— Стыкнемся еще, а?
— Некогда. — Герка надел варежки, пошел на улицу. — Видишь, еще сколько льда скалывать? Да, к Лене пойдешь — привет передавай.
Показался «подкидыш» — трамвайчик в одни вагон. На этом трамвайчике вожатой работала мать Жорика Коркина. И хотя до школы было две остановки, все равно Жорик ездил на трамвае, и, когда проносился мимо дома, где жили Герка и Володя, сам жал на педаль и звенел что было силы. Вот его довольная очкастая физиономия торчит. Володя махнул ему рукой и пошел медленнее, ожидая, когда трамвай промчит мимо, — как правило, на этом же «подкидыше» ездил в школу и Рыбин. Только не в трамвае, а на заднем буфере, или, как он говорил, «на колбасе». Ишь, стоит и не держится руками.
— Во-олк! — закричал Рыбин. — Привет другу зверей.
— Подвези портфельчик, — отозвался Володя.
— Швыряй!
Сдвинув на затылок кожаный, на меху, летчицкий шлем, подарок отца, Володя перебежал улицу и вышел к Неве. Река была еще скована толстым льдом. В одном месте краснолицые мужчины выпиливали огромными пилами метровые ледяные кубы, и они на изломах отливали ослепительно сине-зеленым цветом, таким прозрачным и глубоким, будто и не лед это вовсе, а гигантские кристаллы каких-то драгоценных камней. А вблизи стрелки Фондовой биржи маячила на льду реки черная фигура. Это был известный на весь Ленинград рыболов дядя Коля-капитан. Он был частью и плотью этой реки, набережной и вообще города. Зимой — на льду, всю весну, лето и осень — на набережной. Напротив входа в университет у него было особенное, необыкновенно уловистое окуневое местечко. Каких он там окуней выуживал! Свое место на набережной дядя Коля определял при помощи специального морского инструмента — секстанта. Жорик убеждал Володю, что просто у дяди Коли есть особая метка на гранитном парапете. Так это или нет, но рыболов с секстантом в руках приводил зевак в восторг.
— Волк!
Володя обернулся. Жека Вербицкий догонял его. Жека — друг на всю жизнь. В первом классе они познакомились, до прошлого года за одной партой сидели. А Лена сидела с Ирой Неустроевой, а потом Лена говорит: «Вов, давай я к тебе сяду? Ира просит, чтобы Жека — к ней…» Вот такие дела…
— Привет! — сказал Володя. — А у меня отец возвращается.
— Да ну?! Вот здорово. А где он пропадал?
— Дела, дела, — уклончиво ответил Володя.
— А мой батя на своем «Тайфуне» где-то в Индийском океане, — вздохнул Жека, — А мать опять в экспедицию собирается…
Все в классе знали, что месяц назад отец Жеки, капитан дальнего плавания, отправился в тяжелейший рейс: из Ленинграда в Австралию за какими-то грузами, а оттуда — во Владивосток. А мать Жеки — геолог. И лишь весна — уезжает она в тайгу, на поиск нефти. И случается, что месяц-два, а то и больше, Жека живет один… Самостоятельный мужчина. Правда, тетка-библиотекарша у него есть в Ленинграде, вроде присматривает за ним. Но все же…
Жека был старше Володи, шире в плечах, крепче. Кепка мохнатая, заграничная, на самые брови надвинута; глаза Жеки глядят всем в лицо смело, потому что никого он не боится. Даже Герку. Жека — спортсмен, в секцию бокса уже три года ходит. А за спиной у Жеки ранец из нерпичьей шкуры. В ранце карты морские, фотографии знаменитых кораблей и капитанов. Однажды Жека флаг морской, самый настоящий, принес. Темно-синий. А посредине — белый прямоугольник. Флаг отплытия — лысым называют еще этот флаг. Перед самым отходом судна в рейс поднимают его на мачте.
Вот и школа. Здание было старым, когда-то в нем размещалась гимназия. Говорят, что во время Революции здесь засели юнкера, и красногвардейцы их из пулеметов обстреливали. Это, наверно, было именно так, потому что Герка однажды выковырнул из стены застрявшую в штукатурке пулю.
— День-то, Адмирал?
— Ха-арош, Волк. Паруса бы поднять и… Прибавим обороты, Волк, — сказал Жека. — Гляди, Динамит. Химия у нас завтра?
— Ага… Доброе утро, Василий Петрович!
— Что? — рассеянно спросил химик, взглянув в их сторону затуманенными глазами. — Ах да, да…
Жека и Володя поглядели ему вслед. Все в школе любили чудаковатого учителя, вечно увлеченного невероятными идеями и страстного изобретателя. Химик руководил кружком «Умелые руки», и всю прошлую зиму кружковцы строили аэросани. Когда сани были готовы, снег сошел. Чтобы не ждать зимы, Василий Петрович предложил построить мощный глиссер. И построили! К сожалению, испытать его не успели, потому что Нева уже покрылась льдом. Теперь кружковцы сооружали гидроплан. Но главной страстью Василия Петровича было изобретение взрывчатых веществ, и редко какое лабораторное занятие обходилось без взрывов.
