– Значит, Элси, ты все-таки решила вернуться через два дня. Как же так? Почему вы не остались на неделю? Ты, мне кажется, бледна. Не слишком ли много веселилась? Расскажи-ка нам все о поездке.
Элси посмотрела на папу, папа посмотрел на Элси. Глаза у папы чуть-чуть поблескивали, но в остальном он был совершенно невозмутим. Элси заговорила, потом засмеялась, потом заплакала, и данное объяснение прозвучало как единый взрыв слов, смеха и слез.
– О, папа, это было ужасно! То есть миссис Уоррет была очень добра, но такая толстая; и ах, какая свинья! Я никогда не видела такой свиньи. И тот ужасный диван был такой скользкий, что я свалилась пять раз и один раз очень сильно ушиблась. И у нас была кровать с периной, и я так скучала по дому, что весь вечер проплакала.
– Я думаю, это было очень приятно для миссис Уоррет, – вставил папа.
– О, нет – она об этом не знала. Она спала и храпела так, что никто ничего не слышал. А мухи! Какие мухи, Кейти! И комары, и наше окно закрывалось, пока я не вставила гвоздь. Я так рада, что вернулась домой! Я никогда больше не захочу поехать в деревню, никогда, никогда! Ах, что было бы, если бы Александр не приехал!.. Кловер, над чем ты смеешься? И ты, Дорри… Это так жестоко. – И Элси, подбежав к Кейти, спрятала лицо у нее на груди и заплакала.
– Не обращай внимания, дорогая, они не хотели тебя обидеть. Папа, у нее очень горячие руки. Нужно дать ей что-нибудь на ночь. – Голос Кейти чуть дрогнул, но она не хотела обидеть Элси, показав, что ей тоже смешно.
Папа действительно решил дать Элси «что-нибудь», перед тем как она пошла спать, – очень умеренную дозу, как я полагаю, так как докторские дочки обычно не принимают лекарств, – и на следующий день ей было гораздо лучше. По мере того как становились известны подробности приключений на Плоском Холме, семья смеялась все больше и больше, пока не стало казаться, что насмешки никогда не кончатся. Фил обычно изображал свинью, с торжеством стоящую на задних ногах и тыкающую Элси рылом в затылок, и много-много раз фраза: «Это кончится тем же, чем и твой визит на Плоский Холм» – оказывалась полезной и отрезвляющей, когда Элси была упряма и настаивала на каком-нибудь плане, на минуту показавшемся ей замечательным. Одно из положительных последствий наших детских ошибок в том, что каждая из них чему-нибудь учит нас, и так, ошибаясь, мы становимся все умнее, пока не придет время и мы не окажемся готовы к тому, чтобы занять свое место среди удивительных взрослых людей, которые никогда не совершают ошибок.
Глава 2
Новый год и новые планы
Когда лето медлит уходить и продолжается в октябре, часто кажется, что зима, словно желая увидеть его, немножко спешит, и в результате люди остаются без осени. Так было и в тот год. Едва лишь перестало быть жарко, как стало холодно. Листья, вместо того чтобы медленно гаснуть мягкими красками увядания, как облака на закате, стали желтыми за один день, а ветер унес их все за одну бурную ночь, оставив деревья голыми и унылыми. Пришел День благодарения[4]; а не успел еще окончательно выветриться из дома запах жареной индейки, как настало время вешать чулки у камина и наряжать рождественскую елочку. В тот год в доме доктора Карра была большая елка в честь того, что Кейти поправилась и спустилась вниз из своей комнаты. Сиси, которую осенью отдали в пансион, на Рождество вернулась домой; и все было замечательно, если не считать того, что дни летели слишком быстро. Кловер очень удивлялась тому, что в жизни стало вдруг гораздо меньше времени, чем обычно. Она не могла понять, куда же оно девалось – ведь прежде его было так много. Кловер была почти уверена, что виноват Дорри, – он, должно быть, починил все часы в доме кое-как, и оттого они били так часто.
Однажды, вскоре после Нового года, доктор Карр вошел в комнату с распечатанным письмом в руке и сказал:
– Мистер и миссис Пейдж едут к нам в гости.
– Мистер и миссис Пейдж? – удивилась Кейти. – Кто это, папа? Я их когда-нибудь видела?
– Да, один раз, когда тебе было четыре года, а Элси тогда была младенцем. Конечно, ты не можешь их помнить.
– Но кто они такие, папа?
– Миссис Пейдж – троюродная сестра вашей мамы. Одно время она жила в семье вашего дедушки и была как родная сестра маме и дяде Чарльзу. Я не видел ее уже довольно много лет. Мистер Пейдж работает инженером на железной дороге. Он едет по делам в наши края и вместе с женой остановится у нас на несколько дней. Миссис Пейдж – твоя тетя Оливия – пишет, что сгорает от желания увидеть всех вас, детей. Постарайся принять их как можно лучше, Кейти.
