Тогда Туся вдруг повернулась ко мне и, смотря мне прямо в глаза, спросила: — Вы что — куда-то собираетесь? Итак она это спросила: — Кто? Что? Куда? — совсем растерялся я.
— Эх, ты!.. Конспиратор! А я думала, что ты… меня… — Она вдруг покраснела, резко поднялась и выбежала из класса. Кровь ударила мне в голову. Что она хотела сказать? «… Ты… меня…» О чём это она? Сладостное смущение охватило меня. Несколько секунд я не мог сдвинуться с места. Я почувствовал себя предателем.
Но что я мог сделать?.. Сурен же сказал: «Чтобы никто не видел, особенно девочки…» Разве я виноват?
На спортплощадке под одним из баскетбольных щитов стояли Сурен, Игорь Дмитруха, Лёня Монькин, Спасокукоцкий и Кукуевицкий.
— Где ты застрял? Вот ещё? Ждать его нужно! — буркнул Монькин.
— Ну, хорошо, идём! — сказал Сурен и решительно рванул вперед. Мы вышли со школьного двора и направились в сторону Печерского моста.
— А куда мы идём? — спросил Монькин.
— Ага! — сказал Спасокукоцкий.
— Да-да! — подхватил Кукуевицкий. Сурен не ответил.
— Много будете знать — скоро состаритесь! — сказал Игорь Дмитруха, но видно было, что и он не знает, куда мы идём. Сурен, загадочно улыбаясь, молчал. Конечно, если бы это был не Сурен, который завтра возвращается в Армению, никто бы, наверно, так не шел, наугад, вслепую, не зная куда, послушно как отара овец. Но это был Сурен.
И мы шли, ничего больше не спрашивая, только изредка переглядывались и пожимая плечами.
— У меня талоны, везу всех! — поднял руку Сурен и, не дав нам опомниться, пробил талоны. И тут Монькин вдруг зашипел: — Ой! Смотрите, смотрите!
Мы посмотрели — на передней площадке, у дверей вагоновожатого, Стояла Туся Мороз. Зайдя в трамвай в средние двери, мы даже не заметили, что она вошла в передние двери.
— Это вот этот, вот этот… — Монькин показал глазами на меня, видимо, не отваживаясь назвать Мухой, но и не желая называть меня Степаняном, — «хвоста» за собой привёл! Даму сердца! Точно!
Я почувствовал, что покраснел.
— Спокуха! — цыкнул на него Игорь (видно было, что лёнькина болтовня его раздражает).
Сурен, Спасокукоцкий и Кукуевицкий промолчали.
«Неужели она шла за нами следом: — с волнением думал я. — Как я не заметил её — Почему она шла: Зачем?».
Когда трамвай остановился у станции метро «Арсенальная», Сурен сказал: — Выходим!
И мы высыпались из трамвая. Высыпались и остановились все, как по команде, обернулись в сторону передних дверей. Туся вышла из трамвая и тоже остановилась.
Она стояла, двумя руками держа перед собой портфель. И растерянно улыбалась нам. Мне было так жаль её, что даже в горле щипало.
Сурен бросил на меня молниеносный взгляд и сразу решительно подошел к Тусе.
— Туся-джан! Айда с нами!
— А… а куда? — тихо спросила она и зарделась.
— Вах-вах! — поднял вверх руки Сурен. — Какие все нетерпеливые! Все хотят сразу узнать куда! Подожди немного и будешь знать. Хорошо!..
Когда мы зашли в метро, Сурен остановился, вынул из кармана несколько пятаков и первый вручил Тусе: — На! — Ой! Что ты! Не нужно. У меня есть.
— Слушай! Кто вас ведет? Я веду! Без разговоров мне! — категорично сказал он. И Туся вынуждена была взять пятак. И мы все тоже взяли. Видно, он всё продумал заранее. Он был артистом. Он снимался в кино, зарабатывал деньги. Ему хотелось, как это говорят, быть широкой натурой. «А-а! — вдруг догадался я. — Он ведет нас на киностудию». Мы спускались длинным эскалатором. Туся стояла передо мной, ниже на одну ступеньку.
Я смотрел на её тоненькую шейку с двумя смешными вьющимися завитушками (прическа у неё была короткая, почти мальчишеская) и страшно боялся, чтобы кто-нибудь из мальчишек что-нибудь ей не сказал. Но никто ничего не сказал.
В таинственном торжественном молчании мы съехали вниз и сели в поезд.
Раз наш Сурен решил молчать, молчали и мы. Ну, что же, он завтра уезжает, ему так хочется, нужно подождать.
Но зачем он делает из этого секрет? Ну, сказал бы сразу — хочет повезти нас на киностудию, показать… Разве было бы менее интересно?..
— Внимание! — поднял руку Сурен. — Приготовьтесь! На Крещатике выходим!
— Как?! А ты не ошибаешься? — удивленно спросил Игорь Дмитруха. — Разве нам не до «Большевика»: Киностудия же по-моему… «О! Значит, Дмитруха тоже догадался…»
— Нет! — отрубил Сурен. — На киностудию завтра. А сейчас — на Оболонь.