Его не зря прозвали «Динамитом»: он был взрывчатым, как динамит. Попробуй не выучи урок! Тихий и спокойный учитель начинал медленно бледнеть, и на его лице четко выступали синие пятнышки: следы пороха, память о первых, еще детских опытах. И вдруг в нем все вскипало. Василий Петрович начинал топать ногами и кричать на весь класс: «Как?! Вы не выучили урок? Не понимаю, не могу понять! Все, что окружает нас, весь мир, вся атмосфера, мы с вами — все это химия! Надо знать химию. Садитесь. Плохо. Очень плохо! С минусом!»
Однажды Василий Петрович поставил в один день две уникальные отметки: одну — «отлично с плюсом» — Рыбину за то, что тот сам придумал новый взрыв; вторую — «очень плохо с двумя минусами» — Рогову. Герка этим очень гордился: он был единственным человеком не только в Ленинграде, но и в стране с такой отметкой…
— Эй, Адмирал, Волк! — послышался за спинами мальчишек голос Боброва. Вместе с ним шел и Рыбин, оба — первейшие приятели Герки Рогова. — Сбавьте обороты.
Володя и Жека остановились. Шурик будто катился. У него была круглая, с маленькими ушами голова, курносый нос, круглый рот — будто Шурик все время произносил букву «о». И маленькие глазки. Шурик всегда хитрил, чтобы спастись от двойки.
— Сегодня будет большая игра в «перышки», — сказал Шурик, — Волк, как ты? Придешь? Ведь хотел отыграться…
— Жулик ты. Перья у тебя какие-то особенные.
— Я — жулик, да? — заволновался Шурик. — Тренироваться надо.
— Это точно. Главное во всем — тренировка! Вот, к примеру, «маялка», — нетерпеливо сказал Рыбин и резким угловатым движением вынул из кармана кусочек меха с пришитой к нему свинцовой бляшкой. — Глядите, какую сделал.
Коля Рыбин был весь угловатый: лицо с выступающими скулами и острым взглядом, острые колени, острые локти.
— Ребята, погодите минутку.
Все четверо обернулись: их звала Зоя Александровна — старшая пионервожатая школы. Рыбин и Бобров были у нее «на особом учете». Рыбина множество раз обсуждали на пионерских сборах за изготовление взрывпакетов и увлечение запрещенной в школе «маялкой», а Шурика — за игру в «перышки», игру явно не пионерскую.
— Какое небо, мальчишки. — Зоя поглядела на небо. — Какое небо!
— Летная погода! — дружно воскликнули все.
— Да-да, летная! Не забыли, что в воскресенье лыжный марш-бросок на десять километров? Готовьтесь! И все как один…
Смуглая, с чернущими, как вар, глазами, быстрая, Зоя минуты не могла постоять спокойно: ей бы мчаться на лыжах, выбрасываться из самолета с парашютом! Парашют — пожалуй, главное в жизни Зои. Она уже множество раз прыгала, однажды сломала ногу и рассказывала: «Два месяца, пока поправлялась, были самыми ужасными в моей жизни — ни одного прыжка с парашютом!»
— Так в прошлое ж воскресенье «бросались», — сказал Володя.
— Ну и что же? Вот и хорошо! Враг не дремлет, мальчишки. И мы все должны быть стрелками, лыжниками…
— Если завтра война, если завтра в похо-од! — пропел Рыбин. — Сапером стану, Зоя Александровна. А саперам зачем бегать? Заложил мину: б-бам! И порядок.
— Сапером? Это хорошо, это дело… А ты, Бобров, перевоспитывайся. Азартные игры — опасный порок.
— Приложу все силы, — пообещал Шурик и помчался, как-то смешно выворачивая ступни.
Мальчишки прибавили шагу. Быстро взбежав на третий этаж, вошли в свой седьмой «б» класс. Конечно же, все девчонки уже в сборе, кроме Инны Кочкиной, вечно опаздывает, и Лены. И мальчишки уже почти все в классе. Вот и Коркин — добродушный малый, председатель классного совета отряда, избранный на эту должность почти единогласно за то, что давал всем сдувать задачки и умел сочинять стихи. А Валька Сычев, известный ябеда и подхалим, моргая выпуклыми птичьими глазами, что-то быстро писал, прикрывая листок бумаги рукой.
— Привет, мучители учителей! — сказал Жека.
— Привет, Адмирал, — отозвалась Ира Неустроева, самая красивая девчонка в классе, и покраснела. — Как дела?
Все знали, что она влюблена в Жеку, а тот внимания на нее не обращает. «Моряк должен быть вольным, как птица… — как-то сказал Жека своему другу. — Ничто не должно его держать на суше, Волк». Но все же сидел с Иркой за одной партой…
