Ознакомительная версия.
— И то правда, пора мне, — нисколько не обиделся пастух Павел, натянул свою кепку прямо на глаза, взял посох и пошёл.
— Спасибо тебе, Павлуша! — крикнула вдогонку мать Кирюши.
Тот махнул в ответ рукой, не оборачиваясь, мол, не за что.
Сиротка после укуса змеи долго болела. Но вовремя принятые меры и уколы ветеринара сделали своё дело — коровка медленно, но верно, побеждала болезнь. Первые две недели молоко доилось с кровью. Но постепенно отек вымени спал, Сиротка повеселела, стала есть принесенную Кирюшкой свежую траву и ботву от капусты. Вскоре она полностью поправилась и снова стала ходить в поле вместе со всеми коровами.
Но последствия от укуса остались. Сиротка давала молока намного меньше, чем раньше. Первое время мать Кирюшки не обращала на это внимания, но потом это стало заметно всем. Вместо двух бидонов на сдачу Кирюшка с матерью стали носить один.
Бабёнки судачили около сдаточного пункта:
— Не будет, Мария, больше такого молока. Решай свою Сиротку, заведи другую корову, — советовали они матери.
Но та отмахивалась:
— Свою Сиротку не променяю ни на какую другую.
Но вскоре Сиротка почти совсем перестала давать молоко. Мать Кирюшки не на шутку встревожилась: вымя совсем опустело, молока не больше двух-трёх литров надаивала. Что делать? Сиротка виновато глядела своими грустными глазами на всех: мол, я стараюсь, но не получается. Тут вмешалась в дело бабушка Таня, мать Марии. Она приехала погостить к дочери из соседней станции, где жила в собственном доме вместе с дедом Сашей.
Бабушка осмотрела Сиротку и решила, что укус тут ни при чём.
— Сглазили корову, — коротко сказала бабушка. — Пошли-ка ты Кирюшку с Василием за речной водой, пусть принесут бидончик. А я пошепчу что надо, глядишь, и поможет, — посоветовала она Марии.
Та ответила:
— Да Василий и сам сходит, чего ребёнка гонять?
— Нет, доченька, воду должен забрать мальчик, да ещё и с середины реки, где большое течение или протока. Детская рука лечит сглаз. Так-то вот, доченька.
Мать не стала спорить.
Вскоре Кирюшка с отцом уже были на реке. Отец выбрал протоку с большим течением, забросил туда бидон с привязанной верёвкой и крикнул Кирюшке:
— Тяни!
Кирюшка, быстро перебирая руками, вытянул почти полный бидон воды.
— Ну, пошли. Может, теща действительно чем поможет, — хмуро сказал отец, и они зашагали к дому.
И действительно баба Таня сняла наговор с коровы. Сиротка стала, как и прежде, доиться по ведру. Вот было радости у всей Кирюшкиной семьи! Но больше всех радовалась бабушка Таня:
— Давно не снимала и не заговаривала порчу, думала, забыла, — говорила она, крестясь на икону.
А Сиротка верой и правдой служила своим хозяевам много-много лет и стала гордостью и достопримечательностью маленького полустанка, затерявшегося среди лесов и болот России.
Перед самым Новым годом Кирюшка стал просить отца:
— Папа, давай ёлку ставить! Уже пора! У Витьки Рыжего поставили, у Пуши тоже. А мы-то когда? Опоздаем! Придёт Дед Мороз, а у нас и ёлки нет. Где он подарки оставит?
Кирюшка дёргал за рукав отца, занятого по хозяйству, канюча:
— Дава-а-ай, а-а-а…
— Рано ещё, Кирюша. Ёлка в тепле осыплется, пока Новый год наступит. Будет стоять как веник, без иголок. Тогда точно Дед Мороз мимо пройдёт, не узнает, и подарки твои ту-ту…
Отец показал рукой, как они пролетят мимо, как редкие поезда, которые проносились под окнами их домика, стоящего на маленьком полустанке в ста метрах от железной дороги.
— Ладно, — соглашался Кирюшка, — подождём. Только скажи, когда поставим — завтра или ещё через ночь.
— Ещё через ночь, послезавтра, — объяснил, улыбаясь, отец. — Достанем топорик и пойдем ёлку выбирать в лес, на Мощенник. Летом я там пару таких красавиц заприметил, растут рядком, бочок к бочку, друг другу мешают. Вот одну из них и срубим.
— А чего мешают? — не понял Кирюшка.
— А то, что когда два дерева близко друг к дружке растут, мешать начинают: солнца им не хватает и света. Тесно им, понял?
— А чего тесно? — никак не мог сообразить Кирюшка. — Вон небо какое высокое, расти и расти, — и он показал руками вверх.
— Небо-то высокое, а им надо расти не только в вышину, но и вширь.
— А зачем?
— Чтобы красивыми быть. Ты видел дядю Гошу? Видел, какой он высокий и худой, что его все оглоблей зовут? Это от того, сынок, что он жил в маленьком домике, на хуторе бабушки Марфы. Помнишь, мы к ней за мёдом летом ходили?
