— Смотри-ка, отец — слышит Витя ее голос. — Не ты вчера газету обронил? Открываю дверь, а она прямо к ногам вывалилась.
Витя сделал вид, будто он только что проснулся, быстро вскочил с постели и подбежал к столу.
— Что такое? Что это, мама?
— А наш пострел и здесь поспел, — пошутил отец. Он взял в руки газету истал рассматривать. Это был старый, еще довоенный номер областной газеты «Красный Крым». Передовая призывала к новым успехам в социалистическом соревновании. В статье на второй странице критиковали жилищный отдел горсовета за недостатки в ремонте квартир. Все было просто, буднично. Но от всего этого веяло нашей, советской жизнью. Михаил Иванович с интересом продолжал разглядывать газету. Лицо его все больше светлело. Он перевернул четвертую страницу и удивленно, поднял брови.
— А что, Виктория, ведь это нам с тобой привет прислали. Сегодня какой день-то? Помнишь ли?
— Двадцать третье февраля сегодня, — выпалил Витя. — День Красной Армии.
— А ну, глядите, — протянул газету отец. На верхнем поле, над текстом стояли отпечатанные жирным шрифтом слова: «Да здравствует Красная Армия!»
Отец совсем повеселел. Складки на лице его разгладились. Он передал матери газету и провел рукой по голове, словно приглаживая волосы, — привык к этому движению еще с той поры, когда носил пышную шевелюру. Теперь шевелюры не было, а привычка осталась.
— Славно отпечатано, — сказал Михаил Иванович. — Будто в типографии. Да и краска-то вроде газетная.
Он взял газету, наклонившись, понюхал краску.
— Газета старая, а краска совсем свежая.
Отец сунул газету в карман, захватил узелок с завтраком и ушел на работу.
Витя, улыбаясь, смотрел в окно вслед отцу. Он-то знал, кто подложил в дверь газету! Славкина тетка тоже получила такой сюрприз. Вчера они целый день собирали старые газеты. Славка обегал всех своих знакомых и достал пять номеров «Правды» и два «Красного Крыма». Три газеты принес Шурик Воробьев и две — Юра Алехин. Очень, выручил Володя. У него на чердаке было спрятано пятнадцать номеров «Пионерской правды». Володя сначала не хотел отдавать. Но когда Витя рассказал под строжайшим секретом, что они придумали, Володя сразу согласился. Достали еще два номера фашистской газеты «Голос Крыма». Витя сказал, что это — газеты «особого назначения».
Они поставили штамп на всех газетах и в тот же вечер разнесли по квартирам. Уже темнело, когда Витя подошел к дому, в котором жил городской голова. У подъезда стоял часовой. Он остановил Витю.
— Куда? Тут нельзя.
Витя объяснил, что принес газеты, и показал заголовок «Голос Крыма». Полицай кивнул головой. Витя взбежал на крыльцо, дрожащей рукой свернул газету и стал засовывать в ящик. Она вошла только наполовину. Витя вынул газету, расправил и вновь стал засовывать в щель. Наконец, газета упала на дно ящика. Витя оглянулся на полицейского, свернул еще одну газету и бросил туда же. «Пусть читает», — с усмешкой подумал он и, соскочив с крыльца, степенно отправился домой.
О существовании тайного склада на Карантине в башне старой крепости знали только Витя и Славка. В искусно замаскированной нише хранились и Витин карабин, и пачка начищенных до блеска патронов, и советские листовки, которые ребята собирали за городом. Накануне Славка нашел в старом обвалившемся окопе заржавленный парабеллум. Обернув, в тряпку, он запрятал его в нишу на самое дно.
Славка старательно замаскировал склад, однако весь вечер его терзало опасение: не открыл бы кто хранилища. Он вскочил ни свет ни заря и отправился проверять, на месте ли драгоценная находка. Солнце только что поднялось над морем, косые бледные лучи выбывали из предутренних сумерек отдельные детали: горные вершины вдали, крышу высокого дома, верхушку крепостной башни. Над морем курился туман. Пробежав двор, заросший бурьяном, Славка юркнул в пролом крепостной стены, кинулся в угол, где вчера спрятал оружие, и обомлел: на ворохе сухой листвы, которую ребята натаскали сюда еще осенью, лежал человек. Он приподнялся и выжидающим, подозрительным взглядом смотрел на Славку. Под сильно потрепанной курткой Славка заметил тельняшку. «Моряк! — подумал он. — Свой!»
— Ты кто? — спросил незнакомец.
— Славка… Я тут живу, рядом. А сюда мы… — он запнулся, — играть бегаем.
— С кем живешь? — поинтересовался моряк.
— С теткой. Маму фашисты убили. А отец без вести пропал, — доверительно сообщил Славка.
