не полезнее малины, а обыкновенный можжевельник может вылечить от двадцати болезней.
— В природе, брат, все так устроено, что каждый цветок, каждая былинка огромную силу имеет. А человек, как говорил один древний философ Спиноза, часть природы. Значит, оторвался от нее и ты уже — не часть и, выходит, не человек. Это уж я на себе проверил… — дядя Аким задумчиво помолчал. — У меня с войны в спине осколочек остался. Он нет-нет да и напомнит о себе. Хоть я на войну в последние дни попал, а осколочком она меня наградила.
— В больницу надо, — сходу посоветовал Колька. — Врачи сейчас жутко какие сложные операции делают.
— Вот врачи-то и посоветовали его не трогать, — улыбнулся пастух. — Он где-то возле спинного нерва сидит. Нельзя, говорят, его тревожить. Я поначалу понял, что пора мне на отдых. Но полгодика дома посидел — ни согнуться, ни разогнуться не могу. Пошел на рентген. Врачи говорят: осколочек в сторону сдвинулся. И тут понял я, в чем дело. Смекаешь, брат?
— Не, — заинтригованный рассказом, поспешно ответил Колька.
— Как я работать перестал — перестал быть частью природы. Ослаб. Осколочек силу почувствовал и вышел. Я сразу — к председателю: бери меня снова в пастухи. И вот уже двадцать лет бегаю — и ничего. Осколочек мирно себя ведет. Но иногда, особенно к большой непогоде, напоминает о себе. Но я, брат, так думаю, что это, с одной стороны, и неплохо.
— Как это… неплохо? — не понял Колька.
— Живешь хорошо. Сыт, обут, одет. Дням счет теряешь и начинаешь, брат ты мой, от такого достатка лениться. А он тут раз — и напомнит, что жизнь не так уж длинна и надо успеть сделать все, что положено. Он меня как бы подгоняет… Вот ты мог бы учиться лучше?
— Не знаю, — пожал плечами Колька, — я и так неплохо учусь.
— А если честно, мог бы еще лучше?
— Да мог, конечно.
— А почему не стараешься?
— Не знаю.
— Лень, брат, заедает.
— Да ведь и погулять охота, — возразил Колька.
— Вот мы с тобой в поле, под кустом сидим. Скотина мирно бродит. Разве мы не гуляем на природе?
— Мы работаем, — солидно ответил Колька.
— Вот, брат, самая большая ошибка человека в том, что он все время говорит себе: работаю, работаю. А я вот без дела не могу, но постоянно от чего-то отдыхаю. Колю дрова — от вязанья корзин отдыхаю, вяжу корзины — от дров отдыхаю, читаю — от коров отдыхаю, бегаю за коровами — от чтения отдыхаю. Вот так-то, брат! — видя, как удивленно вытянулось Колькино лицо, пастух рассмеялся.
Дядя Аким умел многое. Заболеет кто из доярок — он берет подойник, садится под корову. Порвется сбруя у лошадей — он за шорника работает. И все у него в руках спорилось.
Дни стояли жаркие, душные. Колька загорел до черноты, и мать, собирая вечером на стол, шутливо говорила отцу:
— И откуда у нас цыган взялся?
— У меня в шестом колене, говорят, был Колька-цыган, — заговорщицки подмигивая сыну, отвечал Василий Петрович.
В полдень воздух нагревался настолько, что, казалось, вокруг стоял тихий нудный звон. Трава в поле зажелтела. В лесу было душно от смоляного запаха. Колька и дядя Аким скрывались от жары в шалаше, сооруженном под раскидистой березой. Рядом журчал родничок, и от него заметно тянуло прохладой.
Прогнозы не обещали никаких перемен, но дядя Аким, всматриваясь в серовато-голубое от зноя небо, обнадеживающе говорил:
— Выдыхается жара. Знаешь, как иногда с человеком бывает. Жмет во все лопатки, а сам чувствует: еще две минуты — и упадет без силы.
Дядя Аким не ошибся. После полудня стадо заволновалось. Коровы, тревожно мыча, выбегали в поле на самый солнцепек. Даже Полкан, обычно спокойно дремавший под кустом у родника, не находил себе места — то подбегал к шалашу, то к стаду, обеспокоенно посматривал на пастуха.
На горизонте возникла маленькая тучка. Она быстро росла, наливалась тяжелой синью. Стадо сбилось в тесную кучу.
Наступила тишина. Ее прорезало пронзительное блеянье козы.
— Никак придавили? — дядя Аким кинулся в самую гущу стада и на руках вынес белую козочку. Ее задняя нога беспомощно висела.
— Отступили, — тревожно сказал пастух Кольке. — Подгони стадо к перелеску. Они сами от непогоды укроются. А я в деревню побегу. Пусть ветеринар посмотрит.
— Плащ возьми, дядя Аким.
Колька вытащил из шалаша прорезиненную накидку с капюшоном.
— Плащ тебе больше моего пригодится. Да я успею до дождя-то, я ходкий, — успокоил Кольку пастух. — Я бы сам ее поврачевал, да грязь в ранку попала. Да и темно в шалаше-то. Так-то, брат. Я мигом обернусь! — дядя Аким перехватил козочку поудобнее и побежал к деревне.
Колька посмотрел в поле. Туча уже закрыла полнеба. Иногда ее рассекали желтоватые молнии, но грома еще не было слышно.
Коровы не мычали. Они тупо смотрели перед собой.
— А ну, пошли! — Колька громко хлопнул кнутом.
Полкан с лаем кинулся на стадо.
Стадо нехотя передвинулось в глубину перелеска и снова замерло. Даже бык Орион и тот стоял с краю и тревожно прядал ушами, словно к чему-то прислушивался.
Со стороны тучи потянуло холодом. Колька посмотрел вдаль — дядя Аким был уже неподалеку от околицы.
— Успел, — обрадовался Колька.
Издалека докатились глухие раскаты грома. Набежал ветерок. Тревожно заблеяли овцы.
— Ну-ну, отвыкли от дождя-то! — прикрикнул на них Колька.
Полкан потерся о его ногу и вопросительно взглянул в глаза.
— Кругом, — сказал ему Колька.
Полкан послушно побежал вокруг стада, подгоняя отбившихся овец.
Внезапно потемнело. Первые мелкие капли дождя, не долетая до разогретой земли, испарялись. И это было странно: шел мелкий, но все же дождь, а земля под ногами оставалась сухой.
Колька залез в шалаш.
Ослепительно сверкнула молния, через несколько секунд прогрохотал гром. И дождь хлынул сплошным потоком.
«Милка!.. Где Милка?» — вспомнил Колька про блудливую корову.
Он выскочил из шалаша, накидка путалась под ногами. Колька сбросил ее на землю. Лай Полкана доносился из глубины леса. Колька посмотрел в сторону сосняка. Тот помрачнел, казалось, сосны сдвинулись в ожидании грозы. Лес был угрюмым и неприветливым.
— Гони, гони ее сюда! — крикнул Колька Полкану, холодея от одной лишь мысли, что ему придется оказаться среди глухо гудящих сосен, в темноте.
Милка вылетела в прогал. Колька обрадованно хлопнул кнутом, подгоняя к стаду. Полкан приветливо махнул хвостом, словно хотел сказать: «Правильно ты ее пуганул!», и побежал на другой конец стада.
Колька подогнал Милку к самому шалашу, подобрал накидку и пригрозил корове кнутом:
— Смотри у меня, не балуй!