— Тю-у! — разочарованно протянул Монькин. Сурен, словно и не слышал этого.
Дмитруха пожал плечами. Мы переглянулись и тоже пожали плечами.
Мы вышли на Крещатике, прошли через переход, спустились по экскалатору, и снова сели в поезд. Почтовая площадь. Красная площадь. Тараса Шевченко. Петровка.
Проспект Корнейчука. Оболонь…
Какое всё-таки чудо это киевское метро!.. Я уже не говорю о красоте подземных дворцов-станций, о чудесных лестницах-эскалаторах… Быстрота! Главное — быстрота!
Каких-нибудь десять-пятнадцать минут — из Печерска мы уже на Оболони, за десятки километров.
Когда-то какому-нибудь козаку Ивану Пушкаренко или Лукьяну Хардизу даже на самом лучшем коне этим путём скакать часа полтора, а то и два, а нв волах тащиться — то и все четыре. А мы на метро — за десять минут. Сказка! Вышли мы из метро. И сразу головы позадирали.
Прямо у входа стремиться в небо высоченный двадцатипятиэтажный удивительный дом — круглый, словно башня, сверху донизу весь небольшими круглыми балкончиками облепленный. Отдельно окон, как в других домах, просто нет, одни только балкончики с дверьми стеклянными. Ин-тересн-ный дом!
Не только я, а и никто из наших на Облони, кажется, еще не был. Потому что все как один зачаровано позадирали головы на этот дом.
Рядом с этим домом здоровенный универсам, похожий на причудливый корабль с несколькими палубами. И эту схожесть еще больше подчеркивал огромный возле него фонтан с нагроможденными друг на друга глыбами гранита. А за фонтаном — клумбы, клумбы. клумб — десятка два засаженных всеми, кажется, что есть в природе, цветами клумб.
За круглым домом, далеко на горизонте, слева на солнце играют золотые купола Софии, справа протыкает небо телевизионная вышка. Это там старый Киев спрятался.
А напротив, через дорогу, словно начинается новый город, выплывая из-за Днепра тремя белыми небоскребами, словно великанскими парусами.
— Ну, вот что, мальчики, — Сурен на миг запнулся, глянув на Тусю и добавил: — И девочка!.. Можете меня ругать. Можете меня бить. Можете меня проклинать. Но я веду вас на стройку, где работают мои родители… Мы переглянулись.
Я взглянул на Монькина. У него уже крутилось на языке «тю», но он не отважился его произнести.
— Ой! Это же очень интересно! Я еще никогда не была стройке близко… — сказала Туся и покраснела.
— И я! — сказал я и почувствовал, что тоже краснею.
— Правильно! — как-то не очень уверенно кивнул Дмитруха. Спасокукоцкий и Кукуевицкий еще раз переглянулись и кивнули молча.
Всех нас охватило чувство той неловкости, когда и правду говорить не хочется, и врать трудно.
— Понимаете, — Сурен опустил глаза и начал колупать носком ботинка землю. — Понимаете, мы завтра уже уезжаем. А бригады родителей давно просили, чтобы я пришел. А… то съёмки были, то школа, то вообще… — Он вдруг в отчаянии поднял руку вверх. — Вах!.. Они хотят, — говорит папа, — чтобы я… чтобы я им рассказал о своём творчестве… Представляете? Что я — Джигарханян, что ли? Они меня Джигарханяном называют. Ну, как я пойду? Как? — он плаксиво скривился. И хотя это выглядело у него очень смешно, никто из нас даже не улыбнулся.
Мы сразу все поняли его. Мы поняли, что он просто стесняется идти к незнакомым взрослым людям один на смотрины в качестве «кинозвезды» и поэтому пригласил нас. Что, несмотря на всю свою, казалось бы, живость и фатовость, он стеснительный, как все нормальные порядочные люди.
— А больше откладывать уже некуда, сегодня последний день… Но я сказал папе, что я один не пойду. Только с друзьями. «Только не приводи весь класс, — предупредил папа. — Это всё-таки строительство. Техника безопасности требует, чтобы вообще…» Поэтому я и… особенно девочек… Техника безопасности. — Он виновато посмотрел на Туся, потом обвел взглядом нас всех: — вы меня презираете, так?
— Да ты что! — преодолев наконец оцепенение, воскликнул Игорь Дмитруха.
— Давай веди нас быстрее! Что мы стоим? — закричал я, размахивая руками. — Давай! Чего ты? Ну! Давай.
Может, я суетился больше, чем нужно, но мне хотелось немедленно что-нибудь сделать для него, поддержать его… Я был так благодарен ему, да ты что он меня пригласил. И еще потом пригласил Тусю. — Идем! — решительно сказал Игорь. И мы пошли.
Сурен почти вприпрыжку бежал впереди, всё время оглядываясь и улыбаясь нам.
За универсамом располагался большой, поросший травой и исчерченный стёжками пустырь. А за ним начинался широченный проспект с красавцами домами по обеим сторонам.