— Принеси попить, — попросил моряк. — Постой, постой! Немцев поблизости нету?
— Нету. Они сюда редко ходят. Вот только полицай напротив живет.
— Укрыться бы где-нибудь, — устало произнес матрос. — Найдут — повесят, дьяволы.
— Вы, дяденька из лагеря? — осмелев, спросил Славка.
— Оттуда. Вчера бежал. День, видно, здесь пересижу, а ночь буду к своим пробираться, — он махнул рукой в сторону гор. — Ты гляди не проболтайся, не то шлепнут меня в два счета.
Славка дважды бегал в дом, таская ковшом воду. Моряк пил и пил, жадно припадая к ковшу обветренными губами. «Замаялся», — пожалел его Славка.
Он помог продрогшему моряку пробраться в теткин сарай. Тайком принес отцовское пальто. Улучив минуту, когда тетки не было дома, притащил миску горячей похлебки и кусок мамалыги.
Сомнения мучили Славку: сказать или не сказать Вите о чрезвычайном происшествии? Витька наверняка с подпольщиками встречается, только не признается. Но Славка не дурак все понимает — и откуда у него листовки и за какими продуктами он в Старый Крым ходил! Может, сведет матроса с подпольщиками — пусть проводят к партизанам…
Наконец Славка решился и побежал за Витей.
Витя уже разбирался в конспирации настолько, чтобы понимать, как осмотрительно, надо браться за такие дела. Как умел, осторожно расспросил матроса: откуда он, как попал в лагерь.
Моряк, совсем еще молодой парень, охотно рассказал свою биографию. Рассказал, что зовут его Петром Донченко, что с первых дней он воевал в Севастополе.
— Бронебойщик я, — говорил он, мягко растягивая слова, — глаз у меня, хлопцы, хороший и рука твердая. Нипочем бы фашисту не взять, — ранило, без памяти валялся. Опомнился, да поздно, уже в лагере. Думал, не выдюжу…
Пошептавшись со Славкой, Витя убедил Петра перебыть ночь в сарае и побежал к Любе Самариной. Приходить к Нине Михайловне после случая с Артемом ему было категорически запрещено.
Люба долго расспрашивала Витю о моряке.
— Наш он, — уверял Витя, — матрос. В Севастополе сражался. Бежал из лагеря.
— Документы какие-нибудь есть?
Витя рассердился.
— Какие документы, когда раненого схватили!
— А если провокатор?
— Да нет же, Люба, — убеждал Витя. — Разве честного человека не видно? — и покраснел, вспомнив свою ошибку — человека с черными усиками. Как это было давно! И как он был тогда глуп, доверчив! Ведь наверняка тот был шпион…
— Хорошо, — согласилась в конце концов Люба. — Я скажу Нине Михайловне. Проверим.
На другой день она велела привести матроса.
— Я буду ждать у старой армянской церкви, — сказала она. — Сам не подходи. Пусть оденется понаряднее, — и она подала Вите сверток с одеждой.
Донченко чисто выбрился, принарядился, и Витя проводил его до развалин табачной фабрики. Он видел, как моряк подошел к Любе и взял ее под руку.
— Если задержат, — шептала Петру Люба, — говори, что работаешь шофером в Старом Крыму. Приехал повидаться с невестой.
Разговаривая, они пошли на окраину города, к кирпичному заводу. У разбитого домика остановились.
— Спустись в тот овраг, — показала глазами Люба. — Увидишь наших. Проводник — Саша. Он заметный. В ватнике и рубахе-косоворотке. Ворот расстегнут, на рукаве повязка полицая. Не пугайся. Скажешь: «Скоро свадьба?» Он ответит: «В среду на той неделе». Как стемнеет, Саша поведет всех в лес, к партизанам. Давай простимся.
Люба поднялась на цыпочки и, обхватив моряка руками за шею, неловка поцеловала в щеку:
— Передай привет нашим.
Матрос ушел. А Люба тихонько пошла домой. Сегодня она простилась с девятым своим «женихом».
Приближалась весна. Всё ласковее пригревало солнце. По вечерам острокрылые стрижи стаями носились над городом. Мягкий ветер нес из садов пряные запахи набухающих почек. Цвели подснежники.
На Лермонтовской в эту весну разыгрались трагические события.
В один из апрельских дней в квартиру Листовничей резко постучали. Приподняв краешек занавески, Маруся Залепенко посмотрела в окно. Во дворе стояли жандарм и два полицейских.
Маруся вопросительно взглянула на Нину Михайловну. Как быть? Можно попытаться уйти из дому через окно на улицу. Но это очень опасно… Решили открыть. Оказалось — обычная проверка домовой книги.