– Конечно, постараюсь. В какой день они приезжают?
– В четверг, нет, в пятницу, – ответил доктор Карр, заглянув в письмо. – Вечером в пятницу, в половине седьмого. Закажи ужин посытнее, Кейти, на тот вечер. Они будут голодны после путешествия.
Следующие два дня Кейти трудилась не покладая рук. И раз двадцать, по меньшей мере, заходила она в Голубую комнату, чтобы удостовериться, что ни о чем не забыла, и повторяла, словно затверженный урок: «Банные полотенца, полотенца для рук, спички, мыло, свечи, одеколон, запасное одеяло, чернила». В пятницу после обеда в спальне для гостей был разведен небольшой уютный огонь, а другой, яркий и красивый, – в гостиной, которая выглядела очень привлекательно с зажженной лампой и цветами Кловер – геранью и китайскими розами – на окне. Чтобы накрыть стол, достали лучшее столовое белье и розово-белый фарфоровый сервиз. Булочки у Дебби получились очень воздушные. Яблочное повидло вышло из формы чистым и ровным, а заливное из курицы выглядело очень аппетитно с большим венком петрушки. Был к ужину и тушеный картофель, и, конечно же, устрицы. Принимая гостей, жители Бернета всегда подавали к ужину устриц, которые считались особым лакомством, так как были довольно дороги и не всегда можно было их достать. Бернет лежал за тысячи миль от моря, поэтому устрицы там бывали только консервированные. Консервные банки придавали им удивительный привкус – жести или, быть может, оловянного припоя. Но так или иначе, а жители Бернета очень любили таких устриц и даже уверяли, что консервные банки значительно улучшают вкус устриц по сравнению с тем, какой они имеют на родных им морских берегах.
Все, казалось, было как нельзя лучше, когда Кейти стояла в столовой, в последний раз обозревая результаты своих приготовлений к приему гостей. Она ожидала, что папа останется доволен, и надеялась, что мамина кузина найдет ее, Кейти, хорошей хозяйкой.
– Я не хочу надевать другую курточку, – заявил Фил, просунув голову в дверь. – Это непременно нужно? Эта куртка тоже хорошая.
– Дай-ка я взгляну, – сказала Кейти, осторожно поворачивая его. – Да, она вполне хорошая, но все же я предпочла бы, чтобы ты надел другую, если ты не очень возражаешь. Ты же знаешь, мы хотим, чтобы все сегодня было как можно лучше, потому что это папины гости, а это так редко бывает.
– Только одно маленькое пятнышко – подумаешь! – сказал Фил довольно мрачно, послюнив палец и пытаясь оттереть липкое пятно на рукаве. – Ты действительно думаешь, что лучше переодеться? Ну, тогда я переоденусь.
– Умница, – сказала Кейти, целуя его. – Только поторопись, гости будут с минуты на минуту. И пожалуйста, поторопи Дорри. Он так давно ушел наверх.
– Дорри – ужасный франт, – заметил Фил доверительно. – Он смотрится в зеркало и корчит рожи, если пробор не получается прямой. Я не стану столько возиться с моей одеждой. Это только девчонки возятся. Джим Слэк говорит, что из мальчишки, который помадит волосы, никогда не выйдет президента, проживи он хоть тысячу лет.
– Что ж, – сказала Кейти со смехом, – быть чистым – это само по себе уже чего-то стоит, даже если не сможешь стать президентом. – Ее совсем не встревожила недавняя перемена во вкусах Дорри в пользу украшения собственной особы. Довольно скоро он спустился вниз, безупречно опрятный, в своем лучшем костюме, и попросил Кейти завязать ему под воротник голубую ленту, что она сделала весьма любезно, хотя он и был очень привередлив в том, что касалось размера банта и длины концов, и заставил ее не один раз снова развязать и завязать ленту. Кейти как раз сумела завязать бант так, чтобы угодить брату, когда у дома остановился экипаж.
– Вот и они! – воскликнула Кейти. – Беги открой дверь, Дорри.
Дорри побежал, Кейти последовала за ним. В передней они увидели папу, вводившего в дом высокого мужчину и даму, которая не была высокой, но казалась такой благодаря своему римскому носу, длинной шее, а также отпечатку вкуса и мод на всей ее внешности. Кейти пришлось наклониться, чтобы дать себя поцеловать, но, даже несмотря на это, она чувствовала себя маленькой, слишком юной и неразвитой, пока мамина кузина снова и снова разглядывала ее со всех сторон.
– Послушай, Филип, – сказала миссис Пейдж доктор Карру, – неужели эта высокая девушка – твоя дочь? Боже мой, как летит время! А я-то представляла себе тех же малышей, которых видела, когда была здесь в прошлый раз. А эта большая особа – неужели Элси? Та малютка? Быть не может! Я не могу этого постичь. Право же, я никак не могу этого постичь.
