обоз легионеров?
Из разговоров с сельчанами, а главным образом с крестьянином, приехавшим из соседней деревни, Колядо узнал, что в Юдиху зашла лишь небольшая часть. Остальные войска с обозом и пушками стоят в деревне Крутишке, в пятнадцати верстах отсюда. Туда же вчера, поздним вечером, пришел еще один отряд поляков.
— Гляди, командир,— сказал в заключение мужик,— как бы они не смяли тебя. Больно много бандюков нонче собралось.
Колядо сам понимал, в какое трудное положение попал отряд, как просчитались разведчики, решив, что в Юдиху войдет вся белопольская колонна.
Собрались командиры.
— Шо робыть будем?
— Отходить надо.
Неборак отрицательно покачал головой.
— Сейчас сниматься нельзя — в степи мы беспомощны, Мало оружия, патронов. Догонят — перебьют. Ночью уходить.
— Верно,— поддержал Колядо.— Надо стоять здесь до ночи. Ночью мы непобедимы.
Под временный лазарет был взят большой кулацкий дом. Сейчас в нем хозяйничал юркий толстячок в белом халате, в пенсне — отрядный военфельдшер Лаврентий Наумович.
Попал он в отряд ранней весной. Колядо только-только сбежал из каменской тюрьмы и, создав небольшой отряд, вышел из бора, чтобы попробовать свои силы на колчаковских дружинниках. Вдруг далеко в степи партизаны увидели одинокую фигуру человека. Поскакали. Человек, увидя всадников, метнулся было бежать, да тут же остановился: разве убежишь от коней в степи? Партизаны окружили его, с любопытством разглядывая. Человек был одет в легкую городскую одежду, на голове торчала стожком мятая шляпа, на носу блестели очки. Лицо было измученно, он весь дрожал от пронизывающего ветра, а в глазах... Глаза его выражали такую страшную тоску и одновременно ненависть, что трудно было смотреть в них.
— Хто такой? — спросил Колядо.
— Фармацевт...
— Хфармацевт? А шо це таке? С чем его едят?
— Я делаю лекарства в аптеке...
— А-а! Это хорошо. Тильки скажи, яким ветром занесло сюда?
Человек беспокойно глянул в глаза Колядо: кто он? Кто эти люди? Друзья или враги? Что они принесут: спасенье или смерть? Кажется, они неплохие. Особенно этот, молодой хохол.
— Шо ты злякався? Говори.
В этом вопросе, во взгляде человек вдруг приметил участие, обыкновенное человеческое участие, от которого теплеет на сердце.
— Я еврей,— дрогнувшим голосом сказал человек и все-таки сжался, ожидая если не удара, то оскорбления.
— Ну и шо? — не понял Колядо.
— Я еврей,— повторил с каким-то отчаянием человек.— Бежал из Камня... Белые ловили и убивали всех евреев... Я уже пятый день брожу в степи...
