— Нет. Всё дела, заботы. Времени совсем нет.
— У тебя семья?
Она долго не задавала этого вопроса. Но хотела задать, и это желание ей мешало. Уж лучше спросить, чем держать в себе невысказанный вопрос, который тебя беспокоит. Теперь спросила и ждёт.
— У меня была жена. Она утонула три года назад. Нелепая случайность.
Они идут по своему городу. Потом долго стоят на мосту. Он поднимает камешек, размахивается сильно, кидает камень в воду. Дрожат на реке отражения вечерних огней.
— А кто твой муж, Люба?
— Мы разошлись с мужем.
Ничего не надо объяснить подробно, ничего и нельзя объяснить.
По мосту едет мальчик на велосипеде, на раме сидит девочка. Спицы сверкают в свете фонарей, шелестят шины по асфальту, доверчиво свисают ноги девочки в белых гольфах.
— Всё детство я мечтал о велосипеде, — говорит он. — Даже во сне видел, как я сажусь на велосипед, седло кожаное, прохладное, коричневое, а сам велосипед чёрный, и на нём золотые буквы. Я во сне здорово ездил… Так мне и не купили велосипеда.
— И мне. Знаешь, мама пообещала: куплю. Но это было в то лето, когда началась война.
— Помнишь старика Курятникова?
— Помню. Он умер. А сын у него погиб. Пока сын не погиб, старик держался, а когда сына убили, и старик скоро умер… Помнишь Валю Каинову?
— Помню, но плоховато. Чёрненькая?
— Что ты, Славка! Беленькая. Красивая была девочка, самая красивая в нашем дворе.
— Самая красивая в нашем дворе была не Валя, это ты брось.
Они вышли на Ленинский проспект; летят машины, реки машин.
— А Лёву Соловьёва убили в последние дни войны. Я нашёл в Чехословакии его могилу. Долго не мог поверить своим глазам: могила нашего Лёвы Соловьёва… Ты помнишь его?
— Конечно, Лёва Соловьёв, сын комбрига, лучший мальчик нашего двора.
— Лучший, правда. Люба, как ты думаешь, правду говорят, что на войне погибают как раз лучшие?
Она тоже много раз думала об этом, часто слышала такие слова — погибают лучшие. Почему так считают люди? Наверное, потому что высокие душой не прячутся, не уклоняются от тяжёлого, опасного. Не дрожат над собой. Скорее погибнут, чем струсят. Лучшие погибают — нет, так говорить всё равно нельзя. Те, кто погиб, совсем не хотел погибать, и не погибать они шли, а бороться со злой силой. И те, кто остался жить, не хотел погибать, а так же, как и те, хотел жить. Потому что был молод и любил жизнь. Но ни те, ни другие не отсиживались по тёплым углам, не прятались от опасности.
— Нет, Славка, я считаю по-другому. Ты мальчишкой ушёл на фронт, и тебя могли убить. Ты же не спасал себя. Убили других наших мальчишек, а могли тебя.
Они идут молча.
— Люба, а Юйту Соина помнишь?
— Разве его забудешь? «Не водись с Юйтой!», «Не смей подходить к Соину!»
— Юйта погиб под Курском. И брат его Миха. Помнишь Миху?
— Я всех помню. Славка. Наш двор для меня — очень много. Я до сих пор иногда ловлю себя на том, что думаю о каком-нибудь человеке: «А в нашем дворе ты пришёлся бы не ко двору». Или наоборот: «Тебя мы бы приняли в свою компанию». Смешно?
— Нет, не смешно. Нисколько, Люба. Может быть, у всех должно быть святое, нерастраченное. Наш двор.
Люба молчит, думает. Нет, не случайны случайные встречи. Она встретила Славку. Через столько лет, а всё равно встретила. Может быть, приходит такое время в жизни, когда к человеку возвращается то, что он считал ушедшим? Время вернуться к главному. Дядя Тимофей нашёл её, это было очень важно. Дядя Тимофей сказал перед отъездом: «Я знал, что рано или поздно мы увидимся. Почему знал? Наверное, очень хотел увидеть — вот и верил».
— Славка! Даже не верится, что это ты. Я сегодня, когда увидела тебя, подумала: не может быть! Славка! А теперь думаю — так и должно было случиться. Люди, не растратившие главного, притягиваются друг к другу. Я путано говорю?
— Ничего не путано. Очень понятно. Я сам об этом думаю. Смотри, мы даже когда молчим, думаем об одном и том же… Люба, в моей школе тысяча пятьсот учеников. Мелькала новенькая девочка, очень похожая на тебя. Как я не догадался? А вот не догадался ты — для меня Люба из нашего двора, я тебя такой и помнил.
— А ты для меня Славка из нашего двора. Как живёт твоя сестра. Нюра?
— У Нюры муж директор комиссионного магазина, он не из нашего двора. И трое детей.
— У Нюры трое детей! С ума сойти!.. А что удивительного? Нюрка, девочка, частушки пела про милёнка. А прошла целая жизнь.