Кирюшка напрягся, и в его памяти всплыл маленький, совсем как игрушечный, домик из тонких брёвнышек, с совсем малюсенькими оконцами, где жила бабушка Марфа.
— А как же он туда, в домик, заходит? — удивился Кирюшка. — Дядя Гоша такой высо-о-окий! Ребята его кличут: «Дяденька, достань воробышка».
— В том-то и дело, что высокий, выше не бывает. А вырос дядя Гоша таким высоким, когда уехал в город. Там народу много, тесно, дома высокие. Вот он ввысь и пошёл, — с усмешкой ответил отец, продолжая хлопотать по домашним делам.
Кирюшка уже знал, что в городе большие каменные дома высотой с сосну. Там ездят среди домов маленькие поезда по рельсам и зовут их трамваями. Но чтобы народу было много и тесно, как в вагон-клубе, который приезжал раз в полгода на их полустанок показать кино, — не знал и сильно удивился.
— Чего ж это люди в город едут, раз там тесно? Живи здесь, вон сколько места…
С такими мыслями пролетел незаметно этот и весь следующий день. Рано утром Кирюшка, дождавшись, когда отец придет с ночного дежурства, сразу бросился к нему:
— Папа, пойдём за ёлкой! Две ночи прошли.
Отец, устало улыбнувшись, погладил сына по вихрастой голове:
— Пойдём, пойдём, Кирюша. Сейчас поем и пойдём.
Пока отец ел наваристые щи большой деревянной ложкой и потом пил неспешно горячий чай из блюдца, Кирюшка вместе с котом Сенькой вертелись около его ног.
— А ты, Кирюшка, поел? — спросил отец, давая корочку хлеба, смоченную в щах, коту.
— Ел, ел, мама, когда на работу уходила, покормила меня.
— Ну хорошо, иди одевайся потеплей и жди меня. Я сейчас соберусь да топор возьму.
Ещё через полчаса они оба, одетые в тёплые полушубки и ватные штаны, в валенках на широких самодельных лыжах, утопая в высоком снегу почти по пояс, медленно брели по зимнему лесу. Застывшая сказка окружила их. Ничто не нарушало тишину этого сказочного царства. Лишь резкая барабанная дробь дятла напоминала людям, что лес не сказочный, а живой. Только притаился на время — переждать суровую зиму.
Вскоре отец с сыном, запыхавшиеся и усталые, подошли к опушке леса, на которой рос молодой ельник.
— Ну вот и дошли, — сказал отец, отирая вспотевшее лицо носовым платком. — Да и ты, Кирюшка, смотрю, вскипел, как чайник, пар от тебя так и валит, — пошутил отец, отирая лицо сына.
— Жарко что-то, — ответил Кирюшка, хватая снег и поднося его ко рту.
— Нельзя, Кирюшка, снег есть, ангину схватишь. Потерпи, само пройдет.
Кирюшка все же украдкой лизнул холодный снежок, и ему сразу стало лучше.
— А где же мои ёлки зелёные? — стал размышлять вслух отец. — Не вижу. Осенью знал, а сейчас снегом всех занесло. Поди разберись. Ты, Кирюшка, здесь постой, а я пойду поищу двух сестричек-ёлочек.
И он шагнул в сторону ельника, сбивая лыжной бамбуковой палкой снег с деревьев. Кирюша ждать не стал, а пошёл по следам отца. Вскоре послышался и его голос.
— Иди, Кирюша, сюда! Нашёл наших сестричек.
Кирюшка заспешил и упал в глубокий снег, который накрыл его вместе с шапкой. Пока выбирался и тихо брёл к отцу, тот, уже срубив ёлку, шёл навстречу, держа её на плече.
— Папа, папа! — закричал со слезами в голосе Кирюшка. — Хочу посмотреть, как они росли вместе.
— Ну-ну, не шуми, тут рядом, пойдём, покажу.
Отец развернулся и пошёл обратно.
На небольшой полянке росла пушистая-пушистая ёлочка, метра два высотой, а рядом стоял пенёк от срубленной ёлки. Отец приставил срубленную ёлку к пеньку и, подойдя к Кирюшке, показал:
— Вот так они и росли вместе. Видишь: одна мешает другой. А теперь мы одну срубили и заберём с собой. А эта останется, ей, видишь, места больше будет. И она ввысь и вширь расти будет, понял?
Кирюшка кивнул головой. Но все равно ему было жаль срубленную ёлку, и всю дорогу обратно он молчал, что-то обдумывая про себя.
Когда стали устанавливать ёлку в доме, Кирюша упросил отца не прибивать её в деревянном кресте, лежащем на полу, а поставить ёлочку в банку с водой.
— Может она так жить будет, — сказал Кирюшка.
Отец не стал спорить. Перевернул табуретку вверх ножками, поставил трёхлитровую банку с водой на дно и туда же опустил ствол ёлочки, привязав её к ножкам табуретки.
Мать завернула табурет белоснежной накрахмаленной занавеской от окна. Получилась очень красивая снежная горка, из которой росла ярко-зелёная пушистая ёлочка.
Ознакомительная версия.