— Не вся жизнь прошла. Не вся, это ты брось.
Они опять оказались на мосту. И он снова кидает камень в воду, размахнувшись совсем по-мальчишески. Дрожат в реке отражения огней.
В тот день, когда Тимка отлупил Шмырина, Тимке показалось, что он навсегда стал другим человеком. Таким человеком, который ничего на свете не боится, ни перед кем не робеет и ничего не постесняется сказать кому угодно. Так он думал о себе. Но он ошибался.
Сегодня в Доме художественного воспитания детей его остановили те самые девочки из балетного кружка. Тоненькие, длинноногие и длиннорукие, они встали перед ним в вестибюле, недалеко от вешалки.
— Таня, смотри. Это тот самый мальчик. Ты узнаешь его?
— Да, я узнаю его. Как же можно не узнать такого знаменитого человека, лауреата конкурса? Ну, не международного, ну, не всесоюзного. Конкурса Дома художественного воспитания детей! А всё равно лауреат! Здравствуйте, маэстро!
— Здрасте, — буркнул Тимка и сразу почувствовал себя дураком. Хотя глупости говорили они, а не он. Почему же?
— Видишь, Таня? Любезно здоровается. Вежливый, воспитанный мальчик. Не зазнался. Другой бы на его месте нос бы задрал, а он нет, он простой и скромный.
Тимка молчал. Он смотрел на них исподлобья. В голове у него складывался блестящий ответ. «Эх, вы, — сказал бы им Тимка. — Ведёте себя нахально. Что это за манера цеплять каждый раз человека, который вас не трогает, идёт себе мимо, не делает вам ничего плохого. А ещё балерины. Балерины должны быть как феи или русалки, а вы обыкновенные приставучие девчонки».
Если бы Тимка сказал это, они сразу бы отстали. Но он не произнёс ни слова. Он молчал, и девчонки продолжали потешаться.
— Видишь, Таня, он молчит. Не хочет ничего сказать нам, простым девочкам. Другой лауреат произнёс бы целую речь. А этот помалкивает, умница, молодец…
— Как солёный огурец, — вдруг добавила Таня пискляво.
Почему у девчонок бывают такие противные голоса? Особенно когда они дразнят человека.
Они шли и смеялись. Тимка хотел уговорить себя, что они смеются не обязательно над ним. Но он знал, что скорее всего именно над ним они смеются. И знал: «Я не сделал вам ничего плохого» — это не аргумент. Чаще всего пристают как раз к тем, кто не сделал и не может сделать ничего плохого. К Шмырину небось не цепляются.
Тимка был зол на себя. Опять он оказался несмелым, робким и застенчивым. Значит, он переменился тогда не навсегда, а только на время.
Девчонки ушли далеко, но смех всё ещё был слышен. И опять Тимка сказал про себя: «Вы, наверное, думаете что вы неотразимые красавицы? И вам всё можно? Ничего неотразимого в вас нет». Вот что сказал бы он им, если бы мог открыть рот. Но только теперь он прошептал всё это сам себе.
Тимка хмуро шагал к остановке. Значит, нельзя за одну драку стать смелым? Нельзя в один день стать другим? Значит, надо каждый раз преодолевать в себе нерешительность и страх? И смелый каждый раз должен снова доказывать свою смелость? Другим и себе? Вызывать её в себе каждый раз заново?
Это очень-очень трудно. Но Тимка понял в этот день, что иначе нельзя.
Автобуса долго не было, и Тимке казалось, что это из-за того, что он такой недотёпа. К удачливым, смелым, сильным и автобусы, наверное, приходят без опозданий.
От нечего делать Тимка смотрел по сторонам. Вот прошёл маленький мальчик с большим серым псом. «Дог», — подумал Тимка. Если такой огромный дог захочет, он потащит этого мальчишку за собой в любом направлении. Разве такой маленький мальчишка справится с такой сильной собакой? Но дог послушно идёт рядом, покачивает длинным хвостом, похожим на змею. Мальчик, заметив, что Тимка смотрит, говорит властно:
— Рядом, Рэм! Рядом!
И огромный дог идёт рядом.
Дело не в силе, а в умении приказать так, чтобы тебя послушались? Тимка не знает. Дог величаво шагает, ни на кого не глядит. «Гордый. Потому что красивый».
И вдруг Тимка перестал видеть дога, мальчика, улицу. Он ничего больше не видел. Он увидел Катю.
Катя стояла на другой стороне улицы. Сначала Тимка нисколько не удивился, только обрадовался. Что же удивляться? Он часто встречает Катю совсем случайно. Наверное, потому, что ему всегда хочется её увидеть, и эти мысли передаются Кате. Вот она и приходит туда, где в это время Тимка. Он где то читал, что человек, сам не замечая, может поддаваться внушению того, кто испытывает сильное чувство. А Тимка испытывает к Кате, конечно же, сильное чувство.
